Сибирский рассказ. Выпуск V - Пётр Денисович Аввакумов

идут бодро. Лишь скользкие камни затрудняют движение каравана. Но животные ступают на них осторожно.

В конце всякого дела Апоке хочется петь.

— А-а-а! — вдруг отчаянно завопил Юрка, замыкающий цепочку.

Апока оглянулся. Последний в Юркиной связке олень лежал на боку. Видно, споткнулся. Перепуганное животное, вытаращив налитые кровью глаза, дергается, пытается подняться. Но мокрый мох, покрывающий камни, не позволяет копытам хорошо упереться. Олень с тяжелым грузом сползает по склону. А внизу пенится река, давно вышедшая из тесных берегов…

Упавший олень тянет за собой и первого в своей связке рабочего оленя, а тот — Юркиного верхового.

«Беда!» — проносится в голове Апоки. Он спрыгивает со своего оленя и бросается к орущему Юрке. За Апокой бежит Петя.

Юрка уже соскочил на землю, но никак не освободится от поводьев. Он так туго намотал их на руку, что и его тащит вслед за оленями.

Озираясь на поток, Юрка видит проплывающие коряги, тальники, даже целые стволы деревьев.

Парнишка ревет во все горло. И не только от страха за себя! И оленей ему жалко, и дров жалко, — где в такую погоду найдешь лучше…

Апока и Петя вцепились в веревку, соединяющую первого рабочего оленя с упавшим, и рывком на едином дыхании пытались подтянуть оленей чуть выше. Ничего не получилось.

Наконец Юрке удалось освободиться от поводьев. Теперь и он вцепился в общую веревку. Втроем держать легче.

Глаза первого рабочего оленя, казалось, вот-вот вылезут от напряжения из орбит. В его шею врезалась веревка, он хрипит и задыхается. Тяжесть лежащего оленя вот-вот должна свалить и его. Он из последних сил упирается копытами в скользкую землю, стараясь наклонить голову как можно ниже, чтобы удержаться на неверных ногах.

Апока быстро соображал: «Самое простое — перерезать натянутую, как струна, общую связывающую веревку. Тогда упавшее животное скатится по откосу в воду, освободив от своей тяжести второго рабочего оленя и Юркиного верхового. А что, если осторожно подобраться к барахтающемуся оленю и, изловчившись, перерезать подпругу. Тогда в реку рухнут только седло и тяжелые дрова, но олень будет спасен?»

— Держите крепче! Я сейчас! — крикнул Апока.

Оступаясь и падая, он заскользил к лежащему оленю, на ходу доставая нож.

Мальчик сумел быстро перерезать ремень, крепивший седло. Седло и мешки с дровами, набирая скорость, полетели под откос в реку. Веревка на шее оленя сразу ослабла, он почувствовал облегчение и сумел встать на ноги.

Тяжело дыша, спасенное животное рванулось вверх на тропу и только здесь привычно встряхнулось всем телом. Кожа на шее и на боках оленя мелко подергивалась, ноги дрожали. Олень еще не верил, что под ним твердая почва.

Благодарно мотая тяжелой головой, олень уставился на спасителя. Животное не сводило с него черно-бархатных глаз и тянулось к мальчику жаркими ноздрями. Апока смутился. Глаза оленя были глубокими, как ущелье, в них отражались мокрые от недавнего дождя скалы.

«А может, он плачет?» — подумал Апока.

Он никогда не видел такого взгляда и не подозревал, что у оленя такие «говорящие» глаза.

А далеко-далеко, в лощине, белели родные чумы стойбища, будто все бабушки смотрели в сторону ребят, с нетерпением ожидая маленький караван.

Человек в черном

«И откуда только берутся эти облака? Плывут и плывут без конца, интересно, куда они держат путь?» — мрачно думает Апока. Он соскучился по солнцу, оно неделю не может пробиться сквозь толстое одеяло облаков.

Сегодня отец едет по летнему маршруту стада. Апока, конечно, с ним. Скоро годовой пересчет оленей, и надо проверить все старые стоянки и загоны. Может быть, туда завернули отколовшиеся олени. Бригадир давно заметил, что из стада исчез ездовой олень Мэника и с ним четыре важенки с оленятами. Думали, найдутся, но сделали уже три перехода, а их нет.

За день весь маршрут не проедешь. Чиктикана и Апоки не будет примерно неделю.

Поймали по три верховых, чтобы менять уставших оленей, да еще двух рабочих — под вьюки. Захватили все необходимое и отправились. Мальчик не первый раз сопровождает отца, любит такие путешествия. Каждая старая стоянка, словно интересная книга или дневник воспоминаний. Тут мальчику все знакомо.

Едут не спеша, часто останавливаются и подолгу рассматривают в бинокли горные распадки. Специально прошли вдоль горных речек, надеясь встретить на песке оленьи следы. На берегу речки в первый день и заночевали.

Оленей привязали на обильном ягельнике. Свободно отпускать их нельзя — могут уйти. Поэтому просто удлинили привязные поводья: на одном конце олени, другим обвязаны большие валуны. Ягеля много, ночью животные хорошо покормятся.

…Проснулись рано. Солнца по-прежнему нет, но приближение зари все равно чувствуется.

У каждого свое дело. Отец идет к оленям, их надо свести на водопой и перевязать на новое место, Ягель на старом они за ночь выщипали. Апока разводит костер. Он уже сбегал к роднику с чайником и повесил его над пламенем.

Мальчик достал из мешка сырое мясо. Нарезал небольшими кусочками, посыпал солью и нанизал мясо на две обструганные палочки. Эти самодельные шампуры он воткнул в землю с наклоном к углям. Пока закипает вода и жарится шашлык. Апока по привычке внимательно вглядывается в горные склоны. Оленевод должен видеть все, что делается вокруг каждой стоянки.

На одном из склонов заметил человека, одетого во все черное. «Отец, — подумал Апока, — его куртка, шапка, резиновые сапоги. Только непонятно, зачем он так высоко забрался, он же должен быть возле оленей. А может, это не отец?»

Человек деловито расхаживал в высоком кустарнике, иногда зачем-то нагибался. «Надо пойти разузнать, что за незнакомец, — решил мальчик. — Может, заблудился и нужна помощь».

Апока убрал с огня чайник, а палочки с шашлыком отвел от жарких углей, чтобы мясо не подгорело.

Не отошел он от палатки и трехсот метров, как увидел отца, олени паслись недалеко — лакомились влажным от утренней росы ягелем.

— Чай готов, сынок?

— И чай готов, и шашлык! —