Создана быть твоей (СИ) - Мун Эми

— Мисс Орлова…

— Лоу!

— Сути не меняет. Я не изменял вашей дочери, если вы об этом. То есть, — поправился, вспоминая визит Хлои сразу после подписания договора, — я завершил отношения с другими женщинами в день визита Шерил. Все! И сейчас я чертовски хочу услышать, что именно она сказала. Какая замена?!

На лице омеги мелькнуло сомнение. А он вдруг подумал, что Шерил мало чем похожа на мать. Только вот зубки показывать — это у них общее.

— Я верю своей дочери, — затянула старую песню женщина.

Все. С него хватит.

— Отлично. Верьте. А у меня есть свидетели и записи камер. Мисс Орлова, — омега промолчала, — В нашей беседе не хватает участников. И, предупреждаю сразу, скрывать, что Шерил — омега, не стану. Мисс Ливс можно доверять безоговорочно.

* * *

К концу выяснения отношений у него раскалывалась голова. Женщины! Говорить с ними сложнее, чем собрать аэролет без инструкции и откалибровать его в ручную.

Но результатом стали две притихшие омеги, которые в вполголоса шушукались в другом конце кабинет. Ливс и Орлова поладили потрясающе быстро. Все-таки Надежде нужно было в дипломаты идти — кого хочешь белым и пушистым сделает.

Разумеется, Марк не называл настоящую фамилию Лоу — Надежде хватило знания, что Шерил — омега. Но если женщина удивилась, то вида не подала. Только понимающе кивнула.

Наконец, совещание было окончено.

Орлова выглядела совершенно потеряно и уже не пыталась сыпать обвинениями. Ливс отключилась от звонка, но несколько секунд появилась в виде голограммы, сидящей на куске кресла.

— Я верю своей дочери, — заявила Орлова, но голос уже не звучал так уверенно.

— Можно восстановить записи камер, — начала Ливс, но Марк отрицательно покачал головой — без вариантов. Уничтожено не все, но достаточно, чтобы спутать карты. Рок ещё час назад запрос отправил, сразу, как женщины принялись выяснять, казнить сегодня альфу или миловать. Отца тоже встряхнули, но он прекрасно понимал, что его ждет, и поэтому сотрудничать отказывался, и Марк прекрасно понимал — облегчить попытки джокапаться до истины никто не собирается.

— Знаете, мистер Дарквуд, — вновь подала голос Надежда, — в одном я с мисс Лоу согласна — вам нужно отпустить Шерил. Постойте-постойте, — мягко прервала его бурный протест, — Прошу, поверьте мне — от этого выиграют все. Во-первых: вы без помех разберётесь с текущими делами, не отвлекаясь на тревожащую вас проблему …

Разумно. Но невыполнимо.

— …Во-вторых: дадите Шерил то, к чему она привыкла с рождения — свободу выбора…

Да, спокойно смотреть, как она набьет ещё парочку-другую шишек и опять куда-нибудь влипнет?! Ее страшно просто выпустить из коттеджа! Каждый выход — приключение. А что будет, когда у девочки начнется овуляция? Он свихнётся от мысли, что рядом может оказаться другой!

— В-третьих, дадите ей самой разобраться в своих ощущениях…

— Разобраться?! — все-таки не выдержал. — В чем она будет разбираться, если в голове черти что, и я не могу доказать обратное?

— Вот и подождите, пока все доказательства не будут на руках, и вы сможете полностью разобраться в этот вопросе. Мистер Дарквуд, я понимаю, что это сложно. Но возможно. Только если вы действительно любите Шерил.

Последний звук растаял в воздухе, погружая кабинет в оглушительную тишину. Он слышал, с каким трудом ворочается в груди сердце, и как трещат от напряжения нервы, а внутри все противилось каждому слову Ливс. Это бред! Надо просто оставить Шерил тут. Однажды она привыкнет. Не сейчас, так через некоторое время, и уж точно никуда не денется, когда родит ему детей. Двоих… А лучше троих. Она будет любить их. И его, Марка, тоже!

— Думаю, наш разговор окончен, — встал из-за стола. — У меня много дел.

* * *

Это началось ночью. Когда Шерил задремала, смирившись, что нога с ее бедра никуда не исчезнет и тиски объятий не станут слабее. Каждую ночь альфа гонялся за ней по всей кровати. Стоило отодвинуться в сторону, ее хватали и фиксировали под раскаленным, как пустыня, телом. Иногда побег заканчивался новой порцией близости. Она начиналась с быстрых мазков-поцелуев по лицу, шее, плечам и с каждым новым прикосновением мужчина заводился все больше и больше. Его дыхание становилось глубоким и рваным. Пальцы выжигали на коже узоры чувственной ласки, и взгляд… Такой голодный. Нетерпеливый. Ему невозможно было сопротивляться. Он вытаскивал из нее всё те крохи, что остались от души, и на короткое время заполнял подобием ответного желания. Телесным откликом, маскирующим пустоту …

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А сейчас не так. Сейчас там становилось жарко и влажно, и руки потянулись обнять лежащего рядом мужчину. Вкусного… Она ткнулась носом в изгиб мощной шеи, глубоко вдыхая аромат жарких пустынь. Горячего… пробежалась пальцами по литым мускулам, дрогнувшим от ее прикосновения. Сильного… Застонала, чувствуя, как мужские пальцы вплетаются в локоны, натягивая их до приятной боли. И такого твердого…

— Шер-р-р…

Слух обжёг хриплый стон, когда она без стеснения накрыла ладонью крепкую плоть. Скользнула по всей длине, сдаваясь ощущению чистой похоти, круто замешанной на восторге.

Ее альфа! Он здесь! Он хочет ее! И будет брать всю ночь. Ни обман самоудовлетворения, а мужчина из плоти и крови. Ее мужчина!

Одеяло пропало, оставляя их обнаженных. Альфа вскинулся, нависая над ней темной громадиной, и Шерил выгнулась ему навстречу, широко раскрывая бедра. Внизу так пусто! Так не хватает его жёстких ласк и яростных рывков.

— Девочка моя, — со стоном опустился сверху, сминая ее в жадных объятьях, — охренеть просто…

* * *

Жадный вдох подкинул очередную дозу наркотика в кровь, и Марк впился поцелуем в приоткрытые губы. С ума сойдёт. Кончит, как мальчишка, пачкая простыни и распятую под ним омегу.

Это безумие! Долбанный край, за который его вышвырнуло с первого вздоха. Еле уснул сегодня, весь вечер мечтал совратить малышку на ещё один заход, но сейчас хотелось не просто трахаться. Хотелось скрутить ее, сжать, подмять под себя и одним толчком наполнить до краев, двигаться и двигаться до тех пор, пока не заполнит спермой до отказа.

И, черт возьми, девочка ему отвечала! Извивалась, приподнимая бедра и требовательно запуская ноготки в плечи. Его Шерил! Его горячая малышка, вот же она! Стонет, трётся об него и пахнет… Охренеть, как она пахнет! Мозги в труху, и все мысли ниже пояса. Как животному, хочется ее нюхать, рычать, кусаться и тут же облизывать сочную плоть, украшенную его метками.

Проклятье, он должен знать ее вкус! Должен попробовать — и попробует, потому что Шерил — его! Вся полностью!

Еле оторвал себя от сладких губ. Смял идеальную грудь, жадно затягивая в рот стразу два возбужденных соска. Как вскрикнула! Дернулась так, что чуть не скинула. Довел бы до оргазма за пять минут, но как на аркане тянуло ниже. Мимо тонких выпирающих рёбрышек и бархатной кожи живота. Обласкал языком продолговатую выемку пупка, поцеловал крутой холмик над лоном и опустился ещё ниже, вдыхая яркий аромат возбуждения.

Тонкие пальцы зарылись в волосы, подталкивая голову ближе. Марк раздвинул блестящие от сока складки и проник языком глубоко в горячую плоть.

Сладкая! Вкусная настолько, что если бы не болевшие от напряжения яйца, вообще не отрывался от этой малютки. Лизал и целовал, наслаждаясь нежным вкусом, хлынувшим в горло свежей родниковой водой.

Шерил вскрикивала на каждый удар по чувствительному комочку плоти. Прижималась к нему, нетерпеливо виляя бедрами. Его девочка! Такая, как он помнил и знал!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Движения становились откровенней и жарче. Он трахал ее языком, раскрывая, пробуя и запоминая каждое мгновенье. И Шерил не смогла сдерживаться долго. Выгнулась, крупно вздрагивая всем телом, и сока стало больше, а вокруг языка сжалась тугая плоть.

— Ма-а-арк!

Все! Не мог он больше! Навалился сверху, впиваясь в приоткрытый ротик и жадно пробуя на вкус собственное имя. Резким броском вклинился в тугую тесноту, чувствуя, как бросает в пот от невозможности сдержать себя. Свою жажду и желание обладать ею. Запереться в спальне и брать сутки напролет, снова и снова, до начисто опустевших яиц и полного изнеможения. И черт, как же невыносимо он жалел о том долбанном уколе. Контрацепции, мать ее, ведь иначе…