Архивы Дрездена: История призрака. Холодные дни - Джим Батчер

что я даже ушам не поверил. Стволы рявкнули несколько раз, а потом все иллюзорные Молли попрятались за сугробы и машины.

Я стиснул зубы:

– Ты ведь не деревенщина какая, Дрезден. У тебя есть пропуск за кулисы.

Я наклонил голову, коснулся пальцами лба и отворил Зрение.

Все окружающее разом сменило цвет – из зимнего черно-белого оно превратилось в буйную композицию ярких акварельных пятен. Кляксы магии в воздухе отмечали следы Моллиных заклятий – она высвободила уйму энергии в считаные секунды, причем проделала это на грани измождения. Я слишком хорошо знаю, что это такое, по собственному опыту, поэтому понимал, что́ вижу перед собой.

Теперь я ясно различал иллюзии, – собственно, именно по этой причине чародеи Белого Совета не придают большого значения иллюзионной магии. Она напрочь лишена смысла против любого, обладающего Зрением, что можно сказать и по-другому: против любого члена Совета.

Но против этой шайки хипстеров – или эмо… или как еще назвать этих лузеров? – действовала, и очень даже неплохо.

Укрывшись за почти идеальной завесой, Молли стояла совершенно неподвижно, практически на том же месте, что и в начале конфликта. Она развела руки в стороны, и пальцы ее чуть шевелились, но лицо оставалось застывшим, абсолютно бесстрастным, с устремленным в пространство взглядом. Она словно вела кукольное представление, только ее марионетками были иллюзии, танцующие на ниточках ее воли и мысли.

Иллюзорные версии Молли виделись мне теперь чуть прозрачными и зернистыми, как в кино времен моего детства. Мотоцикл все это время оставался на месте: по воздуху летела иллюзия, а настоящий прятался за наскоро наведенной завесой.

«Водолазки», однако, явно не собирались отступать перед полудюжиной молодых женщин, даже если те вдруг появились из ниоткуда, хорошо вооруженные и, по-видимому, обладающие сверхчеловеческой силой. По короткой команде вожака они пятерка за пятеркой перебегали от машины к машине, от сугроба к сугробу, двигаясь с легкой, гибкой грацией, какую обычно видишь у олимпийских чемпионов или в кино о боевых искусствах. Да и та пугающая целеустремленность, с которой они это делали, выдавала в них закаленных ветеранов. Эти люди явно знали главное правило войны: убей первым, если не хочешь, чтобы убили тебя.

Стоит хотя бы одному из них приблизиться к Молли, и все кончится.

Я подумал о том, каково это было бы – увидеть смерть ученицы с открытым Зрением, и едва не пошатнулся. Случись такое, и я никогда уже не отделаюсь от этого ужаса. Это не оставило бы от меня ничего. Только чувство вины. И гнева.

Я поспешно убрал Зрение.

– Должно быть, это трудно, – произнесла моя крестная, неожиданно оказавшись рядом со мной, – наблюдать за чем-то подобным, не в силах повлиять на результат.

– Ай, черт! – выпалил я, подпрыгнув от неожиданности. – Звезды и камни, Леа, – пробормотал я сквозь зубы, придя немного в себя, – так вы меня видите?

– Ну разумеется, сэр Рыцарь, – отозвалась она, сверкнув зелеными глазами. – Как бы я смогла исполнять свой долг – следить за духовным ростом и развитием моего крестника, – не будь я в состоянии видеть и слышать духов вроде тебя?

– Но вы ведь всего пару минут назад узнали, что я здесь. Или не так?

Она рассмеялась – совершенно искренне, но звук все равно получился довольно зловещий.

– Я вижу, твоя способность схватывать очевидное осталась весьма реальной – даже притом что о тебе самом этого не скажешь.

Стена сине-зеленого огня высотой футов семь вдруг выросла и разбежалась в обе стороны, перегородив стоянку примерно посередине между всеми Молли и «водолазками». Огонь издавал жуткий визг, и в его языках плясали и корчились чудовищные рожи.

Я пораженно моргнул. Что за черт?

Такому я девочку не учил.

Леа прищелкнула языком, наблюдая за представлением:

– Она не без способностей, но полна юношеских страстей. Она стремится к развязке, не выстроив ничего похожего на должное напряжение, что помогло бы чему-то столь… явному и откровенному… действовать эффективно.

Я не до конца понял, что моя крестная имеет в виду, но решил, что сейчас неудачный момент просить у нее объяснений…

А впрочем, почему?

Если подумать, что еще я мог сделать?

– Что вы хотите этим сказать? – спросил я как можно более вежливо. Мне почти удалось не скрежетать при этом зубами.

– Такое… – она брезгливо скривила губы, – открытое и вульгарное зрелище, как эта стена огня, достойно лишь пугать детишек или появляться в кинолентах Голливуда. Будучи грамотно выстроенными в удачный момент, они способны на короткое время напугать неприятеля, но во всем остальном бесполезны. И, само собой, выдают неважный вкус. – Она неодобрительно покачала головой. – Настоящий ужас куда тоньше и изощреннее.

Я смерил крестную пристальным взглядом:

– Что?

– От завес немного толка, если на земле лежит снег, – пояснила она. – Следы, видишь ли. Скрыть такое количество индивидуальных вторжений в ландшафт довольно трудно. Поэтому, чтобы выжить, она должна выбрать другой способ.

– Остановите это. Вы же дождетесь, пока ее убьют! – возмутился я.

– О детка, – с улыбкой отвечала Леанансидхе, – я занимаюсь этим очень, очень давно. Любое обучение включает в себя элементы риска.

– Угу, – кивнул я. – И посмотрите, что произошло с вашим последним учеником.

Глаза ее блеснули.

– Да. Из какого-то перепуганного ребенка он за считаные годы превратился в оружие, начисто сокрушившее одну из влиятельнейших мировых сил. Благодаря моему ученику от Красной Коллегии остались одни руины. И отчасти это моя рука вылепила его.

Я стиснул зубы еще крепче:

– И вы хотите проделать то же самое с Молли?

– Не исключено. У нее талант к версимиломании.

– Верси… чему?

– К наведению иллюзий, – объяснила Леа. – У нее есть талант, но ее непонимание того, что значит по-настоящему наводить ужас, вызывает у меня отчаяние.

– Так вот чему она у вас учится? Страху?

– В том числе.

– Вы не учите ее, крестная. Учителя так не делают.

– Что есть педагогика, если не искусство растить и вскармливать силу? – отозвалась Леа. – Смертные любят трепаться о редких приступах озарения, о даре познания, но полагают, будто педагогика – такое же ремесло, как кузнечное дело, целительство или потчевание ложью с экрана телевизора. Но это не так. Это посадка ростков силы в новое поколение, и не меньше. Для нее – как и для тебя – занятия требуют реального риска. Если хочешь добиться успеха, конечно.

– Я не позволю вам превратить ее в оружие, крестная.

Леа выгнула дугой ало-золотую бровь и снова блеснула зубами:

– Тебе стоило подумать об этом при жизни, детка. Скажи, что именно ты сделаешь, чтобы помешать мне?

Я стиснул в бессилии кулаки.

Тем временем огненная стена смутила «водолазок» –