Кровь Севера - Александр Мазин

А я подумал немного… И отправился к Трувору. Если уж с кем советоваться, то — с ним. Или с Ольбардом. Не к Хрёреку же идти, в самом деле…

Варяги расположились метрах в тридцати от нас, но — отдельно. У собственного костерка. Всей дружной компанией.

Харра Стекоза подвинулся, уступая мне почетное место рядом с Трувором. Рулаф тут же нацедил сдобренного медом вина в собственную чашу. Поднес. Мелочь, а приятно. Сразу как-то теплее стало. На нашей части острова все свои. Но варяги — особенно.

Усадили, угостили… И вернулись к прерванному разговору. И — сразу в тему. Варяги обсуждали, что будут делать дальше, после завершения похода. И что характерно: пути их с Хрёреком-ярлом не совпадали.

То есть до Балтики у всех нас планы были одинаковые. Однако потом варяги планировали плыть не в Хедебю, а домой. Причем уже и кораблик трофейный под это дело присмотрели. Из общей добычи. Не боевой — типа кнорра. Крепкий и вместительный.

— А что ярл, не возражает? — осторожно поинтересовался я.

— А с чего бы ему возражать? — в свою очередь поинтересовался Трувор.

— Так Ольбард же — его лучший кормчий!

Варяги засмеялись. Ольбард — громче всех.

— По нашему морю до Хедебю даже ты, Волчонок, корабль довести сможешь. И насчет лучшего ты зря сказал. Хёдин Морж хоть и стар, а Лебединую Дорогу лучше меня знает. Не заблудится наш Сокол, не тревожься!

И вся словенская братия опять заржала. Веселуха, блин. Весь вечер на арене — популярный клоун Ульф Черноголовый. Соло.

Но я справился. Засунул свою обиду, куда следует, и тоже захохотал. Единственно правильное действие в данном конкретном случае.

Посмеялся, а потом сказал серьезно:

— Трувор, Ольбард, совет ваш нужен. Помогите!

— Говори, — разрешил Трувор. — Хоть ты теперь и не понять чей зверь: то ли наш, то ли сёлундский, однако поможем по старой дружбе. И словом пособим да и не только словом…

— …Особо если с бабой какой справиться не можешь, то я — готов пособить! — влез Харра Стрекоза. — Всегда и бесплатно!

Снова гогот. Что у них нынче за настроение смешливое?

— Рукой себе пособи, — посоветовал я. — Трувор!

— Понятно, понятно! Отойдем.

— Что это вы нынче такие веселые? — поинтересовался я, когда мы переместились от костра в тень монастырской стены.

— Дом вспоминали, — ответил варяг и снова заухмылялся. — Ну говори, Волчок, что у тебя за печаль?

Я вкратце изложил мои проблемы. Потом, в двух словах, рекомендацию Медвежонка. Брать всех — и в хёвдинги.

— А ты, значит, в вожди не хочешь, — моментально въехал в мою печаль Трувор.

— Вот именно. Командовать я не люблю, богатств хватает, да и с ярлом нашим мне ходить — по нраву. Зачем мне в хёвдинги? Голову ломать, где добычу найти на всю бедовую дружину? Вот не было печали!

Трувор задумчиво пропустил меж пальцев двадцатисантиметровые усищи.

— Понял, что тебя томит, — сказал он. — Не хочешь ты за других людей ответ держать перед богами. Только, думается мне, хотение твое — ничто. Есть вожди, которые властвовать хотят. Таких у нас, варягов, не больно привечают. Есть вожди, что по роду да крови вожди. Этим выбирать не приходится. Да и привыкли они смолоду, что — вожди. Боги их выбрали. А есть такие, что сами собой над другими людьми встают. Кто — потому что под другими ходить не хочет, но эти — пустые. Нет таким удачи. А есть — кого опять же боги верховодить выбрали. Таких, обычно, по великой удаче узнают. Вроде как у тебя, Черноголовый. Да только не всяк богатый удачей — вождь годный. Иной для себя удачлив, а для людей, что за ним пошли — одна беда! Но это узнать — нетрудно.

— Это как? — заинтересовался я.

— А вот пойдешь ты в поход с дружиной и вернетесь вы живые и с доброй добычей, значит правильная у тебя удача. А коли вернешься с добычей, живой, но без дружины, тогда — тоже правильная. Но — только твоя.

— А если не вернемся ни я, ни дружина?

Трувор положил мне руку на плечо, придавил слегка… Я качнулся, рука соскользнула.

— Глупый ты, — сделал неожиданный вывод Жнец. — Зачем с людьми разговариваешь? Богов спроси. Они ответят.

— Отец Бернар, как мне задать Богу вопрос, но так, чтобы получить ответ?

— При Крещении грехи твои уйдут — и правда откроется.

Упорный монах гнул свою линию.

Ладно, будем рассуждать логически. Допустим, соберу я свою команду… То есть не так. Команда у меня уже имеется. Скиди со своей подружкой, Вихорёк, упрямый монах… Ну и побратим Медвежонок. Допустим, я ее расширю еще на трех человек. Не велика разница. Дисциплина? Тоже не вижу проблем. Если уж британцы и сарацин сумели подружиться, то со мной они точно поладят.

Решено. Берем.

Утром я огласил свое решение и нашего полку — прибыло. Больше всех, по-моему, был рад отец Бернар. Британцы — христиане, а сарацин… Это ж какая заслуга перед Богом, если не язычника крестить, а мусульманина!

Юсуф в ответ на подходы монаха только ухмылялся. А вот я — нет. Вечером мне было уже не до смеха, потому что под мою руку попросились еще трое. Причем — из самого нелюбимого мною сегмента скандинавских племен. Нореги. Гуннар Гагара, Гуннар Морской Кот и здоровенный, волосатый, как бизон, Хагстейн Хогспьёт. Ну не було у бабы хлопот, так купила порося! Вернее, аж трех диких вепрей.

Но отказать — обидеть. Причем — кровно.

Пришлось принять. Оптом. Но строго предупредив: вольницы не будет. Мое слово не просто закон, а — Закон. Если сказал, к примеру, бабу не трогать, кто тронет — будет сам вместо бабы использован. Неоднократно. Посредством древка от большого копья.

Так, а что это мы вдруг развеселились? Понятно. Большое копье, то бишь хогспьёт. Хагстейн тут же пообещал оттрахать по моему приказу кого велю. Мол, древко у него — самое подходящее. Тому же Морскому Коту — как раз по размеру будет. Кот тут же засветил земляку в рыло, Хагстейн только хрюкнул довольно. По такой роже если бить, то сразу оглоблей.

Такая вот веселуха. Я тоже ухмыльнулся и сообщил своим новым дренгам, что они — в теме. И мы отправились праздновать.

А ночью ко мне пришел мой Волк.

Глава тридцать седьмая,

в которой герой видит красивый сон, впоследствии оказавшийся символическим

То был очень красивый сон. Заснеженный лес и летящие светлые тени. Немного похоже на прогулки, которые я затевал, когда Свартхёвди «проходил обучение» у Стенульфа.

Только во сне я был — другим. Крупнее, сильнее, стремительнее. И почему-то — голый. Короткие штаны мехом внутрь, пояс с парой ножей — и больше ничего. Холодно не было. Я мчался по сугробам, не проваливаясь — отталкиваясь от заснеженных пней, поваленных деревьев, перехватываясь руками за низкие сучья, немногим уступая в скорости охотникам-волкам…

Бег этот — не просто так. Мы преследовали добычу. Взрыхленный снег, глубокие следы, оголившиеся ветки, задетые рогами…

И вдруг — ровная поляна. Внезапно, как во сне бывает.

Замерзшее лесное болотце с сухими метелками по краям. Глубокий, вихляющий след уходит дальше, а поперек следа — тяжкая глыба, покрытая бурым длинным мхом-шерстью. И толстые, как весла драккара, светлые рога с вывернутыми вперед острыми концами. Зверь-йотун.

Белые тени-волки вились вокруг, не решаясь напасть. Лесной бык не обращал на них внимания. Он ждал меня.

А я ждать не стал. Короткий разбег, толчок, полет… Огромная голова взметнулось вверх, тщась поймать меня на рога… Куда там! Я оттолкнулся ногой от широченного лба (подошва ощутила упругий, смерзшийся мех) вскочил на холм-загривок, подпрыгнул… Вернее, мы подпрыгнули вместе: я и бык… Но я крутнулся в воздухе, как балетный танцор, и упал вниз на долю секунду позже, чем с хрустом вмялись в лед широкие копыта. Соскользнув с горба, как с горки, к голове великана, я с размаху воткнул черные толстые ножи позади мохнатых широких ушей.

Бык-йотун взревел так, что с елок снег осыпался, задрал голову, сорвался с места и живым танком помчал сквозь подлесок.

Мои волки — за ним, щучками ныряя в снег и снова взлетая, норовя вцепиться в мохнатый пах, подлетев сбоку, тщась повиснуть на носу или губе, потому что горло зверя надежно закрыто густющей полуметровой бородой…

Бык скакал. Еще он ревел и мотал головой. Ветви свистели надо мной, осыпая снегом. С треском переломилась задетая бурым плечом березка…

И вдруг лесной царь-великан встал, как вкопанный.

Я не слетел вниз лишь потому, что уперся ступнями в основания рогов…

На нашем пути стоял гигант, мало чем уступающий рогатому зверю. Здоровенный медведь с широкими кривыми передними лапами, покатой спиной и пастью, в которой целиком поместилась бы лошадиная голова. Во всяком случае, мне так показалось, когда я заглянул в эту глотку.