Молот Златы (СИ) - Хелен Кир

на чешуйчатую. Коричневая, страшная. Папочка держит ее пальцами, а она так зло сверкает глазами, что мне не по себе.

— Нет, — упрямо мотаю головой на приближение рептилии.

— Родная, ну не бойся. Ты же знаешь, что спасу всегда. Не хочешь гладить? Тогда выпустим?

Я поспешно киваю, машу руками, призывая выпустить ее скорее. Пусть уходит, исчезает быстрее. Я не могу сказать, что она опасна. Папа просто не знает еще об этом. Он беззаботно и весело улыбается, а у меня все сжимается внутри. Она опасная и злая, как он не поймет.

— Брось! — невесть как появившееся в мозгах слово вырывается наружу. — Брось! Брось!

— Все, малыш, я отпускаю, не волнуйся. Все хорошо, зайка, — папа отходит в сторону, и ящерица растворяется в зелени растений. Ушла, убежала, теперь нечего бояться. — Иди ко мне, дочуня, иди, мое Золотко, давай к папе, — присаживается и раскидывает руки. Он сильный, смелый, храбрый и самый родной. Улыбается и ждет меня. Бегу к нему, но сандалики запутываются в высокой траве, и я не могу мчать стрелой, кажется, что бегу медленно и неповоротливо. Я стараюсь, выдергиваю ноги из пут, поднимаю коленки выше. — Вот так, солнышко. Давай-давай!

Тяну к нему руки. Еще немного, еще чуть и схвачусь за надежные, могучие руки, которые поднимут и прижмут к себе сильно-сильно, закрывая от всех невзгод.

— Папа, — кричу из всех сил. А он все дальше и дальше. — Папочка!

Я спотыкаюсь о кочку и падаю. От горькой обиды текут ручьями слезы из глаз. Мне горько и плохо. Ну что же это такое?! Почему все так? Утираю лицо, смотрю на мокрую испачканную руку. Пальцы в грязи и лицо тоже. Реву отчаянно и громко. Пытаюсь упрямо подняться и дойти до папули, но мне не удается.

— Папа! — почти визжу.

И в этот особо пульсирующий момент прямо перед лицом появляется эта самая жуткая ящерка. Она становится в странную позу, которую принимают злобные собаки перед смертоносным прыжком, присев на задние лапы и яростно оскалив клыки. Ужас сковывает меня и парализует. Не могу шевелиться, просто застываю камнем и все. Загипнотизировано смотрю на чешуйчатую и стекленею дальше.

Именно сейчас я четко осознаю, что я одна. Папы нет. Он пропал. И эта рептилия имеет прямое отношение к его исчезновению. Этот факт будит такую яркую страшную ярость, что набираю полные легкие воздуха и ору, что есть сил. С этим криком мое тело стремительно взрослеет и переносится в этот мир.

— Да заткнись ты! — грубый окрик рвет мое сознание.

Неимоверным усилием воли, разрываю пространство и выхватываю какие-то странные куски. Глаза открыть не могу, слишком тяжело, это нереально почти. А вот звуки воспринимаю, хоть и сложно.

Я кажется в машине. Неловко лежу на сидушке. Ноги руки заплелись в странные неудобные кренделя. Затекло все и болит. Где я? Сиденье большое, значит машина крупная, габаритная. Пытаюсь ерзать, но каждое движение с трудом удается. На жалкие миллиметры сдвигаюсь, а сил уходит немерено.

Как я здесь оказалась? И кто это за рулем…

— Дебилка, кто тебе права купил? Дура, блядь! Что ты сказала? — машина виляет и резко оттормаживается. Слышу визгливый голос. — Да пошла ты, тварь! Кто клоун? Я Всеволод, запомни это имя, овца! Молись, что спешу, а то б в ногах валялась, сука.

Всеволод! Сева…

На мои ватные мозги с извращенским усилием обрушивается реальность, которая рвет просто в клочья. Мой бывший друг, который опоил меня какой-то гадостью. Зачем?

Ваня… Он обещал ему помочь… Обманул. Что с Ваней? Что с ним? Ему что-то грозит.

Из всех сил пытаюсь порвать густую паутину забытья. Только мой бывший друг-паук Севка сплел ее крепко и липко. Дергаюсь, но все, что удается мне, так это свалиться с сиденья на пол. Валюсь, словно мешок. Мне не больно, всего лишь неудобно. В бок впивается разделитель, но мне все равно.

— Да, твою мать! — рявкает зло парень и бьет по тормозам.

Слышу хлопок двери и через минуту ветерок лижет мои ноги. Пяткам прохладно. Я без обуви. Стоп касаются цепкие руки и дергают. Еду юзом по полу, бьюсь головой о выступы. Наверное, больновато. Волосы цепляются и застревают. М-м-м…

Севка обхватывает меня и забрасывает выше. Пыхтит и тащит назад на сидушку. Я по- прежнему безвольная тряпка, лишь язык немного отмирает, и я умудряюсь выговорить.

— Что… ты-ы-ы… дела. шь? За-ч-чем…

— Молчи! Заткнись, сказал, — орет он на меня. Боже, неужели люди не видят? Почему меня никто не спасает? Ну хоть кто-то… — Рот открой. Блядь, рот свой разинь, — зажимает мне щеки и жидкость вновь льется. Как ребенок отплевываюсь, не хочу ее глотать. Я опять усну. — Сука, сейчас нос зажму. Пей!

Я не в силах. Он льет и льет. Не понимаю, как не захлебываюсь. Я не знаю!

Мокрая, затуманенная и бессильная. Наверное, это снотворное. Опять сознание расплывается и улетает. Я проваливаюсь в бессознательное облако. Уже даже не летаю в нем, а просто плаваю, как в гелеобразном потоке. Я нигде.

40

Глава от Ника.

Как там моя детка?

Мечусь по кабинету словно тигр в клетке. Сейчас уже мне кажется, что это была очень хреновая затея оставить ее у Ганса в деревне. Надо было за границу увезти, у нас все же дом в Испании. Жила бы там спокойно под присмотром, и мы с Леной не дергались, как наживка на крючке.

Что мне стоит жену уговорить, чтобы не дергалась лучше и не знать никому. Она просто с ума сходит. Моя сумасшедшая собралась приземлиться на местности на парашюте. Так ей дочь надо срочно видеть. Беспредельщица у меня Лена, безбашенная оторва. Ее даже рождение двух детей не утихомирило.

Боже, моя Ленка просто огонь. Каждый день за нее судьбу благодарю. Как мне хватило ума забрать ее себе тогда и сейчас с трудом понимаю. Сколько уже в браке, а ничего не меняется. Ни хрена! Одна она на весь белый свет. Родная моя, самая лучшая. Умная, мудрая, терпеливая, что немаловажно.

Мой характер выдерживать не приведи Бог, я за себя знаю. На работе все по стенке ходят. Ну с сотрудниками по-другому нельзя, чуть расслабился и все сразу курят, пьют ведрами кофе. Преувеличиваю, конечно. Лучшие у меня люди, самые козырные, поэтому и держусь на самом верху финансовых воротил в нашей столице. Жаловаться грех. А все потому, что Ленку встретил. Когда батя наследства лишил, то решил во чтобы то ни стало дать своей семье все самое лучшее. Получилось.

Я за детей ей по гроб