Боль - Ольга Богуславская

С такими мыслями я и вошла в зал городского суда, где должно было начаться слушание дела по обвинению Ильи Алексеенко. Алексеенко уже был в клетке. Он был совершенно безучастен. Лишь появление молодой, стройной, красиво причесанной судьи заставило его поднять глаза и тут же снова опустить их.

Алексеенко был допрошен первым.

Допрос длился часа два.

Говорил он очень медленно, и вначале мне показалось, что он плохо слышит. Нет, слышал он хорошо, просто воспоминания о том дне ему как будто приходилось доставать со дна гигантской воронки от взрыва, и, спускаясь туда, он всякий раз не знал, какое ещё испытание ему уготовано. Когда он дошел до того места, где нужно было говорить о том, что он просил друзей не оставлять его одного, паузы между словами стали длиннее, чем слова.

Судья спросила:

- Скажите, Алексеенко, а зачем вы вообще туда ходили? Вы нам тут рассказываете, какие они плохие, а сами туда ходили по нескольку раз в день. Как это понять? Вы что, не могли взять себя в руки? Или не хотели?

Илья ответил, что весь ужас его положения в том и состоял, что он все понимал, но ничего не мог с собой сделать. Он вынужден был туда ходить.

- Вас что, заставляли?.. Вы сами ходили к Яковлевой и Саркисяну, как на работу. А зачем? Вы же взрослый человек, говорите, по собственной воле пришли в клинику лечиться от наркомании - зачем же вы целыми днями сидели у них?..

Как раз в это время луч солнца упал на ухоженную руку судьи с красивым золотым колечком, руку, которая в нетерпении теребила колпачок шариковой ручки: все так медленно, приходится слушать вздор, ну что поделаешь, служба...

И я поняла, что судья Гученкова все знает наперед, и потому ей трудно и неинтересно здесь сидеть. Она и впрямь человек особенный. В этот некрасивый зал, в котором гудит толстая осенняя муха, да и Алексеенко зудит одно и то же, - в этот зал она явилась с далекой звезды, где круглый год цветут анютины глазки, и все эти грубые вещи - шприцы, ножи, трупы - все это оскорбляет её нравственное чувство. Поэтому все, что говорит Алексеенко, вызывает у неё здоровое отвращение.

- Наркомания - болезнь? - В голосе судьи слышится наконец и любопытство. - Так вы же от нее, Алексеенко, вылечились. Не вылечились? А почему же вы ушли из больницы раньше времени? Не понравилось? А что же это вам все не нравится?.. Ходили вы к Яковлевой и Саркисяну по собственной воле, никто вас не принуждал, неприязни у вас к ним не было, а вы их взяли и убили - объясните нам тогда, что же все-таки случилось? Зачем вы к ним пришли, а? С намерением убить - так? Нет? А зачем же тогда?.. Так, хорошо, ну дал вам Саркисян дозу, вы укололись, - что же сразу не ушли, стали смотреть телевизор, вы что, дома его не могли посмотреть?..

А между тем Илья уже произнес фразу, которая позже, разумеется, не попадет в протокол судебного заседания за ненадобностью.

Он сказал: неприязни не было. Было нечто гораздо более серьезное: самоуничижение, отвращение и необходимость ходить к ним, несмотря на все это.

Потом суд допросит соседку, у двери которой умер Саркисян. По залу распространился легкий аромат суда инквизиции. Свидетель неоднократно брала Илью с собой на дачу, где он мог не опасаться, что за ним придет Яковлева.

- А еще, - сказала свидетель, - теперь жизнь в нашем доме изменилась до неузнаваемости. Раньше во дворе нельзя было протолкнуться. В любую погоду там толпилась молодежь, ожидавшая Яковлеву или Саркисяна. Теперь двор опустел, там даже можно гулять...

Ну и что? А если свидетель знала, что в квартире притон, что же это она не заявила в милицию? Боялась? Здесь она вон какая разговорчивая...

Потом на свидетельскую трибуну с трудом взойдет ещё одна соседка, в квартире которой умерла истекающая кровью Яковлева. У этой женщины покончил с собой сын-наркоман. Всю пытку героином она испытала сполна. Поэтому каждое её слово было - сплошная боль. Она сказала: это должно было случиться раньше. Жаль только, что именно Илье суждено было избавить всех, кто жил рядом, от этого кошмара. Ее последние слова были едва слышны - она плакала...

Не обошлось и без курьеза. По ходу дела судья спросит Илью: вы ведь проходили судебно-психиатрическую экспертизу? Алексеенко ответил: не проходил. Судья, подпрыгнув: как не проходили?! Подсудимый: я не знал, что экспертизой можно назвать то, что ко мне два раза подходили врачи, первый разговаривал со мной пять минут, а второй и того меньше: он просто спросил, как я учился и чем в детстве болел.

От последнего слова Илья отказался.

Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда под председательством судьи Е.А. Гученковой приговорила Алексеенко к двадцати годам лишения свободы в исправительной колонии строгого режима.

* * *

Илья Алексеенко убил двух человек. Это были торговцы смертью, но никто не имел права убивать их, а Илья убил, и, по закону, двадцать лет лишения свободы за двойное убийство - в самый раз.

Жизни этих людей стоили ничуть не меньше, чем любая другая человеческая жизнь, то есть были бесценны. Выходит, все правильно и, значит, приговор должен вызывать чувство облегчения.

А вызвал отчаяние.

Когда я училась в пятом классе, перед Днем Победы нам показали документальный фильм о войне. Я сидела в темном актовом зале, слушала голос за кадром, и вдруг из глубины экрана прямо на меня поползли танки. Казалось, неумолимое движение огромных гусениц порвет экран, да и нет никакого экрана, а есть только я и это страшное железо. И спасения нет.

Экран прорвался и в день провозглашения приговора.

Кривой суд - так это называлось в старину.

Двадцатый век болен двумя пока что неизлечимыми болезнями терроризмом и наркотиками. И дело Ильи Алексеенко, по существу, было уголовным делом государственной важности. Потому что на глазах у всех, в центре самого большого города страны, с ведома милиции в частной квартире действовал круглосуточный наркопритон. И не зря судья то и дело одергивала свидетелей, жителей дома, в котором торговали погибелью: а что ж вы в милицию-то не обращались? Значит, это не мешало?..

Все - блеф. Ведь в деле имеется представление следователя А.В. Трощановича на имя начальника УВД Северного административного округа, и там черным по белому значится: "Анализируя материалы уголовного дела, следствие считает, что одной из причин, способствовавших совершению данного преступления, послужило отсутствие надлежащей работы со стороны оперативных служб УВД САО. Об этом свидетельствует то обстоятельство, что оперативные службы и участковый инспектор имели в своем распоряжении как оперативную, так и статистическую информацию о причастности данных лиц (Яковлевой и Саркисяна. - О.Б.) к распространению и употреблению наркотических средств в течение длительного времени, однако никаких мер к пресечению преступления ими не применялось".

На бездействие жильцов дома по Бутырской улице и навалилась всей тяжестью данных ей законом полномочий судья Гученкова. Милиция, выходит, тоже попала в потерпевшие. Все вокруг знали, но молчали, а милиция - ей что, разорваться? Своя рука - владыка. Суд с милицией не ссорится.

На протяжении всего судебного слушания Гученкова не уставала твердить, что Илья нарочно пренебрег изумительным столичным лечением от наркомании (и при этом, скрывая свою вину, постоянно повторял, что сам пошел лечиться) и, значит, сам шел семимильными шагами навстречу преступлению. Тут у меня возникло чувство, что Гученкова не знает, что такое наркомания, и путает её с гриппом. Ну не может же судья городского суда так упорно возвещать во всеуслышание, что наркоман - это просто капризное существо, которое по собственной воле забавляется травками, укольчиками и в любой момент может порвать с этим делом - было бы желание. Отсутствие этого желания, собственно, и была та вина, за которую, по логике судьи, и следовало наказать наркомана.

Алексеенко очень подробно рассказал, как постепенно крепло в нем чувство унижения и бессилия: он презирал этих людей, но не мог без них обходиться. Это было истолковано судьей как длительная подготовка к преступлению.

Приговор, скрепленный размашистой подписью судьи Гученковой, покоится на трех слонах.

Попробуем разобраться.

Первая твердыня - это умысел, который Гученкова считает бесспорно доказанным. По её мнению, Илья пришел в квартиру с твердым намерением убить её хозяев. Из чего это следует? В основном из воздуха, потому что на протяжении всего предварительного и судебного следствия Илья повторял, что 18 января он пришел туда, как приходил каждый день, - за героином. Этот день ничем не отличался от всех предыдущих. Следствием не добыто доказательств, которые опровергали бы это неизменное утверждение. Никаких.

Второй слон - это нож.

Приговор прямо начинается с того, что Алексеенко стал наносить свои роковые удары "имевшимся у него при себе кухонным ножом".