Братья Винсент (ЛП) - Эбби Глайнз

была маленькой? Может быть, наш дом был бы более счастливым. Может быть, она

действительно любила меня, в конце концов. Она продала свой дом. Любимый свой дом.

Он был символом статуса для нее в Альфаретте. Она сдалась. ради меня.

— Спасибо, Мама. За все. Не могу поверить, что ты продала дом. Но я очень благодарна. Я

обещаю, что однажды я компенсирую это тебе, — уверила я ее.

Нахмурившись, она встала и покачала головой.

— Я-твоя мать, Лана. Ты не будешь мне это компенсировать. Это моя работа. Ты всю жизнь

была милой, доброй, любящей, детка, ребенком, который не доставлял мне никаких

неприятностей. Ты приняла то, что твой отец и я свалили на тебя, и ты справилась. Теперь

твоя очередь, девочка. Это для тебя в этот раз. Не для меня и моих желаний, или для

твоего отца и его эгоистичных решений. На этот раз это все для тебя.

Я отпустила руку Сойера и подошла к маме. Я не обнимала ее годами. Но сейчас я хотела

бы крепко ее обнять и дать ей знать, что я люблю ее. Очень сильно. Она могла делать

ошибки, пока я росла, и, возможно, она не была идеальной, но я любила ее. Впервые в

моей жизни я поняла, что она тоже любила меня. Она действительно любила меня.

Ее руки крепко прижали меня к ней.

— Ты идешь жить той жизнью, которую ты всегда хотела. Есть большой мир, в котором

тебя ждет прекрасное будущее. И действительно красивый мальчик ждет, чтобы прожить

её с тобой.

Смеясь, я повернула голову и посмотрела на Сойера. Он подмигнул мне, и мое сердце

немного затрепыхалось в груди.

— Ну и ладно, вы двое, хватит слезливой фигни. Давайте пройдемся по магазинам, прежде

чем мне нужно будет вернуться домой и начать собираться, — сказала мама, поглаживая

мою спину, прежде чем отпустить меня.

Сойер протянул руку мне, и я взялась за нее.

— Давайте вместе сходим в магазин, — сказал он с веселым взглядом в глазах. Я была

уверена, что его понятие пройтись по магазинам с моей мамой даже рядом не стояло с

тем, на что это на самом деле похоже. Он понятия не имел, с кем он связался.

Бо

Сойер забил на меня в это утро из-за девушки. Я не мог удержаться от улыбки. Я был тем, кто, как правило, забивал на тренировки. Это была хорошая перемена для него, не

показываться на тренировке. Я не мог себе представить, почему он захотел отправиться за

покупками с Ланой и ее мамой. Эта женщина была испытанием. Не говоря уже о том,

чтобы делать покупки. Кто ходит по магазинам со своей девушкой? Но в то же время, Эш

никогда не просила меня пойти по магазинам с ней. Если бы она попросила, я бы пошел.

Сбегая вниз с трибун, я замедлил свой шаг. Это был мой сотый забег вверх и вниз.

Пришло время для штанги. Когда я достиг низа, я вытер лоб полотенцем и сделал

длинный глоток из бутылки с водой, которую я оставил внизу на трибуне.

— Привет, Бо.

Глубокий, знакомый голос позади меня не сильно заботил меня. Ставя свою воду на

место, я перебросил полотенце через плечо и повернулся лицом к Харрису Винсенту, моему дяде/биологическому отцу.

— Сойера здесь нет, — ответил я и сделал последние несколько шагов вниз и, направился в

сторону раздевалки.

— Я здесь не для того, чтобы увидеть Сойера. Я здесь, чтобы увидеть тебя, — крикнул

Харрис и я остановился. Меня? Он хотел поговорить со мной? Его маленьким грязным

секретом? Я повернулся.

— Что? — был единственный ответ, который он получил от меня. Я стоял бы здесь и слушал, что он должен был сказать по одной простой причине: эта причина — Сойер.

— Я, Э-Э, я видел твою тренировку на прошлой неделе. Ты хорошо выглядел там.

Мою тренировку? О чем, черт возьми, он говорил? Я тренировался в Тускалузе. Конечно, он имел это в виду.

— Я приезжал посмотреть. У тебя все будет хорошо.

Делая шаг в его сторону, чтобы он мог слышать меня, не повышая голос, я спросил:

— Ты приезжал в мою тренировку в Брайант-Денни? Зачем ты это сделал? — Мужчина даже

не пришел в больницу, когда я сломал ключицу в малой Лиге. Он уж точно не был

активным в моей жизни.

— Я приезжал на тренировку обоих моих сыновей, на прошлой неделе.

Я замер. Он назвал меня своим сыном. Я начал трясти головой.

— Нет, нет, ты не можешь делать это. Я. Не. Твой. Сын.

Мне нужно было избавиться от этого человека. Он был отцом Сойера; я не хотел

причинять ему боль. И, ЧЕРТ ПОБЕРИ, если он будет называть меня сыном.

— Ты мой сын. Я не заслуживаю тебя, но ты мой. Ты можешь отрицать меня. Ты можешь

ненавидеть меня, и ты имеешь на это полное право.

— Чертовски правильно, я так и делаю, — взревел я.

— Это не меняет того факта, что я горжусь человеком, которым ты стал. Человеком, которым ты стал без какой-либо помощи от меня.

Я сделал громкий, тяжелый вздох. Что он делал? Почему он это делал?

— Гордишься мной? Почему? Потому что я могу играть в футбол? Потому что я играю за

твой университет? Потому что это просто чушь собачья.

Харрис покачал головой.

— Нет, не потому, что ты играешь на том футбольном поле, на котором я когда-то играл.

Хотя из-за этого я чувствую толику гордости. Я ничего не могу поделать. Но это только

короткий момент в твоей жизни. Человек, в которого ты превратился — это то, что

заставляет меня гордиться. Ты сделал плохой выбор и встал на неверный путь, но ты

также был достаточно силен, чтобы поскорее уйти с этого пути и найти тот, который

приведет тебя куда-нибудь, в другую жизнь. Мир хотел называть тебя неудачником, но

ты был намного сильнее, чем они осознавали. Ты боролся. Ты отхватил жизнь, которую

ты хотел, и ты за нее сражался. Даже тогда, когда остальной мир думал, что ты ничего из

себя не представляешь. Ты доказал их неправоту. — Вот почему, сынок, я горжусь тобой.

Мне хотелось кричать во все легкие на несправедливость этого момента. Я нуждался в

этом человеке, когда я был молодым и испуганным. Но теперь? Я не нуждаюсь в нем

сейчас.

— Мудрый человек однажды сказал мне, что ты не должен меня прощать. Ты не должен

любить меня. Но ты должен знать, я люблю тебя. Что я горжусь тобой. Все, что мне было

нужно — это сказать тебе. А как ты это воспримешь и справишься с этим, это не важно.

Важно то, что ты знаешь.

Он коротко кивнул мне, и обеспокоенные черта и побежденное выражение, когда он

развернулся, чтобы уйти, заставило что-то жечь внутри моей груди. Я не понимал этого, но я и не должен был. Не сейчас.

— Харрис, — позвал я, когда он удалялся.