Вознесенский. Я тебя никогда не забуду - Феликс Медведев

– Квартиру, куда меня принесли из роддома, я, конечно, не помню. Помню, где мы жили практически всю мою жизнь до отъезда в Америку, – Мичуринский проспект, дом 8, в Раменках. Помню, хотя мне было полтора года, как мы впервые туда пришли. Бабушка Мила держала меня за руку, в квартире шел ремонт, отскабливали обои (мама их ненавидела), красили стены. Конечно, самое родное жилище на Мосфильмовской, где жили бабушка с дедушкой. Теперь там одна бабушка. Папа туда регулярно приезжал. Помню, в последние годы перед нашим отъездом он уже еле-еле поднимался по лестнице.

– Вы присутствовали на юбилейном вечере Вознесенского в зале Чайковского в 2003 году? Он тогда сказал, что впервые публично отмечает свой день рождения.

– Да, конечно, я там была. Голос отца уже садился, а временами даже пропадал.

– Когда вы узнали, что отец тяжело болен?…

– Он поехал куда-то отдыхать, папа всегда хорошо плавал, любил далеко заплывать. А тут зашел в воду и… замер. Болезнь забирала его возможности потихоньку, рефлексы слабели, потом пропадали. А впервые он понял – что-то с ним не то, когда зашел в воду, а плыть не мог. И мы сразу поняли… Он вообще никогда не жаловался. Спросишь: «Папочка, ты как?» Он: «Хорошо». Только в последнее время, когда я его спрашивала: «Тебе больно? Рука болит?» Он отвечал: «Да, болит». У него рука была в лангетке.

– Неужели ничего нельзя было сделать, чтобы одолеть его болезнь?

– Считается, что Паркинсон не побороть, это неизлечимый недуг. Когда папе предложили поехать в Швейцарию, где высококлассные врачи могли бы сделать операцию на мозге, он отрезал: «Не хочу, чтобы они копались в моих мозгах. Вдруг проснусь и не смогу писать…» Я уверена, все, что можно было сделать врачами в его случае, было сделано…

– Я слышал, что примерно так же, как Андрей, заявил Иосиф Бродский, когда ему предложили пересадку сердца, как единственную возможность продлить жизнь. Он будто бы ответил, что поэт не может жить с чужим сердцем в груди…

Теперь самая тяжелая страница нашей беседы. Вы, конечно, были на похоронах?…

– Да. Знаете, гражданская панихида ввела меня в ступор. Меня толкали: «Пойди, сядь на сцену». Но я хотела быть рядом с мамой. И мы с ней сидели в зале. С отцом я попрощалась раньше других. Подошла к нему, когда еще никого не было.

В Доме литераторов было очень тяжело. Твой отец умер, гроб стоит на сцене, полный зал людей, и тебе говорят: «И ты иди на сцену». Но я не могла. Не видела смысла в вольном или невольном позировании перед фотокамерами… Ведь прощание, по-моему, это прежде всего скорбь. Скажу, что первое потрясение – прощание с близким произошло, когда умер мой дедушка Сергей Аркадьевич Вронский. Гроб с его телом стоял в храме. Мой дядя всю ночь читал псалмы… В памяти осталось именно такое христианское прощание.

– Я понимаю, что вам было очень тяжело все это видеть, но существует же определенный сценарий гражданской панихиды, ритуал. Наверное, от него трудно уйти, когда умирает всенародно известный человек.

– Конечно, люди хотели проститься с любимым поэтом, очень много людей пришло… Но мне было не по себе. Все время щелкали фотокамеры, блики в глазах…

Хочу сказать, у нас очень верующая семья. Поэтому только в храме Святой Татьяны при МГУ без столпотворения мы с мамой по-настоящему простились с телом, помолились за папу.

– Я помню, в какой-то момент хлынул сильный дождь, который тоже, может быть, принес облегчение и был символичен…

– Да, мы вышли из храма, и полил ливень, дикий ливень. А когда приехали на кладбище, вышли из машины, дождь вдруг резко прекратился и засияло солнце.

– Позже я увидел снимок, на котором вы стоите рядом с Зоей и ее сыном у свежей могилы… Вас позвали для съемки?

– Нет, никто меня не подзывал. Я просто стояла рядом с могилой. Это же похороны…

– Мы познакомились неожиданно, в тяжелую для вас минуту. Я заметил вас за поминальным столом, вы сидели рядом с Евгением Евтушенко. Извините меня, сначала подумал: «Евгений Александрович, как всегда, с красивой девушкой». Но потом вдруг что-то меня толкнуло… И мне сказали, кто вы…

Кстати, вы знаете о непростых отношениях двух самых знаменитых поэтов страны?

– Да, конечно, знаю.

Но в моей памяти осталось – я маленькая, мы с папой пришли в гости на дачу к дяде Жене.

В ЦДЛ мне снова стало тяжко, очень одиноко.

Выступил Евгений Евтушенко, прочитал стихи.

Потом Зоя Борисовна сказала свое слово и, со всеми попрощавшись, покинула зал.

Мы простились с ней в фойе, и я тоже уехала.

И все.

Об авторе

Медведев Феликс Николаевич (22.06.1941, Москва) – известный советский российский журналист, лауреат премии Союза журналистов СССР, премий журналов «Огонек», «Моск «ва», газет «Литературная Россия», «Вечерний клуб» и др. Еще школьником начал печататься в прессе, его стихи с предисловием Андрея Вознесенского были напечатаны в центральной печати в 1967 году. Работал обозревателем журнала «Огонек» (1975–1990), на радио «Свобода» в Мюнхене (1988), был автором и ведущим популярной телевизионной передачи «Зеленая лампа», которая в течение нескольких лет велась из его квартиры, телецикла «Парижские диалоги». Автор книг-интервью «Судьба моя сгорела между строк», «Трава после нас», «Цена прозрения», «После России», «Кумиры, гангстеры, премьеры», «Красавицы, кумиры, короли», «Я устал от XX века» и других, среди героев которых Габриэль Гарсиа Маркес, Артур Миллер, Грета Гарбо, Курт Воннегут, Франсуаза Саган, Нина Берберова, Великий князь Владимир Кириллович Романов, Михаил Горбачев, Чингиз Айтматов, Илья Глазунов, Галина Вишневская, Иосиф Бродский и многие другие яркие личности нашего времени.

В 2010 году издательство «Алгоритм» выпустило книгу «Неизвестная Фурцева. Взлет и падение советской королевы», написанную Ф. Медведевым совместно с Н. Микоян.

В 1988 году Ярослав Голованов назвал Ф. Медведева в числе лучших интервьюеров нашей прессы. Две его публикации вошли в хрестоматию «История отечественной журналистики. Вторая половина XX века» (издательство «МГУ», 2009).