Вся правда о неправде. Почему и как мы обманываем - Дэн Ариели

Затем мы решили немного видоизменить подход и воспользоваться так называемым «пивным индексом». Мы сели в барах и платили участникам одну четвертую часть цены пинты пива за каждую матрицу, которую те, по их словам, успешно решали (для того чтобы удостовериться в том, что наши участники были трезвыми, мы обращались с просьбой лишь к тем, кто только заходил в паб и еще не успевал сделать свой заказ).

Поскольку я вырос в Израиле, мне было особенно интересно понять, как оцениваются израильтяне (должен признаться, я искренне подозревал, что израильтяне мошенничают больше американцев). Однако, как оказалось, наши израильские участники мошенничали в матричных экспериментах точно так же, как американцы. Мы решили проверить, как поведут себя другие национальности. Ширли Вонг, одна из моих китайских коллег, была убеждена в том, что китайцы обманывают больше американцев. Однако китайцы показали примерно тот же уровень нечестности, что и израильтяне. Франческа Джино, итальянка, была уверена в том, что итальянцы мошенничают сильнее других. «Приезжай в Италию, и мы покажем тебе, что такое настоящее мошенничество», – как-то сказала она мне со своим непередаваемым акцентом. Однако результаты показали, что ошиблась и она. Одинаковые результаты были показаны и в Турции, и в Канаде, и в Великобритании. На самом деле представляется, что степень мошенничества примерно одинакова во всех странах (по крайней мере, в тех странах, которые нам удалось протестировать на данный момент).

Как же мы можем объяснить тот факт, что наши эксперименты не выявили никаких значительных отличий в уровне честности между различными нациями и культурами? Стоит помнить, что при этом внутри каждой страны можно найти множество людей с совершенно разной степенью честности. Каким образом мы можем провести параллель между отсутствием различий в наших результатах и вполне явными различиями в уровне коррупции в различных странах, культурах и на разных континентах? Я думаю, что верны обе точки зрения. Наши данные отражают важные, вполне реальные аспекты мошенничества, но то же самое показывают и культурные отличия. И вот почему.

Наш матричный тест существует вне какого-либо культурного контекста. Иными словами, он не интегрирован ни в какую социальную или культурную среду. Таким образом, он позволяет тестировать основную человеческую способность сохранять моральную гибкость и действовать в различных ситуациях так, чтобы после этого хорошо относиться к себе самому. С другой стороны, наша повседневная деятельность тесно вплетена в определенный и достаточно сложный культурный контекст. Этот культурный контекст может двояко влиять на степень нечестности: либо он выводит те или иные действия из области влияния морали, либо повышает размер фактора вранья так, что становится применимым к любой области жизни.

Возьмем, к примеру, списывание. В американских университетах к нему относятся очень серьезно, но в других культурах списывание рассматривается как своего рода партия в покер между студентами и преподавателями. В этой культуре негативно оценивается возможность быть пойманным на месте, а не сам по себе акт мошенничества. Аналогичным образом некоторые общества терпимо, нейтрально или даже с поощрением относятся к определенным типам мошенничества – уходу от налогов, внебрачным связям, незаконной закачке программных продуктов или проезду на красный свет на пустынной дороге.

Разумеется, нам предстоит еще многое узнать о влиянии культуры на мошенничество – как с точки зрения влияния общества, помогающего сдержать нечестность, так и с точки зрения социальных сил, позволяющих развиваться нечестности и коррупции.

Постскриптум. Должен отметить, что в ходе всех наших кросс-культурных экспериментов нам все же удалось выявить одно значимое отличие. В какой-то момент мы с Рашель Баркан провели эксперимент в баре города Вашингтон, где собираются многие сотрудники Конгресса. Аналогичный эксперимент мы провели в нью-йоркском баре, который часто посещают банкиры с Уолл-стрит. Именно тут мы и нашли определенные культурные отличия. Как вы думаете, кто мошенничал больше – политики или банкиры? Я был уверен, что это будут политики, но наши результаты показали обратное: банкиры мошенничали почти в два раза больше. (Однако перед тем, как вы снимете подозрения со своих знакомых политиков и приметесь подозревать своего банкира, примите во внимание, что мы тестировали молодых политиков – в основном клерков из Конгресса. Так что им еще есть куда расти и развиваться.)

Мошенничество и неверность

Разумеется, ни одна книга о мошенничестве не будет полной, если бы мы не сказали хотя бы пары слов о прелюбодеянии и множестве сложных ухищрений, с которыми связаны внебрачные связи. Ведь многие ставят знак равенства между мошенничеством и неверностью.

Неверность можно рассматривать как один из основных источников самого интересного развлечения в мире. Если бы такие знаменитые прелюбодеи наших дней, как Лиз Тейлор, принц Чарльз, Тайгер Вудс, Брэд Питт, Элиот Спитцер, Арнольд Шварценеггер и многие другие, не обманывали своих супругов, то многие таблоиды и другие развлекательные средства информации оказались бы на грани банкротства.

С точки зрения теории фактора вранья неверность представляет собой чуть ли не самую прототипическую иллюстрацию для всех характеристик нечестности, о которых мы говорим в этой книге. Для начала это побочный ребенок (или как минимум один из детей) поведения, которое никак не связано с анализом рисков и результатов. Я также подозреваю, что склонность к неверности во многом зависит от способности оправдать такое поведение в своих глазах. Незначительное действие (например, поцелуй) может со временем привести к более серьезным последствиям. На это может повлиять и нахождение вне привычного контекста (например, командировка или туристическая поездка), в котором социальные нормы не столь понятны. Многие творческие люди, такие как актеры, художники и политики (известные своей склонностью к неверности), с большей легкостью создают истории о том, почему подобное поведение нормально или даже желательно. Как и в случае других типов нечестности, на неверность часто влияют действия окружающих нас людей. Человек, у которого много друзей или у членов семьи которого были романы на стороне, наверняка подвергнется соответствующему влиянию. При всей сложности ситуации, массе нюансов и социальной важности вряд ли стоит удивляться, почему в этой книге нет главы о супружеской неверности и почему эта очаровательная тема ограничена всего одним абзацем. Я предпочитаю делать заключения, основанные на экспериментах и данных. Проведение экспериментов в области неверности маловероятно, а данные, в силу их природы, крайне сложно оценить. Это означает, что пока нам остается лишь гадать о том, что происходит в области человеческой неверности.