Поцелуй сатаны - Вильям Козлов

Как же он плохо знал свою семью! Единственного сына просмотрел! Что бы ни говорила жена и Алексей, Никита нанес ему глубокую душевную рану и вряд ли она скоро зарубцуется… Сын отлично знал, чем все это может обернуться для него, Лапина. Знал и пошел на это…

— Может, отговоришь его? — с надеждой посмотрел на Прыгунова Михаил Федорович — Он, кажется, лишь с тобой и считается.

— Я не сделаю этого, — твердо сказал Алексей, — Именно потому, что он со мной считается. Не советую и вам давить на него, — Никита не отступится.

Снова зазвонил телефон. На этот раз Лапин поспешно отошел от окна и взял трубку. На потном лице его появилось почтительное выражение. Седой клок волос прилип ко лбу.

— Я сейчас же выезжаю туда, — сказал он в черную трубку обкомовской вертушки.

— У Казанского собора опять митингуют! — озабоченно проговорил Михаил Федорович, привычно поправляя галстук. — Поедем, Алексей. Руководство считает, что мы, партийные работники, должны принять участие в дискуссии. Но как с ними дискутировать, если они слушают лишь самих себя? И как сохранить спокойствие, выдержку, если лохматые молокососы в лицо тебе выкрикивают оскорбления?

На полном, чисто выбритом лице Лапина с коричневой бородавкой над верхней губой отразилась растерянность. Он суетливо собрал бумаги на столе, засунул их в ящик. Не любил Михаил Федорович эти митинги с неуправляемой толпой. Привыкнув произносить с трибуны в актовых залах учреждений и предприятий заранее написанные речи, когда все послушно внимают, трудно было переключиться на свободный разговор, отвечать на прямо поставленные вопросы, вступать в пререкания с атакующими трибуну возбужденными молодцами.

— Пойдемте пешком, — предложил Прыгунов, подумав, что черная райкомовская «Волга» с антеннами вряд ли вызовет теплые чувства к прибывшим на митинг.

— Машину оставим у канала Грибоедова, — разгадав его мысли, сказал Лапин. — Просили прийти туда побыстрее.

— Может, сбросим к черту галстуки и пиджаки? — предложил Алексей, чувствуя, что рубашка прилипла к спине, а под мышками течет пот.

— Нам не положено, Алеша! — улыбнулся Лапин, — Мы с тобой — представители власти…

— Партии, — мягко поправил Прыгунов.

— Разве это не одно и то же? — усмехнулся Михаил Федорович, вставая из-за письменного стола.

— Похоже, что нет, — ответил Алексей, промокая носовым платком щеки и шею.

— Ошибаешься, Алексей! — возразил Лапин, — Партия и власть неотделимы. Кто мы будем с тобой, если нас лишить власти? Пустое место! Да нас поганой метлой погонят из дворцов и особняков, сократят до минимума партийный аппарат. Не исключено, что и мы с тобой получим пинок под зад! Партия без власти! Это то же, что велосипед без колес! Слышал, уже в открытую говорят, что в стране будет многопартийная система! Из конституции собираются убрать статью, где говорится о руководящей роли партии… К чему мы придем, Алексей?

— А вы никогда не задумывались, Михаил Федорович, что партия взяла на себя все хозяйственные функции? — возразил Прыгунов. — Некомпетентные люди стали руководить страной. И вот результат: страна в хаосе и разрухе!

— Если мы все отдадим, то с чем останемся?

— Будем заниматься своей непосредственной работой, — убежденно сказал Прыгунов, — Партийной, воспитательной, а власть пусть осуществляют Советы народных депутатов. По-моему, так решили на съезде?

— Вот ты об этом и скажи им… — усмехнулся Лапин, — Если дадут тебе рот раскрыть…

3

Николай вел машину по Кировскому проспекту и вспоминал только что состоявшийся разговор с писателем Сергеем Строковым. В Палкино он полностью закончил правку романа «Круг» и снова встретился с автором у него на квартире. Сергей Иванович летом жил на Псковщине. В Ленинград редко наведывался, поймать его было не так-то просто. Говорил, что рыбачит на озерах да и работается в деревне хорошо.

В эту встречу он выглядел посвежевшим, загорелым и более оптимистичным. В квартире он был опять один. В прихожей стояли коробки, сумки, на журнальном столике свалены пачки газет и журналов. Сергей Иванович сказал, что в деревне на берегу живописного озера он живет в полной оторванности, даже телефона нет. Лишь вечерами смотрит программу «Время» в черно-белом изображении. Писательская голова так уж устроена, что любая нежданная информация, телефонный звонок — могут вывести из творческого состояния. Ведь рассуждать на любые темы гораздо легче, чем сидеть за пишущей машинкой и мучительно двигать роман. В деревне с ним живет внучка с ребенком. То есть с правнучкой. Внучка — художник-график. Иллюстрирует детские книжки. Жена недавно умерла, а внучка разошлась со вторым мужем. Нынешняя молодежь непостоянна… Он, Строков, прожил с Александрой сорок девять лет. Одного года не хватило до «золотой свадьбы».

Сергей Иванович заговорил о недавно прошедшем съезде народных депутатов, сказал, что наконец-то вспомнили и о коренном населении России — русских. Заговорили об их нищенском положении в СССР, а то ведь и слово-то «русский» забыли! Вон как яростно борются за свое национальное самосознание прибалтийцы, грузины, армяне, азербайджанцы, азиатские республики, а о бедственном положении русских в РСФСР помалкивают. Вспомнили, что нет своего ЦК КПСС, Академии наук и много чего другого… Если какой-нибудь русский громко заявит о неравноправии своего народа в Союзе братских республик или скажет, что национальные корни сознательно вырываются из почвы, все истинно русское предается осмеянию тенденциозной прессой, радио, телевидением, то его сразу же объявят националистом, шовинистом… Надо бы русским поучиться у других народов, как нужно отстаивать в своей республике свое национальное достоинство, самосознание, свою культуру, литературу.

И снова приводил примеры разгула литературной мафии в Ленинграде и Москве, удивлялся, что правительство не обращает на это никакого внимания! Посмотрели бы, кто работает в культуре, искусстве? Кто обрушивает на неискушенные умы молодежи эти жуткие бездарные песни, где одна фраза повторяется до бесконечности. Для дебилов, что ли?! Кто делает фильмы, развращающие молодых людей, кто смакует секс, тунеядство? Теперь чаще увидишь, как журналист берет интервью у вора, убийцы, бомжа, наркомана, чем у достойного, честного человека… Кто работает в газетах, журналах, в издательствах? Тысячи людей, далеких от национальных проблем, присосались к русским издательствам, газетам, театрам, кино, телевидению… Все русское подменяется антирусским. От имени русских — сейчас хоть это слово-то можно стало произносить, а ведь раньше за это били, преследовали! — выступают и пишут совсем не русские люди. Чем они пичкают молодежь? Куда тянут интеллигенцию? Дошло до того, что людям открыто стали внушать, мол, патриотизм, любовь к Родине, к своей национальной истории, традициям, культуре — это вовсе не интеллигентность, а махровое черносотенство! Что такое «черная сотня», уже несколько поколений советских людей и представления не имеют, но звучит тревожно… На съезде народных депутатов представители других национальностей поднимались на трибуну и говорили об утрате русским народом своего достоинства, жалели русскую интеллигенцию, преследуемую группами самозванных «радетелей новой России», из которой нужно окончательно выкорчевывать русские корни!..

Строков поведал, что сам много лет подвергался со стороны редакторов издательств правке всего, что касалось русской национальной культуры, больше того, его заставляли безжалостно вычеркивать из рукописей слово «русский». Вот если он описывал отрицательного типа, то тут, пожалуйста, можешь не жалеть черных красок! Вот и загуляли по страницам журналов, романов убогие, забитые, жестокие русские людишки. А кто в литературе злодеи, убийцы, уголовники? Все они же, русские… Тут недреманное око редакторов, издателей закрывалось. А писатели, очернившие собственный народ, награждались премиями, орденами, попадали в литературные обоймы… Но только попробуй встать на защиту русского человека! Тебя сразу смешают с дерьмом и публично заявят в печати, что ты никакой не писатель, а так, мелочишка…

Вот в таких условиях живут в России честные русские писатели, не имеющие за редким исключением ни своей периодической печати, ни журналов, ни издательств. А что и имеют, например, в Москве, так все подвергается средствами массовой информации беспощадной травле. Даже бумагу урезают, в типографиях задерживают выход таких популярных в России изданий, как «Наш современник», «Литературная Россия»… И заступиться-то за них некому, потому что все это захвачено не русскими, а так называемыми «советскими» гражданами, которые уже не раз поднимали вопрос о том, чтобы вообще русских лишить национальности, превратить в «советских»…