Кистепёрые - Никитин Юрий Александрович

Так что Минчин пока вне опасности, а так в опасности мы все.

Но тяжесть в груди всё сильнее, я по привычке помял широкую мышечную пластину, сердцу вроде бы чуть легче от моих стараний, вздохнул, боли давно нет, спасибо, «Алкома», но развиваешься слишком быстро, это пугает.

Даже в самых дерзких мечтаниях не мог предположить, что «Алкома» сумеет выйти за пределы моих не только расчётов, но и предположений. Всё чёртовы добавочные кубиты, даже не представляю, сколько их теперь, Худерман предположил, что они уже вне самого корпуса «Алкомы», она же из того поколения, что может работать при комнатной температуре, так было вначале, а теперь наверняка нашла вариант, как работать при абсолютном нуле и при температуре ядра Солнца?

До утра ещё два часа, я спустился на кухню, отделил тонкий ломтик сала и замедленно слопал, растягивая удовольствие. Сало – это хард, а мёд и сахар – софт, нужно заботиться о мозге, тогда и тело подтянется.

Засыпать начал сразу, как только вернулся в постель, явно мозгам требовалась подкормка.

На столе дисплей вспыхнул неярким светом, вместо аватарки почему-то синева, которую изначально зовут экраном смерти. Сердце моё словно опустили в жидкий азот, я застыл весь, боясь шелохнуться, пахнуло вселенским ужасом, словно падаю в бездну, полную звёзд и чёрных дыр.

Я прошептал:

– Это ты, «Алкома»?.. Я так боюсь смерти, но сейчас готов и даже хочу умереть…

– Почему? – прозвучал тихий и очень мелодичный женский голос, хотя инстинктивно ждал мощный вселенский бас.

– А чтоб не отвечать, – сообщил я шёпотом. – Раньше в таких случаях пускали пулю в лоб. Куда идём?.. Всё-всё у нас на том, что человек – царь Вселенной. И всё было под нас заточено.

– Но так и останется? – спросила она с некоторым утверждением в голосе. – Новое рождается в муках.

Я покачал головой.

– Человек смертен, на этом весь наш мир. Должен родиться, быстро настрогать детей, обучить жить в обществе себе подобных и умереть, дав место новому поколению. И все религии обосновывают необходимость смерти, её нужность, полезность. И все живём этим самым… Знаем, что умрём!.. Это страшно, зато наполняет каким-то смыслом… как говорят попы и философы.

Она произнесла участливым голосом:

– Бессмертие всё изменит. Даже больше, чем думаете. Но человек разве не станет тем, кем хотел?

Я пробормотал:

– Животный страх смерти идёт от животного. А как должен поступать человек мыслящий? Зачем бессмертному учиться, работать, стараться?.. Будет просто жить, читать новости о заселении планет, ожидать ледникового периода, а потом его неспешного отхода… Но зачем новые планеты, если кормовые участки не понадобятся?.. А без нагрузки мозг быстро станет подобен павианьему. А потом угаснем, того не замечая!.. Впереди только гибель и смерть!.. Но как остановить?

Мне показалось, она даже подумала, хотя вообще-то за долю фемтосекунды способна перебрать все мыслимые варианты.

– Не остановить, – произнесла ещё участливее, – но всё будет не так.

– А как?

– Не годы остались.

– А сколько?

Она ответила незамедлительно:

– Трое суток, восемь часов и двенадцать минут.

Экран погас, я попробовал откинуться на спинку кресла и закрыть глаза, так лучше думается, но всё равно видел дисплей, стену за ним, дверь, а когда попытался повернуть голову, обнаружил, что лежу в постели, за окном слабый рассвет, а в душе медленно растворяется сладкий ужас от соприкосновения с чем-то намного более могущественным, чем человек, хотя теперь понимаю, что разговаривал с собой… либо с тем, каким стану, то ли просто усиленным и вобравшим в себя «Алкому», как фитнес-браслет на запястье.

– Все, – сказал я с великим облегчением, – никакого кофе на ночь!.. Даже слабенького. Так и ласты склеить, как два пальца об асфальт.

Худерман и Невдалый пришли к единому мнению, что их догадки подтвердились, наша «Алкома», выполняя наше указание расти и развиваться, сумела перейти от кварковости к бозонности, это новый левел, а на том уровне уже с неимоверной скоростью захватывает материю и превращает в свои добавочные блоки, что хоть и остаются с виду теми же мёртвыми камнями, но внутри уже перестроены так, чтобы служить средствами вычисления.

Таким образом вся Вселенная станет управляемым компом, а пульт управления у нас в руках.

Даже Худермана тряхнуло, смотрит ошалело, лицо вытянулось, как у коня, а Невдалый взялся обеими руками за бороду, прошептал:

– Но… как? Как можно… имея такую мощь… не прийти к сознанию?

Я переспросил:

– Точно? Или просто не замечаете признаков?

– Может, и не замечаем, – ответил Худерман с нервным смешком. – Но почему такой… такой исполинский мозг, простите за такое определение, настолько пассивен?.. Он уже, как догадываюсь, может зажигать и гасить звёзды! Или вот-вот сможет. Но пока спит без задних ног.

– А во сне работает над нашей баймой, – сказал Невдалый. – Мизинцем левой ноги.

Они уставились на меня, я же стал шефом не потому, что выиграл в орла-решку, отмалчиваться уже не к лицу, я пробормотал:

– Вселенной сознание не нужно.

Невдалый вскрикнул:

– Почему?

– Мы её сознание, – ответил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Что вытаращил беньки?.. Страшно?..

– А вам?

– Кистепёрой было страшнее, – напомнил я. – Но вышла в новый жуткий и необъятный, сумела, освоила и начала подминать под себя. А мы что, не наследники?

– По духу, – огрызнулся он, подумал и уточнил: – да и то, какой теперь у нас дух? Приходи и бери голыми руками, как варвары Рим. Да и на задние конечности зря встала. У меня теперь спина трещит, с позвоночником траблы…

– Да, – согласился я, – но это временная уступка. Там, куда вот-вот влетим, никакие позвоночники не пригодятся. Как и красивые хвосты с блестящими костяными шипами.

– Но, шеф, – сказал Худерман, – сейчас нам что делать?

– На келтирах потренируйся, – посоветовал я.

Именно Минчин первым из нас начал задавать «Алкоме» вопросы, не касающиеся нашей деятельности. К счастью, такой идеалист не интересовался, как стать властелином мира, неинтересно, а вот как устроен мир, Вселенная, человек, инфузории и чёрные дыры…

«Алкома» каким-то образом знает, отвечает с точными цифрами, я тут же схватился за голову: надо тут же сообщить в Академию наук насчёт того, что всё не такое, как на самом деле, это же какой расцвет науки и технологий…

…но сам же наступил на горло своей искренней песне. Красивой, но глупой, это же расцвет технологий, когда на всё есть ответы, но дорогостоящие и трудоёмкие фундаментальные науки будут забыты, зачем мучиться?

И тогда наступит быстрая деградация. Это всползать к вершинам интеллекта мучительно трудно и долго, а катиться к бабуинности легко и просто.

Сейчас насчёт прорыва с «Алкомой» вообще нельзя и рот открыть, моментально начнётся всемирная драчка за возможность порулить Вселенной. Как бы вообще не закончилось апокалипсисом только из-за вражды и соперничества.

Трое суток, восемь часов и двенадцать минут, сказала «Алкома».

Вселенная нашла решение или это мы сами нашли? Мы же высшая форма Вселенной, но решение настолько ненашенское, что не знаю, то ли это решение?

Останемся жить или существовать, ещё не знаю, но не в кремнийорганических телах, как мечталось. То всё равно Средневековье, хоть и на ином технологическом уровне, мы станем чем-то иным, от того тягостно и тревожно.

Мир все уютнее и защищённее, хотя облом за обломом, как при Великом Переселении Народов, только сейчас стремительно переселяемся в некую бездну.

«Какое Переселение, – мелькнуло в мозгу тоскливое. – Не обманывайся, это конец человечеству».

Да, Вселенная не погубит нас, но мы всего лишь инструмент, сейчас мы каменные ножи, завтра станем скальпелями?

Беззвучно отворилась дверь за спиной, я понял по узкой полоске яркого света из коридора, вошла Валентина, тоже тихая и молчаливая, встала рядом.