Белая пыль - Тимур Александрович Темников

вздорный старик, я же говорю, что вам волноваться нельзя. А вы опять за свое.

Сергей посмотрел по сторонам и обреченно вздохнул, словно человек, который знает, что пора платить по счетам, но ужасно этого не хочет.

— В тот день, когда вы встречались со своими старшими товарищами, — начал он, — мне назначил встречу Иван. Он хотел встретиться лично со мной без вас. Ну, я и пошел. А он сказал, что ФСБ просит помощи. Вы же понимаете, я не мог ему отказать? Они эту всю операцию придумали, чтобы сразу две стороны нагнуть — и своих крыс, и чужих козлов. Мне Иван сказал, что вы у тех крыс в долгу, потому можете быть с ними заодно. Просил в курс дела излишне не вводить.

Егор Ильич понимающе кивнул.

— А вы же мне сказали, что встречались со Светой и у вас все плохо. Я помню.

Сергей скривился, как от неудачной шутки.

— Да все нормально у нас со Светкой. Она на развод подала со своим мужем. И вообще, три дня назад я подхватил вашу тему. Это же вы меня спросили, про «все ли в порядке со Светланой». Ну а как мне было подавить свое беспокойство? Вот и поддержал вас. На самом деле Света с сыном скоро переедут жить к нам в дом, — пояснил Сергей. — Вас же это не смутит, Егор Ильич?

— Ой, Сережа, скажите им, что мне нужно еще обезболивающее сделать, — прошептал старик и кивнул в сторону медицинской бригады.

Пока медсестра в синей униформе делала свое дело, Сергей продолжал говорить, но уже сменил тему.

— В общем, эта секта владела наркотрафиком на большой территории страны. Не знаю, за что пристрелили Семена, наверное, не справлялся с потоком. Но эти ребята, которые фээсбэшники, работали внутри секты и направляли главаря, в смысле пахана, ну в смысле «дона Корлеоне», я не знаю, как там все называлось, — размахивая руками, говорил Сергей. — В общем, они использовали вслепую не только нас, но и эту женщину, Настю, семеновскую жену, для того чтобы выявить своих педерастов, в плохом смысле этого слова, и не дать другим отморозкам уйти от правосудия.

— Значит, когда Иван держал пистолет у вашей головы, Сережа, это был розыгрыш? — спросил Егор Ильич, заплетающимся языком.

Детектив потер кончик носа.

— Егор Ильич, ну… — замялся он, — я вам всегда верил. Но вы же знаете этих говнюков, которые государство защищают. Им же не важен человек. Для них главное — расширение границ собственной компетенции.

Санитар поставил носилки на ложе, чтобы продвинуть их внутрь машины.

— Ой, Сережа, не до конца я все понимаю, особенно про компетенции, — прокричал Егор Ильич, въезжая в карету «Скорой», — но обещайте, что вы мне все объясните подробно.

— Конечно, напарник! — крикнул Сергей и помахал рукой.

Сам подумал: «Кто бы мне подробно объяснил? Придется старика завтра вместе с Петровичем навещать. Этот точно найдет чего добавить».

Эпилог

Север Доминиканы совсем не подходит для ленивого отдыха. Сюда все больше съезжались экстремалы, чтобы погонять на досках по гребню волны, попить настоящего доминиканского рома, оттянуться на многочисленных ночных тусовках с местными феями или полетать за ветром на маломощных мотоциклах, которые здесь можно было купить за сущие копейки, а потом просто оставить, а может, обменять у аборигенов на какую-нибудь услугу.

Но в целом жизнь под палящим солнцем протекала неспешно, под лозунгом «Все, что не срочно, нужно отложить на потом». По-испански это звучало «маньяна». То есть завтра. «Завтра» было волшебным заклинанием в банках, магазинах, службах доставки, среди продавцов и покупателей, местных и туристов, на территориях трущоб и в дорогих отельных зонах.

Народа на пляже в тот день было мало. Впрочем, как и в любой другой будний день. Туристы, приходя к океану, сразу расчехляли свои доски, кайты и парафойлы, надевали экипировку и уходили в море. А местные жители делали вид, что трудятся не покладая рук, сидя под кондиционерами в полупустых магазинах, многочисленных лавочках и маленьких офисах.

Одиноко стоявшие три лежака под зонтами выглядели белым пятном на песке, неожиданно разбавляя привычный набор красок из зелени пальм, синевы моря и разной степени желтизны того самого оксида кремния.

Нежа строила песочный дом. Большой и грузный Самсон лежал без очков, зажмурив глаза. Под левым был легкий отек зеленоватого цвета пятидневного фингала. Настя влепила ему с размаха в глаз. Прямо в аэропорту, куда Самсон приехал ее встретить. Он стоял радостный, широко раскинув руки, улыбался и ожидал объятий и поцелуев… И получил.

Потом еще дня три Настя с мужем не разговаривала. Самсон чувствовал, что виноват, и терпел. Наконец не выдержал:

— Ну разве было бы лучше, чтобы меня правда без башки оставили? — спросил он свою супругу и скривился, как мальчишка, который разбил любимую мамину вазу.

— Как ты мог? — закричала она в ответ. — Нас ведь могли убить, ты это понимаешь?

— Ну… — мялся он, — Ваня обещал, что ни один волос с твоей головы не упадет. На меня готовилось покушение. Тянуть было нельзя. А в морге подходящий труп попался. Сама пойми, представилась редкая возможность выдать меня за мертвого. Если бы ею не воспользовались, было бы сложнее…

— Редкая возможность? — переспросила Настя. — Труп? Ты называешь это — сложно? Ты идиот?

Самсон опустил глаза.

— Ну Ваня сказал, что еще сложно татуировку на мертвом теле рисовать. Она ведь не настоящая была. Он боялся, что ты поймешь.

— А меня нельзя было в известность поставить? Объяснить? Я бы притворилась.

Самсон прищурил глаз, посмотрел на Настю с сомнением.

— Не, — сказал он, цокнув языком, — ты не умеешь притворяться. Ты если любишь — так любишь, злишься — так злишься. Ты слишком настоящая.

Сейчас, лежа рядом с мужем на втором лежаке, Настя вспоминала тот разговор.

— А ты, значит, умеешь притворяться? — то ли спросила, то ли предъявила она Самсону претензии.

Самсон, очнувшись от дремы, вздрогнул и повернулся к жене.

— Заинька моя, ну такой я у тебя. Взрослый еврейский мальчик.

Настя фыркнула и посмотрела в металлическую сердцевину белого солнцезащитного зонта над головой.

— И давно ты работаешь с ФСБ?

Самсон улыбнулся.

— Еще с КГБ начал. Тем летом, когда за подводной лодкой приехал, помнишь?

Настя едва заметно кивнула.

— Вот тогда они меня и завербовали. А мне ничего не оставалось, как согласиться. За это они меня спасли от американского правосудия. Правда, потом долго не беспокоили. Я у них вроде спящего агента был. Жил сам по себе. Ни они мной не интересовались, ни я ими.

— А у