Обман Розы (СИ) - Лакомка Ната

- Последний раз спрашиваю, - повторил он, призывая на помощь все свое терпение, - где Роза?

- Да что ты заладил про эту Розу! – она неожиданно вспылила. – Всего лишь скучная провинциальная девица! Или тебя так поразила ее девственность? Если хочешь знать, в театре, где она очень умело трясла своими прелестями, девицы умеют оставаться девицами, но это не мешает им доставлять удовольствие мужчинам.

- Замолчи, Розалин, - посоветовал Этьен. – Не смей говорить о ней своим поганым языком.

- А что мне молчать?! – она вскинула голову. – Это я – твоя жена! Я – графиня де ла Мар! А она – всего лишь фальшивка, жалкая моя копия! Она пришла из канавы, в канаву и вернулась!

- Нет, дорогая, - Этьен усмехнулся, - это небеса так надо мной подшутили – подсунули фальшивку – тебя! – до времени припрятав оригинал.

- Этьен! Что ты говоришь! – она бросилась ему на шею, заливаясь слезами. – Я не верю, что ты можешь быть так ко мне жесток.

Он с трудом оторвал ее от себя и тут же швырнул на пол вазу с цветами. Осколки фарфора разлетелись по всей комнате, и Розалин испуганно взвизгнула, прикрывая голову руками. Этот лживый жест рассмешил Этьена, и злость схлынула.

- Не ври, - сказал он ей, - я тебя пальцем никогда не тронул, хотя следовало бы свернуть тебе шею. И я страшно жалею, что тебе ее не свернули, когда ты болталась где-то с очередным кобелем.

Она смотрела на него, кусая губы, и если граф что-то понимал – не знала, как вести себя дальше. Раньше ей достаточно было подластиться, чтобы он простил ее, но теперь… Как можно купиться на сучку, после того, как встретил женщину?

- Я сегодня подал на развод, чтобы ты знала, - сказал он. – Его высочество в курсе истории, что ты провернула, и он пообещал, что доложит императору обо всем и убедит как можно скорее подписать мое прошение

- Не верю! – она так и впилась в него взглядом.

- Можешь спросить у него, - посоветовал Этьен. – Кстати, Роза вернула ему украденные тобой алмазы… Как же низко ты пала, Розалин! Ты же из благородной семьи, а опустилась до уровня обыкновенной воровки.

Она протестующее вскрикнула, но Этьен жестом приказал ей замолчать.

- До развода можешь жить здесь, - сказал он, - я перееду к родителям, видеть тебя не хочу.

- Этьен! – она снова заплакала. – Ты не можешь…

- Знаешь, где Роза? – спросил он, не обращая внимания на ее слезы.

- Если бы и знала, не сказала! – крикнула она ему в лицо.

- Если с ней что-нибудь случится по твоей милости… Прости, Розалин, но я за себя тогда не отвечаю.

- По моей милости?! – она уже орала в полный голос, сжимая кулаки. – Ищи ее в какой-нибудь подворотне, свою дорогую шлюшку! Ты тоже изменил мне! Ты тоже! И как бы там ни было, ты мой муж, Этьен де ла Мар! И я не отдам тебя этой…

- Замолчи, - сказал Этьен – тихо, но таким тоном, что Розалин и правда сразу замолчала, хлопая ресницами. – Скажешь еще поганое слово о ней, и мне придется дать тебе хорошую плюху, а я не хочу руки о тебя марать.

- Она такая же, как и я, - сказала Розалин упрямо, но на всякий случай отступила за кровать. – Ничем не лучше! Она обманщица!

- Нет, - Этьен задумчиво посмотрел на разбросанные розы, а потом перевел взгляд на жену: - Роза – обманутая, а ты – обманувшаяся. Потому что сейчас ничего не будет так, как ты хочешь.

Глава 32. Дом на побережье

- Если будешь хорошей девочкой, Рози, я расскажу тебе сказку, - моя няня безмятежно плела кружева, сидя в кресле, под тентом, на террасе с видом на море.

Сейчас моя нянюшка выглядела совсем хорошо, но иногда путалась во времени – ей казалось, что я все еще та маленькая девочка, которой она когда-то рассказывала сказки и пела забавные песенки, чтобы развлечь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я не разубеждала ее в заблуждении – если ей так проще, пусть считает меня маленькой. Я не пожелала оставлять ее в богодельне «Тихая ива», хотя условия там и в самом деле были хорошие. Няне лучше жить со мной, тем более что теперь мне не нужно было беспокоиться о хлебе насущном, а дом у моря – в любом случае приятнее и полезнее для здоровья души и тела. Наследство маэстро Рикарди позволило мне жить хотя без роскоши, но вполне безбедно.

Дом маэстро нуждался в ремонте, и я потратила несколько месяцев, чтобы привести все в порядок. Зато теперь здесь было уютно и… очень спокойно. В маленьком городке мы жили особняком, не нанося визитов, и общаясь с соседями лишь встречаясь на набережной. Я наняла сиделку для няни и горничную, а готовила сама, и с удовольствием справлялась с этой домашней работой, наслаждаясь отдыхом после бурной жизни в образе графини де ла Мар. Я не сменила имя и осталась Розой Дюваль, но когда обменивалась письмами с мадам Ботрейи, предпочитала подписываться именем няни, чтобы оборвать все связи со столицей.

Да, я уехала из столицы быстро и тайно, не встретившись с Этьеном, не написав ему ни строчки. Мадам Ботрейи, с которой я поделилась своими планами, полностью их одобрила и горячо меня поддержала:

- Вы столько сделали для графа, моя милочка, - сказала она очень твердо и с жаром, - что пора бы этому красавчику и самому что-то сделать.

Не хочу, чтобы он чувствовал себя чем-то мне обязанным, - говорила я, - не хочу быть втянутой в их очередной семейный скандал. Этьен должен сам разобраться с женой или… помириться с ней. А я… я подожду, но у меня своя жизнь.

От мадам я узнавала все новости, касающиеся семьи де ла Мар. Как и ожидалось, бракоразводный процесс оказался громким, скандальным и затянулся на полгода. Кое о чем я читала в газетах, и была удивлена, что на стороне Этьена выступали свидетелями, обличающими порочное поведение Розалин – принц и месье Боннар. Чаще всего газеты печатали фотографии Розалин – она была такая же яркая, красивая, и всегда позировала с трагическим выражением лица, жалуясь в интервью, что муж решил избавиться от нее, чтобы вести разгульный образ жизни. Иногда попадались и фотографии Этьена, и я ничего не могла с собой поделать – собирала газетные вырезки, складывая в альбом.

Он был все такой же - с огненным взглядом, упрямой морщинкой между бровей. И никакой улыбки. Я грустила без его улыбки и украдкой гладила его фотографии, будто пытаясь стереть это суровое напряжение с любимого лица. А потом быстро прятала газетные вырезки, стесняясь своей слабости.

Чаще всего о графе писали в связи с разводом, но попадались статьи и о корпорации «Деламар». Дела фабрики значительно улучшились, было поставлено на поток изготовление самоходных машин, и количество акционеров и покупателей все время увеличивалось. Когда в нашем городке впервые появилась самоходная машине – точная копия той, на которой я участвовала в ралли, это событие стало настоящим праздником. Счастливый владелец разъезжал по улицам с таким гордым видом, словно получил благодарность от самого императора, а счастливчики, которым было позволено прокатиться, взахлеб рассказывали об удобстве и скорости передвижения нового вида транспорта.

Лео Вандербильт был осужден за мошенничество и на три года выслан из столицы с запретом работы на финансовом поприще – об этом мадам Ботрейи сообщила мне на трех листах, в красках описывая, как осаждали дом бывшего председателя совета «Деламар» обманутые вкладчики, и как описывалось имущество осужденного, чтобы возместить ущерб от махинаций.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Об остальном я могла только догадываться. Я не знала, как Этьен отнесся к моему бегству - понял ли мои намерения, отправился ли искать утешения в объятиях Дельфины...

Было бы ложью сказать, что я не жалела о том, что бросилась от него, а не в его объятия. Но после минутной слабости все больше убеждалась, что поступила правильно. Человек – не машина. И его невозможно гнать без отдыха по пересеченной местности. Вот и я не могла больше преодолевать кочки и ямы. Личина Розалин, которую я носила столько времени, отняла у меня много сил. Я поняла что очень устала изображать других людей и едва обосновалась в доме на море, сразу написала маэстро Панчини, что больше не вернусь в театр. Больше я не хотела играть ничьих ролей. Я хотела быть собой. Я хотела чтобы мужчина, которого я полюбила, полюбил меня, а не свою фантазию которую он искал сначала в Розалин, потом в Дельфине, а потом во мне.