Тарзан - приёмыш обезьяны - Эдгар Берроуз

С минуту Тарзан стоял в нерешительности под наплывом противоречивых чувств: верность к д’Арно боролась в нем с порывом к свободе родных джунглей. Но воспоминание о прекрасном лице и горячих губах, крепко прижатых к его губам, победило обворожительную картину прошлого, которую он нарисовал себе. Обезьяна-человек забросил на плечи еще теплую тушу и опять прыгнул на деревья.

Люди на веранде сидели молча уже целый час. Они безуспешно пытались говорить на разные темы, но неотвязная мысль, которая мучила каждого из них, заставляла уклоняться от разговора.

— Боже мой! — произнес бившийся об заклад. — Я больше не могу терпеть. Пойду в джунгли с моим скорострельным ружьем и приведу назад этого сумасброда.

— Я тоже пойду с вами, — сказал один.

— И я, и я, и я, — вразнобой воскликнули остальные.

Эти слова как будто нарушили чары какого-то злого ночного кошмара. Все бодро поспешили по своим комнатам и затем, основательно вооруженные, направились в джунгли.

— Господи! Что это такое? — внезапно крикнул один англичанин, когда дикий вызов Тарзана еле слышно долетел до их слуха.

— Я слышал однажды нечто подобное, — сказал бельгиец, — когда был в стране горилл. Мои носильщики сказали, что это крик большого самца-обезьяны, убившего в бою противника.

Д’Арно вспомнил слова Клейтона об ужасном реве, которым Тарзан возвещал о своей победе, и украдкой улыбнулся, несмотря на свой ужас, при мысли, что этот раздирающий душу крик вырвался из человеческого горла, — из уст его друга!

В то время, когда все общество остановилось на краю джунглей и стало обсуждать, как лучше распределить свои силы, все вдруг вздрогнули, услыхав рядом негромкий смех, и, обернувшись, увидели возникшую из зарослей гигантскую фигуру с львиной тушей за плечами.

Даже д’Арно был как громом поражен, ему казалось невозможным, чтобы с тем жалким оружием, которое взял Тарзан, он мог так быстро покончить со львом, мало того, в одиночку пронести огромную тушу сквозь непроходимые джунгли.

Все окружили Тарзана, засыпая вопросами, но он только пренебрежительно усмехался, когда ему говорили о его подвиге. Он так часто убивал ради пищи или при самозащите, что этот поступок нисколько не казался ему замечательным. Но в глазах людей, привыкших охотиться за крупной дичью, он был настоящим героем, кроме того, он неожиданно приобрел десять тысяч франков, ибо д’Арно настоял на том, чтобы долг был принят.

Это было очень существенно для Тарзана, он уже начал понимать, какая сила кроется в маленьких кружочках металла или бумажках, постоянно переходящих из рук в руки, когда человеческие существа ездят, едят, спят, одеваются, пьют, работают, играют или снимают приют для защиты от холода, дождя и солнца. Для Тарзана стало очевидным, что без денег среди людей прожить нельзя. Д’Арно говорил ему, чтобы он не беспокоился, так как у него денег больше, чем нужно.

для обоих. Но обезьяна-человек многому научился и, между прочим, тому, что люди смотрят сверху вниз на человека, который берет деньги от других, не давая ничего равноценного.

Вскоре после случая с охотой за львом д’Арно удалось зафрахтовать старый парусник для каботажного рейса в бухту Тарзана. Они были счастливы, когда маленькое судно подняло парус и вышло в море.

Плавание вдоль берегов прошло благополучно, и на утро после того, как они бросили якорь перед хижиной, Тарзан, прихватив лопату, отправился в амфитеатр обезьян, где был зарыт клад. На следующий день к вечеру он вернулся, неся на плечах большой сундук. При восходе солнца маленькое судно вышло из бухты и пустилось в обратный путь на север.

Три недели спустя Тарзан и д’Арно уже были пассажирами на борту французского парохода, шедшего в Лион. А через несколько дней д’Арно повез Тарзана в Париж.

Приемыш обезьян страстно стремился скорей попасть в Америку, но д’Арно настоял, чтобы он сперва съездил с ним в Париж, хотя отказался объяснить, на какой безотлагательной надобности основана его просьба.

Одним из первых дел д’Арно в Париже стал визит старому приятелю, крупному чиновнику департамента полиции, куда он взял с собой и Тарзана.

Д’Арно ловко переводил разговор с одного вопроса на другой, пока чиновник не объяснил заинтересовавшемуся Тарзану многие из современных методов для захвата и опознавания преступников.

Тарзана особенно поразило изучение отпечатков пальцев, применяемое этой интересной наукой.

— Но какую же ценность могут иметь эти отпечатки, — спросил Тарзан, — если через несколько лет линии на пальцах будут совершенно изменены отмиранием старой ткани и нарастанием новой?

— Линии не меняются никогда, — ответил чиновник. — С детства и до старости отпечатки пальцев каждого индивида меняются только в величине, ну разве что порезы изменяют петли и изгибы. Но если были сняты отпечатки большого пальца и всех четырех пальцев обеих рук, индивид должен потерять их все, чтобы избегнуть опознания.

— Изумительно! — воскликнул д’Арно. — Хотел бы я знать, на что похожи линии на моих пальцах?

— Это мы можем сейчас увидеть, — объявил полицейский чиновник, и на его звонок явился помощник, которому он отдал несколько распоряжений. Чиновник вышел из комнаты, но тотчас вернулся с деревянной шкатулкой, которую он и поставил на пюпитр своего начальника.

— Теперь, — сказал чиновник, — вы получите отпечаток ваших пальцев в одну секунду.

Он вынул из шкатулки квадратную стеклянную пластинку, тонкую трубочку густых чернил, резиновый валик и несколько белоснежных карточек. Выжав каплю чернил на стекло, он раскатывал ее резиновым валиком до тех пор, пока вся поверхность стекла не покрылась очень тонким и равномерным слоем чернил.

— Положите четыре пальца вашей правой руки на стекло, вот так, — сказал чиновник д’Арно. — Теперь большой палец… Хорошо. А теперь в таком же положении опустите их на эту карточку, сюда, нет, немножко правее. Мы должны оставить место для большого пальца и для четырех пальцев левой руки. Так!

— Теперь ваша очередь, Тарзан! — сказал д’Арно. — Посмотрим, на что похожи ваши петли.

Тарзан тотчас же согласился, и во время операции забросал чиновника вопросами:

— Можно ли отличить отпечатки обезьяны от отпечатков человека?

— Вероятно, да, потому что отпечатки обезьяны куда проще отпечатков более высокого организма.

— Но помесь обезьяны с человеком может ли выказать отличительные признаки каждого из двух родителей?

— Думаю, что да, — ответил чиновник, — но наука эта еще не достаточно разработана, чтобы дать точный ответ на подобные вопросы. Лично я не могу довериться ее открытиям дальше распознавания между отдельными индивидами. Тут она абсолютна. Вероятно, во всем мире не найдется двух людей с тождественными линиями на всех пальцах. Весьма сомнительно, чтобы хоть один отпечаток конкретного человеческого пальца мог сойтись с отпечатком другого человека.