Вампирский Узел - С. Сомтоу

— Да, — ответил Пратна на его невысказанный вопрос. — У них обычай — поедать печень убитых врагов-Рев толпы сделался тише. Фрэнсис достал из-под рубашки свою половинку идола.

— Магия, — пробормотал он. — Настоящая магия. Не шаманские бутафорские штучки, какие у нас практикует Мьюриел, чтобы пудрить мозги дуракам, да, Майлс? Вот такая вот магия и призвала в наш мир то существо из теней.

— Которое вы теперь уничтожите, — сказал Майлс.

— Которое мы теперь уничтожим! — выкрикнул Фрэнсис на грани истерики. — Ты разве не с нами, прислужник… мальчик?!

— Стрейтон… Терренс…

— Это вообще ничто, — сказал Фрэнсис. — Я чувствую только восторг. Понимаешь, восторг.

«Лендровер» мчался вниз по склону.

Стивен видел, что Фрэнсису хорошо и комфортно в компании Богов Хаоса. С ними он себя чувствует защищенным. Он внимательно изучал своих спутников, когда лунный свет — иногда проникающий сквозь просветы в густой листве — падал на их разгоряченные лица. Он знал, что они сейчас чувствуют. Он их видел насквозь. Мьюриел, охваченная дикой безумной радостью. Пратна, который больше всего на свете любит играть с жизнями тех, кто его окружает, и наблюдать за своими манипуляциями, пряча улыбку — довольную, как у ребенка, который заснул в обнимку с любимым плюшевым мишкой. И Фрэнсис, который первым из всех подчинил себе Стивена…

Но теперь-то я освобожусь, подумал Стивен. Теперь они играют с огнем, и этот огонь их спалит, потому что он только мой. Только мой.

Он жадно вглядывался в их лица. Наверняка они должны чувствовать хоть какую-то вину. Но нет… они лишь упивались своим детским восторгом. И он один чувствовал груз их общей вины. Один — за всех.

Но скоро мы все сгорим. И искупим свою вину. Мы очистимся в пламени. Скоро… но сейчас я отдамся радости… Он закрыл глаза и отгородился от темного леса.

Брайен вошел в бархатную темноту. Там была широкая лестница с резной балюстрадой из красного дерева. Откуда-то издалека — музыка. Наверное, запись… чистый детский голос под перелив клавиш и легкую перкуссию. Брайен прислушался, замерев на мгновение.

Уже скоро закат. Я знаю. Это как в фильмах ужасов, я обречен. Это самоубийство.

Но он даже не попытался уйти.

Голос. Где-то наверху…

Выставив перед собой дешевенькое пластмассовое распятие, Брайен пошел вверх по лестнице. Ступени были покрыты мягким ковром, который глушил звуки шагов. На площадке Брайен остановился, чтобы рассмотреть книжный шкаф, изукрашенный причудливым резным узором в восточном стиле и выложенный перламутром… и тут его осенило. Он узнал этот голос. Он его слышал однажды, по телевизору, когда переключал наугад каналы. Тимми Валентайн. Брайен даже помнил его лицо: очень бледная кожа, густые темные волосы, огромные ясные глаза, полуулыбка — мрачная и обольстительная…

Так где же играет музыка? Он подергал пару дверей — заперто. Вот есть открытая… кладовка с постельным бельем. Еще одна дверь, крутая лестница вверх. Брайен не стал долго раздумывать — он пошел туда.

Тихий стук мягких лапок…

Он обернулся. Что там, в тенях на первом этаже, — кошка? Он еще крепче сжал крест. Пластмасса намокла от пота и стала липкой, худой изможденный Иисус из нержавеющей стали скользил на ладони.

Он поднялся наверх и увидел сплетение сумрачных коридоров. Бессчетные двери. Он открыл одну и увидел…

Море, запах свежих водорослей, соленый ветер в лицо…

Он быстро захлопнул дверь. Шум моря затих. Воспоминания, подумал он. Кусок моей памяти, извлеченный каким-то непостижимым образом и воплощенный вовне. Время застыло.

Он открыл еще одну дверь. Какая-то пыльная комната. В комнате — люди. Полупрозрачные призраки… его брат, небритый, расхристанный, пьяный… наклоняется над Лайзой… девочка сейчас закричит…

Он закрыл дверь, обрубая воспоминания. Он бы никогда ничего не узнал, если бы не вломился тогда в ту комнату…

Он свернул в другой коридор. Здесь было темнее. Теперь он вырвался из владения своих собственных воспоминаний. Человеческие руки — из стен. Ладони горят огнем. Кривые зеркала, как в комнате смеха. Он видел свои отражения, толстые, тонкие… потом он увидел себя стариком, гниющим заживо, в инвалидной коляске, его кожа сползала лохмотьями…

Налево. Еще раз налево.

— Лайза!

Ему ответило слабое эхо. Он пошел быстрее. Ему не хотелось смотреть на свои отражения. Еще несколько лестниц, затянутых паутиной. Тараканы ползут по стене.

Куда теперь?

Что-то легонько коснулось его плеча. Он оглянулся. Скелет на ниточках — идет за ним следом, передразнивает каждое его движение. Он побежал вверх по ближайшей лестнице, скользя на паутине. Скелет не отставал ни на шаг. Брайен развернулся и помахал крестом у него перед носом. Скелет повторил его жест. Брайен ткнул его кулаком в грудину. У него было стойкое ощущение, как будто его рука проходит сквозь живую плоть. Скелет заискрился, потом потускнел и растворился во тьме…

— Иллюзия! — сказал Брайен громко. — Это всего лишь иллюзия!

Он побежал быстрее, ступеньки у него под ногами скрипели в такт его бешеному сердцебиению…

Еще одна комната, открытый гроб… в гробу — бородатый мужчина в черной футболке. Его лицо, кажется, светится в полумраке. Брайен хватает кол, выточенный из рукоятки метлы, и нацеливает его в сердце, и бьет молотком… злобно, свирепо… бьет. Труп открывает глаза и обнажает клыки. Клыки влажно сверкают, из мертвого горла рвется сдавленный стон, в котором — ужас. Нечеловеческий стон. Изо рта хлещет кровь, обжигающе ледяная. Брайен кричит, когда она попадает ему на рубашку. От холода тоже бывают ожоги. Нежизнь покидает глаза мертвеца, и его кожа становится зеленоватой…

Еще двери… еще гробы. У него осталось всего семь, может быть, восемь кольев. Он быстро расправился с трансвеститом, который с видом притворной скромности лежал в розовом гробу. Трансвестит хныкал, как обиженный щенок, когда алая кровь текла у него изо рта и из раны в груди, заливая накрашенное лицо. Брайен засунул ему в рот распятие и головку чесноку.

— Лайза! Я иду к тебе, Лайза! — кричал он, дрожа как в лихорадке. Он прикончил уже шестерых вампиров. Руки болели от того, что он столько стучал молотком, но Лайзы по-прежнему нигде не было…

В окне — черное звездное небо.

Солнце село. Брайен понял, что лишился единственного преимущества…

И что теперь?

Он бежал по ветвящимся коридорам, выкрикивая ее имя. Горло саднило. Он был весь в крови. Столько крови… старой и липкой крови.

Ему под ноги падает труп. Судорожно дергается на полу. Старуха. Похоже, бомжиха их тех, кто побирается по помойкам при больших магазинах и ресторанах. Запах пива мешается с запахом старой немытой плоти. Труп пытается встать на ноги. Может быть, это его первая ночь, и он еще толком не знает, что ему делать. Брайен не стал дожидаться, чтобы выяснить, так это или нет. Он бьет старуху по лицу пластмассовым распятием… и мертвая плоть шипит в тех местах, где ее касается крест, и чернеет, и он выливает старухе в лицо целый бутылочек святой воды, и она начинает выть, и голос такой жалобный-жалобный — хриплый, надломленный.