Кокон - Андрей Посняков

Славные такие модельки, сделанные явно с любовью… Ого! Тут и клей имеется, и картон, и фломастеры… И даже старая подшивка журнала «Техника — молодежи», старинная, начала восьмидесятых годов… с самолетами.

Максим снова застыл. Нет, все же кто-то крался! Пусть даже не крался — шел, но осторожно так, явно не желая привлекать к себе внимание.

Шаги приближались…

Быстро погасив лампочку, Тихомиров нырнул под стол. Потом — если кто от Мафона — можно будет сказать, что искал там что-то… типа запонка закатилась или карандаш со стола уронил.

Скрипнула дверь. Кто-то подошел к шкафу. Открыл… Что-то вытащил, подошел к столу…

И тут Макс не выдержал — чихнул! Как ни старался сдерживаться — слишком уж тут пыльно было.

И выбрался из-под стола — чего уж больше было скрываться?

— Будьте здоровы, — скривился у стола… давешний трансвестит Сашка!

Без косметики, в обычной затрапезной рубашке в мелкую клетку и брюках, он сейчас мало чем напоминал то женоподобное существо, что домогалось Тихомирова в закутке. Впрочем, нельзя сказать, что так уж сильно домогалось. Макс бы сейчас его и не узнал, особенно издали. Но вот черты лица, губы, осветленные локоны…

А в руках Саша держал…

— Ты, что ли, самолетики клеишь?

— Ну я. Вам какое дело? Пойдете доносить?

— А что, нельзя? В смысле — не доносить, а клеить.

— Не знаю. — Трансвестит пожал плечами. — Не поощряется, когда кто-нибудь отдельно от всех, себе на уме, ходит. Но… у меня все же кое-какие возможности…

— Красивые! — Максим взял в руки Ан-2. — Кропотливая работа.

— Да уж, не дрова рубить.

— И часто ты… так…

— Когда время бывает. И вот, возможности.

— Здорово! А почему авиация, а не, скажем, танки?

— У меня батяня покойный вторым пилотом летал. Как раз вот на Ан-2.

— А, понятно… Не знаешь, подъем скоро?

— Через примерно час.

— Ну, тогда я, пожалуй, пойду, не буду тебе мешать. Пока, Саня.

— Пока…

Трансвестит даже не обернулся, когда Тихомиров закрыл за собой дверь. Полностью занялся своими модельками. Кому что… Может, это единственное, что держит его в этой жизни?

День тянулся долго, никак не хотел заканчиваться, а все потому, что Максу по большому-то счету делать было нечего, разве что, вот, по совету Мафона написал прошение о переводе его обратно на котлован. Типа согласен на любую работу! Тихомиров старался, чуть ли не в стихах изобразил, получилось даже что-то напоминающее «Песню о Буревестнике» — так же патетически красиво.

«Не могу я среди этих недорослей, душой иссох…» — и дальше все в таком духе.

Максим писал и ухмылялся: на тех, кто его сюда бросил, это должно было произвести должное впечатление. Такое, какого они и ожидали.

А ближе к ночи, уже после ужина, к Тихомирову вдруг подбежал Микушкин. Максим как раз выходил из столовой, когда вынырнувший непонятно откуда пацан внезапно схватил его за рукав и тихо шепнул:

— Зовут.

— Кто зовет?

— Мафон и… Николай тоже. Они… я покажу где.

Ой, не понравилось почему-то Тихомирову это предложение! Зовут, ишь ты… В бараке не могли подойти, обговорить, если возникли вопросы? Для этого вовсе не нужно где-то таиться, прятаться — коли уж у них тут даже стукачи прикормлены.

Сплюнув под ноги, Максим пожал плечами и быстро зашагал следом за Микушкиным. Пацаненок петлял, словно заяц, не доходя до «молодежного» барака, резко свернул влево, затем обошел сложенные штабелем доски, груду кирпичей, какие-то камни… и вдруг совсем исчез! Вот в буквальном смысле слова — прямо на глазах. Только что был — и нету. Словно сквозь землю провалился. И действительно, сквозь землю — именно оттуда и зазвучал чуть приглушенный голос:

— Сюда, дяденька.

Сюда… Господи! Голова пацана торчала из канализационного люка.

— Это что же, мне тоже сюда лезть что ли?

— Лезьте, дяденька. Да вы не переживайте, здесь сухо, чисто… ход это.

— Ах, вон оно что — ход…

Максим хмыкнул — в конце концов, если уж так хотели, могли бы и в бараке его замочить — и полез следом за провожатым.

Под землей было темно, идти приходилось осторожно, а кое-где — и ползти, хорошо, что у Микушкина оказался фонарик.

— Долго еще? — нетерпеливо спросил молодой человек.

— Немного уже осталось. Скоро придем.

— Придем? Скорей приползем уж.

Оп! Максим больно стукнулся головой о металлическую скобу…

— Пришли, — откуда-то сверху сообщил проводник. — Тут лесенка. Поднимайтесь!

Лесенка… Раньше-то не мог сообщить, черт?

Сверху явно пробивался желтый дневной свет, мерцающе-призрачный и туманный. Почему-то пахло жареной колбасой и огурцами. Юркая тень подростка выбралась наружу первой…

Тихомиров осторожно высунул голову, осмотрелся — подземный ход привел путников в какое-то большое гулкое помещения, цех что ли? Судя по станкам…

И рядом с люком, обступив, кто-то стоял!

— Ну? Это, что ли, ваш смотрящий?

Максим обернулся и не поверил свои глазам:

— Трушин! Алексей, ты что ли?

— Макс!

Глава 17

Всё!

Надежды брезжащий прорывЗалил, бледнея, весь простор…

— Понимаешь, Макс, мы здесь хотим разобраться, что вообще происходит. Да-да, именно здесь, так сказать, в неволе! — Григорий Петрович усмехнулся и перевел взгляд на сидевшего напротив него Трушина. — Ведь так, Алексей?

— Именно так, — со смаком разломив сушку, подтвердил «лесовик». — Парадокс, но тут это легче всего сделать. Достать этого чертова Микола.

— Не только достать, — азартно поправил инженер, — но и препарировать. Ты что, Максим, на самом деле веришь в эту красивую сказочку про обычного сельского мужичка, подмявшего под себя весь город? И легко, можно даже сказать, играючи справившегося с такими гм-гм… авторитетными людьми, как вот тот же Алексей, не обижайтесь, Алеша…

— Да ладно.

— Ты кушай сушки, Максим, — вкусные, — улыбнулся Григорий Петрович.

О, как рад был Максим видеть их! И Петровича, и того же Трушина. Вот они сидели сейчас в дальней кандейке электромеханического цеха — Микол восстановил и его, — пили чай с сушками, говорили… Никого по большому счету не опасаясь, как на воле… Здесь теперь было гораздо спокойнее.

— Как вы думаете, господа, — продолжал свою риторику инженер. — Зачем Микол расширяет подстанцию? Куда ему столько электричества? Менять на продукты и девочек? Так и тех мощностей, что есть, на полгорода за глаза хватит и за уши. И этот цех… инженеры, он даже квалифицированных рабочих ищет, приглашает. Токарей, фрезеровщиков, сварщиков… Опять же — зачем? Меня вот затащил… силком, правда, но я сейчас не жалею и, знаешь, Максим, даже не хочу покидать это место. Больно уж интересные здесь дела творятся! Вчера, да-да, буквально вчера я видел проект, компьютерную голограмму — это что-то… что-то такое, чего на Земле вообще нет и никогда не было! Вот именно так — на планете Земля! Это «что-то» сильно напоминает тот же адронный коллайдер… плюс — мощнейшая вихревая энергетическая установка на гравитационных полях…

— На вихревых потоках установочка? — тут же уточнил Трушин — все ж таки не зря когда-то учился в физтехе.

— Да-да… И сверхвысокочастотные генераторы… Понимаете, друзья мои, они явно смогут вырабатывать некое поле… Господи, интересно-то как!

— Да уж! — Трушин с треском разломил сушку, глаза у него горели тем же безумным огнем, что и у Петровича.

Увы, лишенный базового физико-технического образования Тихомиров здесь мало что понимал, больше догадывался, да и то в силу общего интеллектуального потенциала. Правда, в отличие от собеседников, он не забывал конкретики:

— Трехглазые? Они тут главные? Ну, в смысле, их руководство?

Трушин с Петровичем переглянулись.

— Полагаю, трехглазые — точно такие же жертвы произошедшего катаклизма, как и мы… и — как третья сила, — негромко пояснил инженер. — Та, что использует Микола.

— Так надо было давно с ним переговорить! — вскинулся Макс. — Прижать как следует… что, нет возможностей?

— Возможности есть. — Трушин вновь потянулся к сушке. — Нет желания. Рано его еще трогать, рано.

— И чего же вы будете ждать? — насмешливо скривился Тихомиров. — Пока все горожане друг друга не перегрызут, а оставшиеся не станут рабами?

— Они уже давно перегрызлись. — Григорий Петрович налил в чашку чай из большого заварочного чайника. — А насчет рабов… Весь этот мини-гулаг просуществует недолго. В данных условиях людей незачем принуждать, это и Микол начинает сознавать. Тот голод, что уже наступил… и, понимаешь, раньше была надежда, кокон казался временным явлением, думалось, что вот-вот все станет как раньше, наладится привычная жизнь… Теперь таких мыслей все меньше и меньше. И не нужно уже никого заставлять голод заставит. Миколу — тем, кто за ним стоит, — есть что предложить.