КАРОЛИНЕЦ - Рафаэль Сабатини

Чарлстон остался одним из немногих незаблокированных портов Северной Америки и служил воротами колоний для поставок всех видов товаров. В течение следующих двух лет бухта кишела кораблями нейтральных стран; на пристанях ни на минуту не прекращалась напряженная работа и торговля процветала.

Наступила и минула зима, прежде чем Гарри Лэтимер полностью окреп. Для Миртль эти дни были, возможно, счастливейшими днями, какие она только знала. Они с Гарри выдержали испытание бурями и вошли в полосу солнечного затишья. Весь мир для Миртль сузился до простых радостей, забот о муже и сыне, и события, происходящие вне этого мирка, не вызывали отклика в ее сердце. Где-то в глубине сознания Миртль затаилась мысль о том, что она плохая дочь, но ее больше не терзали угрызения совести, из-за которых чуть не рухнуло семейное счастье. Она начала проникаться окружающей атмосферой, и взгляды, с которыми смирилась из чувства долга перед мужем, из желания загладить причиненное ему зло, постепенно становились ей ближе. Отец теперь казался ей тенью короля, перед которым преклонялся, и, подобно тому, как упрямство монарха вызвало разрыв между Англией и ее американскими колониями, виной продолжающейся ссоры с дочерью было упрямство баронета.

Весной и летом 1777 года Гарри и Миртль Лэтимеры были счастливы и беспечны, как дети. За храбрость, проявленную при обороне форта Салливэн Гарри повысили в чине до майора, хотя Молтри сказал ему как-то наедине, что вообще-то его следовало бы расстрелять. Однажды, когда Лэтимер еще выздоравливал, ему нанес визит Джон Ратледж, дабы поздравить с повышением и воздать должное его геройскому поступку.

– Сэр, – сказал он в своей привычно официальной манере, – однажды я обвинил вас в импульсивности, но сейчас готов признать поспешность своего обвинения. Если это и недостаток, то вы показали, что иной раз он может обернуться достоинством.

К тому времени, когда маленький Эндрю начал стоять на своих ножках, Гарри поглотили дела. Они, хотя и не относились непосредственно к его обязанностям, были тем не менее тесно связаны с военными приготовлениями. Весь свой немалый торговый флот Лэтимер отдал на нужды страны. Часть кораблей была оборудована для каперства, другие совершали плавания в Вест-Индию, Францию и Испанию за всевозможными товарами, вооружением и провиантом. Пока Лэтимер находился в отпуске, он направлял всю свою энергию на подготовку этих экспедиций, и благодаря его работе Южная Каролина была обеспечена оружием и снаряжением лучше любого другого из штатов.

А между тем на Севере военное счастье с поразительной быстротой переходило то на одну, то на другую сторону. Великие надежды, вспыхнувшие после победы каролинцев над сэром Питером Паркером, стремительно таяли день ото дня, пока в конце 1776 года не наступил мрачный момент, когда победа показалась невозвратно упущенной. Теснимый все сильнее, Вашингтон в конце концов отступил за Делавэр; его армия от потерь, болезней и дезертирства сократилась до трех тысяч человек, и река оставалась единственным препятствием между британскими войсками и Филадельфией. Сильные и хорошо экипированные британцы расположились лагерем, спокойно дожидаясь ледостава, чтобы перейти на другой берег и рассеять остатки армии Конгресса, если от нее к тому времени вообще что-нибудь останется. В Нью-Йорке Корнуоллис уже грузился свой корпус на корабли, собираясь в обратный путь через океан. Война, с британской – да и с американской тоже – точек зрения, была закончена.

Однако такую точку зрения не разделял генерал Вашингтон. И однажды страна была внезапно выведена из состояния унылой безнадежности известием о дерзком маневре американского главнокомандующего, который в ночь под Рождество переправился через Делавэр и, точно снег на голову, обрушился на передовые отряды неприятеля.

Вновь воскресли надежды, и снова воспряли упавшие было духом. Ополченцы, у которых истекал срок службы, не помышляли больше о том, чтобы покинуть полки, а влившиеся в американскую армию новобранцы резко увеличили ее численность. Опять из Нью-Йорка со своими кораблями спешил напуганный Корнуоллис – напрасно он забыл, что цыплят по осени считают – и снова Англия собирала в Нью-Джерси силы для борьбы с врагом, еще вчера казавшимся не просто истощенным, но уничтоженным.

Война, можно сказать, началась сначала. Она со скрипом перевалила через семьдесят седьмой год, с теми же быстро сменяющими друг друга удачами и поражениями; фортуна благоволила, главным образом, британской армии, и надежды американцев вновь истаивали, как вдруг в середине октября они вознеслись до апогея.

Генерал Бургонь, стоявший во главе британской Северной армии, был окружен американцами под командованием генерала Гейтса, отрезан от провианта и, не чая дождаться помощи, позорно сдался на милость победителя.

Весть об этом вызвала в Англии шок. Король Георг, который своим упрямством вверг в унижение могущественную империю и упускал из рук лучшую колонию, пришлось идти на попятный. В разгневанном английском обществе проявились опасные настроения, и лорд Норт вынужден был выйти в парламент с двумя примирительными биллями. Согласно этим актам король не только уступил во всех спорных вопросах, из-за которых уже было пролито немало доброй британской крови – он предложил много больше, чем просила Америка.

Но упущенного не воротишь. Конгресс отказался вести переговоры с королем до тех пор, пока он не выведет из Америки свои войска и не отзовет флот от ее берегов. Почти в это же время Франклин в Париже уговорил Францию признать независимость Америки и заключить с нею договор о наступательном и оборонительном союзе. Таким образом, помимо собственного непокорного отпрыска, на Великобританию ополчился ее извечный враг. И в это скверное положение великую империю завело ослиное упрямство одного-единственного человека чуждых кровей, тщеславию которого было мало царствовать – он возжелал повелевать.

Кабинету министров стало ясно, что война на Севере, дважды едва не окончившаяся победой, теперь, бесспорно, проиграна. Все нужно было начинать сначала, и в качестве последнего средства решено было попытаться завоевать Америку с Юга. Англичане перебросили войска из Нью-Йорка во Флориду и усилили ими армию генерала Превоста. Первая задача новой кампании – покорение Джорджии – была сравнительно легковыполнимой, поскольку Джорджия относилась к войне равнодушно.

Итак, борьба Англии за возвращение колоний вступила в последнюю фазу осенью 1778 года. В Джорджию вторглись два британских экспедиционных корпуса, в составе которых сражались также беженцы-тори из Южной Каролины. Для американцев кампания началась неудачно. Армия генерала Роберта Хау нанесла им жестокое поражение; британцы заняли Саванну note 29 . После этого Превост окончательно завоевал Джорджию и начал готовиться к вторжению в Южную Каролину. Слухи об этом будоражили Чарлстон, когда в начале декабря туда прибыл генерал-майор Бенджамин Линкольн, назначенный командовать армией южных штатов, и сразу приказал войскам выступить на помощь Джорджии.