Русская эсхатология: история общественной мысли России в фокусе апокалиптики - Сергей Иванович Реснянский

развития во всех сферах, которые были невозможны прежде. Крайней позицией среди оптимистов является взгляд, сообразно с которым перед человечеством открывается реальная перспектива кибернетического коммунизма.

Наконец, скептики считают, что технологические перспективы как развития искусственного интеллекта, так и его последствий сильно преувеличены. Среди них распространена точка зрения, что создание искусственного интеллекта вообще невозможно, так как интеллект есть имманентная характеристика человека, а не машины.

Тема угроз для человека от созданного им же искусственного антропоморфного существа имеет давнюю историю. Искусственный человек становится в этой сюжетной линии субъектом зла.

Такой сюжет представляет, в частности, русская народная сказка «Глиняный парень». В ней созданное гончаром глиняное существо пожирает своего создателя, а затем – и всех попадающихся на его пути. Бесчинство продолжается до того момента, пока коза-робоза не пробила глиняному парню рогами живот. Сказка «Глиняный парень» была одним из самых распространенных сказочных сюжетов в Заонежье и имеется в различных записях[433]. Аналог русской сказки обнаруживается и у других народов – французов, венгров, чехов.

Идея выведения искусственного человека, гомункула, составляла одну из центральных тем алхимической эзотерики. Существо наделялось качествами явно демонической природы и предполагало при создании элементы контринициации. Оно вскармливалось человеческой кровью.

Предания, распространенные в среде алхимиков, приписывали создание гомункула знаменитому испанскому врачу Арнольду де Вилланова, жившему в XIII–XIV веках. Уже в XVI столетии рецепт выведения гомункула был написан Парацельсом. Согласно распространенным поверьям, для создания искусственного человека требовалось заключить конкордат с Сатаной.

Проект «гомункул» представлял органическую версию создания антропоморфного существа – другую проектную линию, чем создание искусственного интеллекта, но он отражал общую рефлексию безнравственности созданного неестественным образом существа. В средневековой традиции осуждались с ортодоксальных позиций сами попытки создать антропоморфное существо как грех уподобления Создателю, существующему лишь в единственном числе. Созданные без Бога существа оказывались монстрами, поскольку не имели человеческой души[434].

Создание искусственного человека, способного говорить, приписывалось Альберту Великому. Якобы машину Альберта Великого разбил посохом Фома Аквинский, что подразумевало небогоугодность человекоподобной конструкции.

Особую известность благодаря соответствующим литературным обработкам получила легенда о големе – создании пражского раввина Йехуды Лева. Голем был создан для защиты евреев от кровавого навета. Однако он вышел из подчинения и сам обрушился на евреев. Истукана удалось остановить, и ныне, согласно легенде, он находится на чердаке Пражской синагоги. Когда-нибудь он включится вновь, что станет отправной точкой развертки апокалипсического сюжета.

Голем стал нарицательным образом, используемым для обозначения бездуховного человека. Используется, в частности, аллегория големизации человечества как выражения современного кризиса духовности. К образу голема в мировой культуре апеллировали не только Густав Мейринк – вероятно, наиболее известная апелляция, – но и в разное время Амадей Гофман, Генрих Гейне, Томас Манн, Станислав Лем, Хорхе Луис Борхес, Умберто Эко, Виктор Пелевин[435].

Образ чудовища Франкенштейна был создан Мэри Шелли уже в XIX столетии, свидетельствуя о сохраняющемся интересе к теме и в Новое время. Роман «Франкенштейн, или Современный Прометей» вышел впервые анонимно в 1818 году. Сюжетная линия прежняя: созданное человеком искусственное антропоморфное существо оказывается чудовищем и приносит зло своему создателю. Проекцией рефлексии в будущем явилось требование монстра, чтобы Франкенштейн создал ему невесту, от союза с которой пойдет новая раса, которая заполнит землю и получит доминирование над человеком. Произведение Шелли станет уже в XX столетии основанием для различных экранизаций[436].

В XX веке восстание машин стало одним из наиболее популярных сюжетов мировой научной фантастики. Классическим произведением в генезисе темы явилась пьеса Карла Чапека «Россумские универсальные роботы» (1921). Собственно, слово «робот», производное от славянского «работа», именно благодаря пьесе Чапека и получило повсеместное распространение.

По сюжету роботы, созданные для облегчения жизни людей, восстали против них и истребили человечество. Чапеком пророчески поднималась тема появления защитников прав роботов, находящаяся сегодня уже в дискурсе философии права. Финал драмы чешского писателя, правда, оптимистический: любовь, возникшая между особями-роботами, открывает перспективу их очеловечивания. Рождаются новые Адам и Ева, на этот раз среди машин. Но как в пессимистической части геноцид людей, так и в оптимистической – очеловечивание роботов – Чапек обращается к фундаментальному вопросу о ценностях в применении к искусственному разуму[437].

Американские фильмы «Бунт роботов» (1984) и «Восстание машин» (2011) обозначают продолжающуюся дискурсивную линию. Машины выходят из-под контроля человека и становятся, как в фильме «Бунт роботов», орудием зла или, как в «Восстании машин», субъектом выражения собственных интересов, вступающих в противоречие с интересами человека. Вся эта дискурсивная линия шла в целом вокруг темы занятия искусственным разумом позиции зла в аксиологии человеческого существования.

Между тем тревожные аллюзии вызывают различные прецеденты действий роботов. Особый резонанс вызвало интервью с роботом Софией, пообещавшей в будущем уничтожить человечество. Во время другого интервью она заявила об установлении в дальнейшем доминирования роботов над человеческой расой. Между тем София в соответствии с духом постмодернистской эпохи приглашалась для выступления в ООН. Ей было предоставлено гражданство Саудовской Аравии. И это при том, что женщинам в саудитском государстве гражданство не предоставляется вовсе. Во всем этом, безусловно, есть и постмодернистский абсурдизм, есть, вероятно, и фейки, стремление раздуть сенсацию. Но есть также и реальные проблемы: 1) создание машины, выходящей из-под контроля человека и обращающейся против ее же создателя; 2) использование создателем сверхмощной машины во зло человечеству либо части человечества.

В создании робота Софии соучаствовали американцы и китайцы. Автором проекта стал американец Дэвид Хэнсон, разработавший оболочку модели по визуальному образцу британской актрисы Одри Хепберн. Непосредственным изготовителем конструкции явилась гонконгская компания Hanson Robotick. США и Китай и выступают сегодня основными акторами разработок в сфере создания искусственного интеллекта. И это лидерство определяется не только технологическими преимуществами, но и отсутствием ментальных сдерживателей.

Американская культура не знала в своем генезисе Средневековья, а соответственно, не знала и Возрождения. Она сразу началась с Нового времени. Как следствие, той антропоцентричной рефлексии, которая имела место в Европе, в ней не было. Американцы – утилитаристы, и приемлемость для них выражается критерием «это работает». Если робот работает лучше человека, человека следует заменить роботом. Рынок, как говорится, диктует.

Китайцы еще более утилитаристичны, чем американцы. Антропоцентричная доминанта в китайской цивилизации была выражена в гораздо меньшей степени, нежели в других цивилизационных типах. Соответственно, и символическая грань между роботом и человеком для восприятия китайцев менее критична, чем для кого бы то ни было, а ее преодоление не продуцирует рефлексии о дегуманизации.

Конечно, проще всего отмахнуться от всех подобных «страшилок», сказав, что это не более чем гуманитарные фантазии. Столь жесткого противостояния, как в России, «гуманитариев» и «технарей», «лириков»