Там, где лес не растет - Мария Семенова

Коренга даже не подозревал, с какой быстротой, оказывается, может опустеть площадь… Полтора десятка мужчин во главе со жрецом, возившиеся у короба, исчезли буквально в мгновение ока. Только что были здесь – и всё, нету их, подевались неизвестно куда, сметённые звериным нерассуждающим ужасом. Остались лишь Коренга с его неуклюжей тележкой, да не привыкшая бегать Эория… да Торон.

Он-то, Торон, и сорвался с места самым первым, не оглядываясь на хозяина и не дожидаясь приказов. Он не стал тратить время на то, чтобы обежать воздвигнутый короб с наброшенным, но ещё не натянутым шёлком, – махнул прямо через верх, и четырёхаршинная преграда не остановила его. Силясь расправиться, спутанные крылья яростно рванули попонку, о которой Торон начисто позабыл… Прочная замша разлетелась бесформенными клочьями. Обладай халисунец хоть каплей прежнего смысла, он бы по крайней мере остановился. Но его ум перестал жить прежде тела, а тело неотвратимо рысило к упавшему мальчику, не ускоряя и не замедляя побежки. И кажется, вовсе не замечая Торона, летевшего наперерез то ли в невозможном прыжке, то ли в отчаянной попытке полёта…

Пока длился этот прыжок, правая рука Коренги успела взметнуться над головой, выдёргивая узкий ремень, всегда лежавший наготове вдоль ног. Праща с резким свистом рассекла воздух, камень размером в кулак ударил белого пса между занавешенными густой шерстью глазами. Человека такой камень убил бы на месте, но пёсий череп куда толще и прочней человеческого. Бегущая смерть, уже не восприимчивая к ранам и увечьям, лишь споткнулась, сбилась с ровного шага…

…И сверху на неё обрушились челюсти, хлещущие крылья и когтистые лапы Торона. Удар отбросил и сшиб халисунского кобеля, но и Торон не удержал равновесия. Псы покатились, сцепившись, хрипя и пуская по ветру клочья окровавленной шерсти…

Эория была уже возле мальчика. Подхватив его на руки, сегванка в три прыжка вернулась с ним к Коренге. Тот терзал рычаги, выдирая колесо тележки из щели между камней. Туда, скорее туда, где рвали один другого два кобеля – живой и неупокоенный мёртвый!.. Боль Торона белым огнём ударила в плечо, лишая руку движения. Коренга вскрикнул, задохнулся, бешеным рывком высвободил колесо и что было силы бросил тележку вперёд, на помощь Торону. На самом деле он очень мало что мог для него сделать, но не задумывался об этом. Объезжая треклятый короб, он повернул так, что задние колёса ёрзнули по земле, словно по льду…

И всё равно опоздал.

Халисунский пёс лежал на боку, его язык и губы ещё подрагивали, но это уходила последняя видимость жизни. Страшные челюсти Торона всё-таки сомкнулись на его затылке, сломав позвонки, и смерть быстро забирала то, что принадлежало ей по праву. Победитель медленно поднимался, шатаясь от изнеможения и нахлынувшей боли. Битва оказалась скоротечной, но все силы были выплеснуты без остатка. Левое крыло Торона беспомощно свисало, перекушенное в плече.

Мальчик плакал, прижимаясь к Эории. Это был храбрый горский мальчик, охотник на лис, умевший рассуждать очень по-взрослому, но сейчас он хватался за Эорию, как младенец за мамку, и плакал от пережитого ужаса.

Его плач послужил словно бы сигналом. На площади вновь начали появляться люди.

ГЛАВА 63

Возвращённое пожелание

Коренга сидел в тележке рядом с липким от крови, непохожим на себя Тороном и чувствовал, как скатывается в тартарары весь привычный, знакомый, обжитой мир. Что-то произошло, что-то надломилось – непоправимо, так, что уже не срастётся, уже никогда не будет в точности прежним.

Почти как в день, когда у него отнялись ноги и жизнь навсегда стала иной. И точно так же хотелось вернуться в только что – рукой ухватить – отбежавшее прошлое, и уже было откуда-то ясно: не тянись, не вернётся.

Если бы сейчас Коренгу спросили, как звать, он бы, наверное, не сумел сразу ответить…

Люди появлялись на площади как-то замедленно, по одному возвращаясь из-за дверей и оград, спускаясь с крыш, на которые они только что взлетели с кошачьей скоростью, вроде бы не полагавшейся людям. У Коренги мелькнула мысль, что они могли опасаться, не вскочит ли убитый Тороном бешеный пёс. Потом он заметил в руках у троих из них вилы. Навозные вилы, способные – это он своими глазами видал – становиться очень грозным оружием. Он почти решил, что разумные ирезейцы хотели избавиться от опасной падали, не прикасаясь руками. Но зубья вил были направлены не на безжизненно замершее белое тело. Они смотрели на Торона, на Эорию, на него самого.

Уж не собирались ли они им отомстить за собственный страх и малопочтенное бегство?..

Воительница первая как следует поняла, что происходило. Она спустила с рук мальчика и легонько шлёпнула его пониже спины.

– Беги, молодец, матери покажись, чтобы не плакала!

При Эории не было меча, он остался в мешке, но на поясе висел боевой нож в ножнах. От Коренги не укрылось, с каким спокойным презрением дочь кунса поглядывала на ирезейцев. Как Торон когда-то на галирадских дворняжек.

– Вы отошли бы, добрые иноверцы… – немного тряским голосом выговорил рыжий жрец. Вилы в его руках сделали движение, словно отъединяя Коренгу и Эорию от Торона. – Вы бы отошли…

Тележка Коренги не умела ездить боком, но он умудрился двумя движениями подогнать её поближе к Торону.

– Он симуран!.. – во всю силу лёгких закричал Коренга. – Он не заболеет! Симураны не бесятся!..

Хотел бы он сам быть полностью в этом уверен. Невосприимчивость к бешенству в самом деле составляла ниспосланное свыше благословение симуранов, но Торон был всего лишь вымеском. Почём знать, пересилит ли заразу та половина его крови, что пришла от отца!

– Ты просто отойди, парень, – проговорил жрец. Он шёл вперёд медленно, но с каждым опасливым шажком зубья вил придвигались всё ближе. Они плыли вперёд, покачиваясь и отблескивая на утреннем солнце.

– Не смей, – страшно севшим голосом выдохнул Коренга.

Руки снова выдернули пращу, но раскручивать пока не стали – просто подняли для немедленного броска. Коренга никогда ещё не посягал на отнятие человеческой жизни, купеческий охранник по кличке Ёрш был не в счёт, Коренга не убил его и не имел в виду убивать… Теперь было совсем другое дело, убийцам Торона пришлось бы сначала переступить через мёртвое тело его хозяина. И похоже, намерение стоять до конца очень внятно горело у него на лице, и чхать ему было даже на то, что он ел здешний хлеб и только что разговаривал со жрецом… Люди с вилами остановились.

– Дело ваше, почтенные, – с усмешкой проговорила Эория. Она стояла подбоченившись и убирала за ухо длинную светлую прядь, палец почёсывал левый висок, голос звенел издёвкой. – Давайте, заколите собаку, которая спасла всех вас и ваших детей. Только вот он, – сегванка весело кивнула на Коренгу, – точно вышибет мозги первому, кто сунется. Или даже двоим, стреляет он быстро… Ну а я, – тут она неторопливо извлекла из ножен тяжёлый боевой нож и с видимым удовольствием проверила лезвие пальцем, – обмакну сейчас ножик в эту смертную кровь и пойду рубить каждого, до кого дотянусь. Всех не всех, но за четверых поручусь, а дальше – как повезёт… – Она широко улыбнулась, ни дать ни взять предвкушая бой, в котором её саму, Торона и Коренгу ждала неминуемая гибель. А потом вдруг приказала резким жестяным голосом, каким, верно, привыкла распоряжаться воинами на «косатке», когда заменяла отца: – А ну, рыбьи охвостья, живо несите сюда мой мешок! И пожитки венна, если он там какие оставил! Мы уйдём из деревни и заберём с собой нашего пса, и никто из вас, сидящих в Мокрой Золе, не посмеет встать у нас на дороге!

Лицо жреца налилось гневным румянцем, свойственным рыжеволосым… Он колебался, и что удерживало его – подспудная мысль о несправедливости затеянной расправы или камень в праще Коренги, по-прежнему нацеленный ему в лоб, – трудно сказать. Торон стоял, безучастно опустив голову, серый мех слипся от крови, всё тело сотрясала дрожь. Тут вперёд неожиданно вышел хозяин двора, где они провели ночь. Вышел – и заслонил своих недавних постояльцев широко раскинутыми руками.

– Гостеприимство моего очага ещё простёрто над ними, – решительно сказал этот человек. – Они защитили моё дитя! Я никому не позволю их убивать!

К нему, немного помедлив, присоединился владелец недоделанного короба.

– Пусть эти люди уйдут невозбранно, пока ещё не пролилась людская кровь и не омрачила наш день, сделав его негодным для благого служения, – обратился он к жрецу. – Зло пыталось проникнуть в наши пределы, но силою Священного Огня было остановлено. Пусть же уйдут соприкоснувшиеся со скверной, а наша чистота останется незапятнанной!

Его сын появился на площади, неся заплечный мешок Эории. Коренга и не заметил, когда это парень успел отлучиться.

Жрец опустил вилы. Коренга чуть поколебался и положил на колени пращу. Камень в ней, кстати, был не последний. Эория угадала верно, две головы, уж не меньше, он бы за Торона разнёс.