Королева Жанна. Книги 4-5 - Нид Олов

Несомненно, то, что скажет Вам податель сего, виконт д'Эксме, будет Вам неприятно. Я скорблю вместе с Вами по поводу ужасной судьбы, постигшей Вашу благородную супругу, но изменить этой судьбы ни Вы, ни я уже не в силах. Уверяю Вас, я менее всего хотел такого исхода. Я обращаюсь к Вам здесь как к другу Разума и крепко надеюсь, что Вы вонмете высшему голосу в Вашей душе и последуете совету, который даст Вам виконт д'Эксме. Это истинно достойный человек и настоящий дворянин. Королева Иоанна падет — это наш с ней спор, и касается он только нас одних — Марена и Браннонидов. Когда это произойдет, Чемий попытается дотянуться и до Вас, ибо этот каннибал в кардинальской шапке пуще всего ненавидит гуманистов. Я хочу спасти Вас. Я прошу Вас остаться в живых. Вы будете нужны Виргинии и мне. Я буду крайне сожалеть, если Вы покончите с собой или принудите других покончить с Вами. Трижды и четырежды прошу Вас, принц Каршандара: выберите жизнь и покоритесь Вашей судьбе. Подписано Фрам. Июня первого, a. D. 1578, в замке Граан».

Его не держали ноги: он присел на подножку и перечел еще и еще раз. Виконт д'Эксме почтительно стоял перед ним со шляпой в руке.

Принц долго молчал, затем спросил — хрипло, не поднимая глаз:

— Что же вы предлагаете?

— Мы свернем направо, — вежливо сказал виконт д'Эксме, — там, в шести милях, в бухте, нас ждет шведский фрегат. Через неделю, если позволит погода, вы увидите вашу матушку и ваших детей. О средствах к жизни не думайте. Принцепс желает, чтобы ваше сиятельство повсюду чувствовали себя, как вельможа.

Гроненальдо прислонился виском к холодному железу:

— А королева?.. Мне — предать ее…

— Ваше сиятельство, вы у нас в плену, — столь же учтиво разъяснил виконт д'Эксме. — Мы увозим вас силой. С пленником мы можем поступить так, как захотим сами… убить его, или подвергнуть пыткам… или увезти в Швецию — почему бы нам не сделать этого?

— Послушайте, — вдруг вскинулся принц, — а мой конвой?!

— Конвой вашего сиятельства разоружен. — Д'Эксме мягко указал шляпой. — Крови было пролито немного. Мне было бы крайне прискорбно, ваше сиятельство, применять силу по отношению к вам лично.

Гроненальдо уцепился за дверцу кареты, поднялся на ноги. Вересковые мягкие холмы родного Каршандара розовели под веселым утренним солнцем. До этого места, вот до этих двух кустиков при дороге, он доехал самим собой: принцем Каршандара, государственным секретарем Виргинии, верным другом Ее Величества… Здесь кончалось все. Отсюда он поедет узником, пленником, пойманным на грубый, жестокий обман… если не думать, что отсюда он поедет предателем. Но это значит — здесь он умер, и надо умереть, сейчас же…

Нет, уж поздно. Не надо было разговаривать с этим лигером. А теперь, если он, услышав и поняв все, что сказал лигер, — если он еще жив, значит, здесь он не умрет. Он поедет отсюда — куда повезут.

«Собственно, еще не поздно. Кинжал, пистолет — вот они, можно выхватить. Лигер деликатно смотрит в сторону. У него хорошее лицо, несмотря на то, что он лигер. Надо выбирать. Что выбирать?! Я никуда не годный министр, и вот финал. Моя королева предана мною. Я лил поповскую кровь, но не сумел уберечь от них собственной жены. Прости меня, Агнеса. Простите меня, Ваше Величество… Я больше не увижу вас. А мальчик жив и здоров. Мальчик. Наследник… Что же я стою и рассуждаю тут, когда надо действовать!..»

Принц выхватил кинжал, пистолет — и протянул их д'Эксме.

— Везите меня, куда вам угодно, — и с тяжким усилием, будто дряхлый старец, полез в карету.

Рабочий стол македонского посланника, графа Эдко, всегда заваленный бумагами, был непонятно и тревожно пуст — один нежный букет ландышей белел на огромной парчовой скатерти.

— Вы заставляете себя ждать, — сухо сказал посланник маркизу Магальхао.

— Я, ваша светлость, нахожусь на службе Ее Величества и ездил по ее поручению в Марву…

— Вашу службу, маркиз, вы можете считать законченной. Я имею приказ нашего короля — всем дворянам македонцам покинуть Виргинию. Скажу вам больше — приказ касается и меня.

Маркиз Магальхао побледнел. Сейчас он совсем не был похож на того сладколицего македонца, каким его привыкли видеть пантагрюэлисты.

— Я ничего не понимаю, ваша светлость…

— С вас не спрашивают понимания, маркиз, с вас спрашивают повиновение. Это главнейшая добродетель македонского дворянина. Все ваши соученики по Рыцарской коллегии уже выехали из Толета. Остаетесь только вы.

— Но я видел не далее как сейчас — македонская коммерческая коллегия живет прежней жизнью и никуда…

Граф Эдко слегка повысил голос:

— Меня не интересуют купчишки и жиды, хотя бы и македонские. Речь идет о благородных дворянах. Вот приказ. — Посланник отпер один из ящиков своего бюро и достал свиток, с которого свисала лимонно-желтая королевская печать. — Прочтите, чтобы у вас не было сомнений.

В приказе было только то, что уже сказал посланник, — больше ни слова, которое объяснило бы хоть что-нибудь. Маркиз Магальхао свернул лист и почтительно положил на край стола.

— Но это значит… — прошептал он, — что мы покидаем Ее Величество королеву на произвол судьбы?..

— Ваш король — Его Величество Криан Девятый, — холодно произнес граф Эдко. — То, что вы говорите, граничит с государственной изменой, вы понимаете?

— Я понимаю, — взорвался маркиз Магальхао, — я понимаю, что Македония предает королеву Иоанну, родную племянницу нашего короля! Это низость!..

— Ваши слова продиктованы юношеским безрассудством, — сказал посланник, — я не слышал их. Надеюсь, вы остережетесь повторять их в людном месте. Мы никого не предаем, мы соблюдаем нейтралитет. Слава Богу, мы порядочные люди, а не фригийцы. Я предлагаю вам, синьор, прямо от меня отправиться на свою квартиру, собраться и покинуть Толет еще сегодня, ни с кем не прощаясь. Вы намерены подчиниться?

— Да, ваша светлость. — Маркиз Магальхао резко повернулся и вышел, хлопнув дверью.

Граф Эдко смотрел на дверь, покусывая губы. Вот чертов мальчишка. Ему, по крайней мере, можно хотя бы показывать свои чувства. У господина посланника на душе тоже был не солнечный день, но он обязан был держать это при себе.

— Внезапности мы не добились, — сказал Арвед Горн, опуская подзорную трубу. — Именно этого я и ждал.

Они стояли перед рвами и раскатами Тантарского лагеря, полускрытыми утренним туманом. Батальон был еще затемно развернут для атаки. Только что вернулся связной от капитана Мерка — тот стоял наготове справа и ждал сигнала.

Горн мрачно жевал вислые солдатские усы.

— Они ждут нас. Как только мы выйдем на чистое — они откроют пальбу.

Офицеры, все закаленные ветераны, молча ждали приказаний.

— Что ж, будем атаковать, — сказал Горн. — Вперед пустим легкоконников. Все-таки первый залп они примут на себя, для них риска меньше… Все сигналы прежние. Возвращайтесь к своим терциям, господа.

Офицеры отъехали, пропали в сырых кустах. Около Горна остался один его адъютант, молоденький француз, Гектор Дювинье. Полковник внимательно посмотрел на него.

— Вам-то совершенно незачем умирать сегодня, Дювинье. Дурак я был, что согласился взять вас с собой…

Французский мальчик снял перчатку и озабоченно поднял кверху раскрытую ладонь.

— Так и есть, накрапывает дождь… Мой прекрасный плюмаж будет похож на тряпку… Граф, отец мой! — Он лучезарно улыбнулся Горну. — Пусть пропадет плюмаж — зато у них подмокнет порох!

Полковник не ответил на его улыбку.

— Дювинье, я знаю вас всего два месяца, но полюбил вас, как сына. Мне попадались почему-то одни плохие французы, и только вы — тем, что вы есть — доказали мне, что Франция — прекрасная страна… Ну, что смотрите? Много болтаю, вам странно? Должен же я поболтать хотя бы перед смертью…

— Господин полковник!

— Нас послали на смерть, я знал это с самого начала Мы, конечно, дорого продадим свою жизнь, но мне не хотелось бы чтобы мы умерли неотомщенными У вас есть чем писать?

— Извольте, граф, — Дювинье достал из седельной сумки бювар и свинцовый карандаш.

— Благодарю, — Горн вынул одну ногу из стремени, положил бювар на колено и принялся быстро писать Капельки дождя падали на бумагу, как слезы Дювинье смотрел на небо — оно было высокое и равномерно белесое.

— Запечатать нечем, — Горн похлопал руками по седлу, по кирасе, сообразил — снял шейный шнурок, скатал письмо и перевязал его. — Возьмите, Дювинье, и скачите немедля — вон туда, на восток. Чего бы это ни стоило вам — проберитесь в Толет и отдайте непременно в руки Ее Величеству. Путь у вас будет долгий и трудный, вам придется ехать через Кейлембар, через всю армию Лиги. Выдавайте себя за лигера, за праздного путешественника, за черта, за дьявола, лгите напропалую — вы должны добраться до Толета. Вот вам мой кошелек, мне он не понадобится…