Вашингтонская история - Джей Дайс

Она не ответила ни слова.

В тревоге он спросил:

— Ты не поедешь?..

— Ох, я боюсь расплакаться… — прошептала она. — А если я заплачу, то мне уж не остановиться!..

Утро настало незаметно. Звездная ночь сменилась сырым туманным рассветом, и комнату словно заполнило облако.

— Как жаль, что это облако не розовое, — печально промолвила Фейс. — Ведь ночь была такая дивная.

Он быстро поцеловал ее и спрыгнул с постели.

— Да, дивная, — сказал он. — А теперь — за дело. Позвони и закажи завтрак — я спрячусь в ванной, когда придет официант. — Он помолчал. — Завтрак на одного, только повкуснее и побольше.

Она вздохнула и, не вылезая из постели, взяла телефонную трубку:

— Два стакана апельсинового сока, яичницу с ветчиной, кофе, джем и сладкие пирожки.

— Ты, видно, здорово проголодалась, — заметил Дейн.

— Конечно, мы очень голодны, — сказала она и послала ему воздушный поцелуй.

Официант накрыл на стол и исчез, — только тогда Дейн вышел из ванной. Он был в брюках и рубашке без галстука.

Вид у него был заспанный, щеки обросли щетиной, волосы спутались. Но у нее ведь тоже заспанный вид — она едва успела провести щеткой по волосам и подкрасить губы.

— Давай пить кофе из одной чашки… — предложил Дейн, — на этот счет существует поверье.

И они со всей серьезностью выполнили ритуал.

— Ты счастлива? — спросил Дейн.

Она кивнула: «Очень!» Глаза у нее горели.

— Прежде всего я с утра отправлюсь к Голдмену и Мак-Мэртри, — сказал он, прожевывая сладкий пирожок. — А потом мы вместе сходим к ним.

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Ты уже все решил?

— Нет еще…

— Твои хозяева толкают тебя на этот шаг? — задала она наконец вопрос, который уже много дней вертелся у нее на языке.

— Нет, они дали мне время подумать, — ответил он. — Они полагали, что я ухвачусь за их предложение, но, когда этого не произошло, забеспокоились.

— Дейн, — взмолилась она, — ты должен поступить так, как для тебя будет лучше. Когда-то подобная связь испугала бы меня. Но не сейчас. Сейчас я даже рада. Мне хотелось бы до конца жизни ничего не стесняться и не скрывать. Теперь, после всего, что мне пришлось испытать, я знаю, кто мои друзья, или, если угодно, на чьей я стороне.

Она вспомнила их первую встречу у него в кабинете, вспомнила, что она тогда думала и чувствовала, и как он вдруг погрустнел. Перед нею был человек, боявшийся чего-то, быть может даже собственной тени. Сейчас он в упор глядел на Фейс, словно не мог без ее помощи принять правильное решение.

— Дейн… — продолжала она, — если ты хочешь сделать этот шаг и нам потом придется считать каждую копейку и жить среди бедняков, я готова. Потому что я люблю тебя.

Он поднялся, нежно поцеловал ее в правое ухо и, дурачась, дунул на ее завитки, так что они защекотали ей шею. Потом вдруг стал серьезным и обнял ее за талию.

— Когда мы встретимся в ресторане, я скажу тебе, какое я принял решение.

Одевшись, он на прощанье обнял ее и горячо поцеловал.

— До свиданья, моя женушка, — сказал он.

Голос его звучал ровно, но необычайно тепло и ласково, — таким она и запомнит его навсегда.

Когда он ушел, Фейс принялась неторопливо одеваться, наслаждаясь тем, что тревога больше не грызет ее.

День был такой чудесный, словно позолоченный радостью истекшей ночи. Нет, она не может и не хочет жертвовать своим счастьем.

Она стала раздумывать, что купить из одежды: хоть у них обоих сейчас и много дел, ей хотелось быть красивой и нравиться Дейну. Она тщательно готовилась к новой встрече.

Когда, наконец, она вышла из лифта и пошла по холлу, думы ее были всецело поглощены вновь обретенным счастьем. А какой чудесной показалась ей кипучая жизнь на улице!

Швейцар свистнул, подзывая такси, — Фейс поджидала машину под навесом, довольная и счастливая. В эту минуту двое мужчин, которых она сначала не заметила, приблизились к ней. И оба с самым невозмутимым видом схватили ее за руки — один за правую, другой за левую.

— Постой минуту, сестренка, — шепнул ей на ухо один из них, — ты поедешь с нами.

Она попыталась крикнуть, но не смогла издать ни звука.

8

Чайки то кружили, то легко парили в воздухе, следуя за катером, точно охотились за падалью. Упорное чавканье мотора казалось Фейс самым омерзительным звуком на свете, тем более что с каждым поворотом винта она все больше удалялась от мирного благополучия и восторженного счастья, которое познала в объятиях Дейна. Пенящийся след позади катера извивался словно дорога, по которой ей не суждено пройти назад и которая ведет неизвестно куда.

Двое мужчин так стремительно втащили ее в стоявший неподалеку седан, а сидевший наготове шофер так быстро влился в общий поток машин, что она почувствовала лишь страх, неприкрытый животный страх. По спине и шее пробежал холодок, и кожа покрылась пупырышками — так еще в далекие доисторические времена реагировали на опасность наши предки. Она лишь мельком заметила удивленное лицо швейцара, но оно тотчас исчезло из виду. Вот тогда-то панический страх и охватил ее, — этот безразличный, незнакомый швейцар был последним звеном, связывавшим ее с миром, где она чувствовала себя в безопасности.

Внезапно она поняла, что произошло.

— Отпустите меня! — закричала она и принялась царапаться и кусаться.

Они обхватили ее сзади и крепко держали. Фейс конвульсивно дернулась и замерла.

— Не рыпайся, не то мы наденем на тебя наручники, — пригрозил один из них.

— Покажите мне ордер на арест, — потребовала Фейс.

Тот, что с ней разговаривал, рассмеялся с видом превосходства.

— Никто и не думал тебя арестовывать, сестренка. Просто ты взята под надзор, вот и все. — И он снова рассмеялся. — Видишь? — И он сунул ей под нос значок, но какой именно, она не поняла.

— Куда вы меня везете? — Фейс пыталась говорить спокойно, но она вся дрожала, а сердце словно раздулось в груди и, казалось, готово было лопнуть.

— Узнаешь… со временем.

Она сжала губы и решила больше не разговаривать. Зачем давать им повод глумиться над ней? Как ни странно, спутники ее не отличались ничем примечательным. Два самых обыкновенных человека, откормленные, довольно пухлые, гладко выбритые, — от них слегка попахивало дешевым одеколоном, какой употребляют после бритья. Хотя один был брюнет, а второй блондин, на обоих были одинаковые коричневые шляпы из легкого фетра — дешевые шляпы с жирными пятнами возле лент.

Никогда в жизни Фейс не чувствовала себя так беспомощно, как сейчас. Машина мчалась на полной скорости. Фейс видела людей, спешивших в дождевиках по улицам, тысячи и тысячи людей, и не могла позвать ни одного из них на помощь. А когда они проезжали через район, где сосредоточены банки и конторы, Фейс подумала, что Дейн где-то тут, поблизости и даже не подозревает о том, что с ней происходит. Мысль эта была настолько мучительна, что Фейс чуть не застонала.

Машина подъехала к причалу и остановилась возле моторного катера. Он неуклюже покачивался на мутной воде, загрязненной пятнами нефти, щепками, деревяшками. Смешанный запах гниющего мусора, соли и нефти шел из-под настила, — он ударил Фейс в нос, она почувствовала дурноту.

Мужчина в клеенчатом костюме, блестевшем от морских брызг и дождя, который то прекращался, то вновь начинал лить, вышел из рубки.

— Так скоро? — спросил он и расхохотался. — Вы что, соли ей на хвост насыпали, что ли?!

Спутники Фейс ухмыльнулись.

— А почему бы и нет, — сказал один из них.

— А ну, прыгай, сестренка, — приказал другой. — Твой гороскоп предсказывает тебе путешествие.

Фейс молча повиновалась.

Катер помчался, зарываясь носом в высокие волны, и горизонт исчез, расплылся в тумане и водяных брызгах. Примостившись на скамейке в каюте, Фейс смотрела в иллюминатор, который то и дело застилала пелена. Вот он, ее мир, — маленькое оконце и ничего больше. Ей стало нехорошо.

Пристально глядя в иллюминатор, она стиснула руки, стараясь преодолеть апатию, которая грозила поглотить ее. Ей вспомнилось, что сказал Дейн во время их первой встречи насчет мышки и подстерегающих ее кошек. Ну вот, она мышь, и кошки ее сцапали. Теперь уж ничего не поделаешь. И вдруг в ней вспыхнуло возмущение; если бы не Дейн, ничего, возможно, и не случилось бы, кошки не сцапали бы ее, останься она в Вашингтоне! Но нет… это несправедливо. Ведь она сама тогда ночью, в лодке, просила Дейна увезти ее. Она не могла больше жить там, а он все понял и выполнил ее желание. Как же можно винить его за это?! Но уж, во всяком случае, он не должен был оставлять ее одну — потому ее и схватили, что она была одна. Будь с ней мужчина, они не посмели бы пальцем к ней прикоснуться — это всякому ясно. Да нет же, несправедливо это! Несправедливо! Не мог он быть с ней все время… Рано или поздно, в самый неожиданный момент, кошки выпрыгнули бы из засады! Ох нет, даже Дейн не мог бы ее спасти, — ее могла бы спасти лишь сила, более могущественная, чем Дейн, сила… Но откуда знать об этом прохожим в дождевиках, да и какое им до нее дело?!