Петровский - Федот Бега

Емельян Ярославский помог добиться для Григория Ивановича медицинского осмотра.

В колонию ссыльных в Якутске входил и Серго Орджоникидзе, который попал в Якутию в июне 1916 года, но жил он в селе Покровском, в девяноста верстах от города, и постоянно навещал товарищей.

Так, волею судьбы, в Якутске образовалась крепкая группа партийцев во главе с опытными руководителями — Г. И. Петровским, Ем. Ярославским, Г. К. Орджоникидзе.

Газета «Искра» еще в 1901 году писала, что сослать человека в Якутию — это все равно что закопать живого в могилу. Действительно, такой глухомани трудно было сыскать в ту пору даже в Сибири.

Жизнь ссыльных была здесь трудная, а с началом войны стала еще хуже. Продукты стоили дорого, ничем, кроме физического труда, политическим заключенным заниматься не разрешалось. Но и такую работу найти было нелегко. Раньше ссыльным товарищам присылали деньги партийные и рабочие организации, но с началом войны, когда эти организации в большинстве были разгромлены или закрыты, материальная помощь из России прекратилась. Приходилось добывать хлеб насущный любыми поделками собственных рук. Но руки не всегда выручали — нередко ссыльные большевики голодали. К этому добавились изменения в административном режиме: он стал жестче — было ограничено право передвижения, усилилась слежка, участились обыски; за самовольные отлучки наказывали острогом.

Петровскому повезло — у него была заводская квалификация: он мог работать одинаково хорошо и слесарем и электриком. Его взял к себе в мастерскую один местный агроном, и Григорий Иванович работал у него, что называется, мастером на все руки.

Иногда приходили письма из Петрограда от жены, которая осталась там с двумя сыновьями-подростками и дочерью. Присылала жена и посылки.

Конечно, много послать она не могла, да и не положено это было, но какую-то малость — табачок, кружок-другой колбасы или шерстяные носки — Доминика Федотовна, несмотря на протесты мужа, все-таки отправляла регулярно. Посылки, письма от жены и детей шли долго, целый месяц, а то и два.

В архиве Петровского сохранилось коротенькое письмецо, посланное им из Якутска Ф. Н. Самойлову, жившему на поселении в Минусинске. Это письмо примечательно бытовыми подробностями и той поразительной товарищеской поддержкой, которую оказывали друг другу ссыльные депутаты-большевики.

«Здравствуй, Федор Никитич! Деньги я 29 р. 85 к. получил. Муранов прислал 67 р., Бадаев 47. Лично я деньгами не воспользуюсь, так как у меня заработок есть, а кому и куда разошлю, тогда сообщу. Здесь в Якутске я с 25 ноября (работаю) в качестве слесаря, токаря, был на молотьбе за машиниста при двигателе; пришлось работать при 40–45° мороза, а обычное время в кузне… Холод, дым, пыль буквально создавали каторжные условия, но теперь немного легче…»

Привычка с юношеских лет к физическому труду, заводская смекалка и навыки сослужили Григорию Ивановичу в эту тяжелую пору жизни отличную службу, помогли сохранить бодрость духа и собранность — очень ценные качества в условиях ссылки.

Ссыльные большевики и в сибирской глухомани продолжали, как могли, партийную и политическую работу в народе — среди ссыльных, среди крестьянской бедноты, ремесленников и солдат.

«Политические», как их здесь называли, не раз выручали обездоленных крестьян и батраков, заступаясь за них перед властями. О них среди якутов и русских крестьян ходила добрая молва.

Они организовали кассу взаимопомощи. Но касса эта играла и другую, конспиративную роль: часто под видом собраний членов кассы устраивались совещания созданной по инициативе Петровского и Ярославского подпольной организации РСДРП.

В организации ссыльных не было единодушия по многим политическим вопросам, в особенности резко расходились мнения об отношении к войне. Большевики были за поражение царского правительства, другая часть социал-демократов стояла на позициях «оборончества»; а несколько меньшевиков поддерживали центристскую линию Троцкого, который, как известно, провозгласил демагогический, фальшивый лозунг: «Ни победы, ни поражения».

Споры по этому важнейшему вопросу не утихали; он же был предметом дискуссий в созданных революционных кружках для молодежи якутской национальности, много времени которым посвящал Григорий Иванович Петровский. Из этих кружков вышли люди, устанавливавшие впоследствии власть Советов на своей родной якутской земле.

XII. Февральская революция. Возвращение в Петроград

3 марта 1917 года Петровскому принесли телеграмму из Петрограда. Развернув бумажку и пробежав глазами печатные буквы, Григорий Иванович не сразу разобрал их смысл. И только когда прочел вторично, он понял, какое безмерное счастье принесли ему и всем товарищам эти серые казенные строчки. Телеграмма была от жены, в ней сообщалось о совершившейся в Петрограде революции. Не было сказано, что творится в столице, кто взял власть, где царь, какие силы на стороне революции и какие против, приехал ли в Питер Ленин. Главное — революция, которую пролетариат и партия так ждали и самоотверженно готовили, свершилась! А для ссыльных это значило свобода, дорога домой, к родным и семьям, к большой партийной работе!

В следующую минуту Петровский уже бежал, размахивая телеграммой, к дому, где жил Ярославский. Он застал его около дома и крикнул: «Революция! В Питере революция!» Ярославский какой-то миг глядел на него, приоткрыв рот. Петровский сунул ему телеграмму, тот быстро склонился над ней, пробежал раз, второй, третий. А потом в изумлении кинулся обнимать и целовать Григория Ивановича. Они поздравили друг друга с великим днем и побежали в дома, где жили большевики, сообщить им эту чрезвычайную весть.

В тот же день на собрании ссыльные избрали ревком, в который вошли четверо: Орджоникидзе (выбранный заочно), Петровский, Ярославский и Кирсанова.

Телеграмма Доминики Федотовны вскоре подтвердилась и официальными телеграфными сообщениями. Об этом тотчас стало известно в Якутске, хотя власти безуспешно пытались утаить телеграммы от населения, запретив печатать их в местной газете. Но скрыть уже ничего нельзя было.

Мысль о немедленном возвращении в Петроград приходилось пока отложить. Ссыльные не успели бы до весенней распутицы добраться по плохим дорогам до железнодорожной станции — она находилась за две тысячи верст от Якутска. А пароходы по реке Лене могли пойти не раньше чем через три месяца, в конце мая. И поэтому пока надо было брать в свои руки власть тут, в Якутске, устанавливать новые, революционные порядки.