Упущенный шанс Сталина. Схватка за Европу: 1939-1941 годы - Михаил Иванович Мельтюхов

type="note">[500]. Начавшаяся в начале ноября антифинская кампания в прессе стала постепенно нарастать. 23 ноября Политуправление ЛВО разослало в войска директиву, в которой отмечалось, что «финляндское правительство, являясь игрушкой в руках английских империалистов, ведет линию на развязывание войны против СССР», отказалось заключить с ним договор, мобилизовало армию, ведет антисоветскую кампанию и занимается провокациями на границе. Получив независимость благодаря социалистической революции в России, Финляндия ныне использует ее «для нападения на СССР, превращая страну в плацдарм для антисоветских авантюр». Требовалось разъяснить личному составу, что «с провокаторами войны пора кончать», разоблачить ложь о стремлении СССР к советизации Финляндии, поскольку «мы идем не как завоеватели, а друзья финского народа. Красная Армия поддержит финский народ, который стоит за дружбу с Советским Союзом и хочет иметь свое финляндское подлинно народное правительство»[501].

26 ноября ТАСС сообщило, что в 15.45 финская артиллерия обстреляла советскую территорию у деревни Майнила на Карельском перешейке, в результате чего было убито 4 и ранено 9 советских военнослужащих[502]. До сих пор в историографии продолжается дискуссия относительно фактической стороны этих событий. Ныне официальную советскую версию, которая рассматривала этот инцидент как финскую провокацию, открыто поддерживают лишь отдельные авторы[503]. Некоторые исследователи не определяют своей позиции, ограничиваясь лишь пересказом событий[504], другие осторожно предполагают, что этот инцидент могла организовать советская сторона[505], а многие считают, что это был повод к войне, созданный советской стороной[506]. Кроме того, по мнению ряда авторов, в действительности никакого обстрела не было, а пропагандистское заявление Москвы было на руку финскому руководству, которое поддержало его[507].

Как бы то ни было, вечером 26 ноября Финляндии была вручена советская нота, в которой заявлялось, что «сосредоточение финляндских войск под Ленинградом не только создает угрозу Ленинграду, но и представляет на деле враждебный акт против СССР, уже приведший к нападению на советские войска и к жертвам». Для предотвращения новых провокаций Москва требовала отвода финских войск на 20–25 км от границы[508]. Эта нота вновь поставила перед финским правительством вопрос о политике в отношении СССР. В принципе отвод войск на Карельском перешейке не нарушал бы финскую систему обороны, но это означало поддаться на советский нажим, к чему политическое руководство Финляндии было не готово. Кроме того, в Хельсинки эти советские действия воспринимались всего лишь как «война нервов», затеянная Москвой. 27 ноября советскому руководству была передана ответная финская нота, в которой отрицалась причастность финских войск к упомянутому инциденту, предлагалось создать совместную советско-финляндскую комиссию для его расследования и «приступить к переговорам по вопросу об обоюдном отводе войск на известное расстояние от границы»[509]. Таким образом, ответ Хельсинки подтвердил, что Финляндия продолжает занимать неуступчивую позицию, а предложение об отводе советских войск от границы вызвало в Москве резкое недовольство. Советская нота от 28 ноября квалифицировала финскую позицию как глубоко враждебную к СССР и нарушающую требования пакта о ненападении. Поэтому «Советское правительство считает себя вынужденным заявить, что с сего числа оно считает себя свободным от обязательств, взятых на себя в силу пакта о ненападении»[510]. Безусловно, подобная форма денонсации договора являлась нарушением предусмотренной в его тексте процедуры.

В тот же день на границе имели место новые инциденты в Карелии и Заполярье[511], которые были использованы 29 ноября советской стороной для разрыва дипломатических отношений с Финляндией. В этот день, выступая по радио, В.М. Молотов возложил ответственность за создавшееся положение на финляндское правительство, опроверг слухи о посягательстве СССР на суверенитет и независимость Финляндии и вмешательстве в ее отношения с другими странами и заявил, что СССР считает Финляндию независимой страной и готов «оказать помощь финляндскому народу в обеспечении его свободного и независимого развития». Стремление обеспечить безопасность СССР и Ленинграда, которую нельзя ставить «в зависимость от злой воли нынешних финляндских правителей», вынуждает советское правительство решать эту задачу «в дружественном сотрудничестве с финляндским народом»[512]. Тем временем в Хельсинки решили вновь прибегнуть к тактике проволочек, и финляндский посол в Москве получил от своего правительства ноту, содержавшую согласие на переговоры об одностороннем отводе финских войск от границы и предложение передать возникший конфликт на решение нейтрального арбитра. Видимо, 29 ноября было последним днем, когда Финляндия еще могла бы путем серьезных уступок СССР избежать войны, но в Хельсинки подобный вариант даже не обсуждался. Более того, там продолжали считать, что положение на границе «не очень напряженное». Таким образом, мнение А.Г. Донгарова, рассматривающего вышеуказанные события 26–29 ноября 1939 г. в качестве советского ультиматума Финляндии, который был ею принят, но уже после разрыва дипломатических отношений, что дало Москве формальный повод не принимать этот ответ во внимание[513], не соответствует действительности.

Планируя молниеносный поход против Финляндии, советское руководство намеревалось решить вопрос ее послевоенного устройства созданием просоветского марионеточного правительства, которое, как первоначально предполагалось, возглавит находившийся в Стокгольме секретарь финской компартии А. Туоминен, вызванный в Москву 13 ноября. Однако Туоминен уклонился от этой «чести», и во главе «народного правительства», которое, по мнению Москвы, должно было довольно скоро обосноваться в Хельсинки и возглавить «руководство будущей народной власти на освобожденной (от тогдашних финских властей) территории»[514], был поставлен секретарь Исполкома Коминтерна О.В. Куусинен. Кроме председателя и министра иностранных дел Куусинена в состав «народного правительства» входили Маури Розенберг (заместитель председателя и министр финансов), Аксель Анттила (министр обороны), Тууре Лехен (министр внутренних дел), Армас Эйкия (министр земледелия), Инкери Лехтинен (министр просвещения) и Пааво Прокконен (министр по делам Карелии). Считалось, что использование в пропаганде факта создания «народного правительства» и заключения с ним договора о взаимопомощи, свидетельствующего о дружбе и союзе с СССР при сохранении независимости Финляндии, позволит оказать влияние на финское население, усилив разложение в армии и в тылу.

С 11 ноября 1939 г. началось формирование 106‐й горнострелковой дивизии, укомплектовывавшейся служившими в войсках ЛВО финнами и карелами, которая была 23 ноября развернута в 1‐й корпус «Финской народной армии». К 26 ноября в корпусе насчитывалось 13 405 человек, а в феврале 1940 г. – 25 тысяч военнослужащих, которые носили свою национальную форму, но так и не приняли участие в боях. 13 декабря 1939 г. был готов текст «Военной присяги народной армии Финляндии», составленный А.А. Ждановым по тексту присяги РККА[515]. Эта «народная» армия должна была заменить в Финляндии оккупационные части Красной армии и стать военной опорой «народного» правительства. В Управлении пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) был