Озарение Нострадамуса - Александр Казанцев

Два всадника скачут по полю: девушка-гонец на белой лошади и милиционер в белом кителе с портупеей — на гнедом коне. Он спешивается, оказавшись завидного роста, солидно расправляет усы:

— А ну, как вас там, гражданин или господин, а то и мистер! Предъявите документы.

Вскочивший Гагарин смущен:

— Видите ли, товарищ. Я из космоса. Для космического полета, казалось, все мелочи были предусмотрены, а вот документами космонавта не снабдили…

— Не знаю, не знаю. Без документов нельзя. И я вам не товарищ, а гражданин. Так что, пройдемте. Шагом марш! Впереди шагайте, извините, пешочком. Потому фордов у нас для вас не припасено, — и строгий страж полей вскакивает в седло.

Девушки провожают взглядами всадника и задержанного «разведчика», а потом всей гурьбой, забыв о дневном задании, бегут следом за ними.

В небе появляется вертолет. Садится на землю. Из него выходят офицеры и все разъясняют милиционеру.

— Предупреждать надо в таких случаях, — ворчит тот.

— Так ведь строго секретно, — объясняет майор госбезопасности.

Девушки окружают недавнего «врага». Каждая рвется расцеловать его.

Курносенькая девушка протискивается к нему:

— Если что, я замуж за тебя пойду.

— Да я женатый, красавица.

— Жаль, — вздыхает девушка. — Поторопился ты…

Историческая встреча на Внуковском аэродроме. Документальные кадры из киноархива.

По ковровой дорожке, раскатанной по летному полю, идет невысокий вчерашний старший лейтенант, теперь в полковничьих погонах. Останавливается перед группой людей у микрофона:

— Товарищ Председатель Государственной комиссии…

Кадры триумфальной встречи Гагарина с народом. Толпы москвичей, пришедших увидеть своего Гагарина, проезжающего в открытой автомашине, стоя рядом с первым секретарем Президиума ЦK КПСС Хрущевым и сидящей с ними в машине женой Юрия Алексеевича».

— Вот так я представляю себе его первое приземление из космоса, — прервала чтение Неля Алексеевна. — A теперь послушайте, как могло выглядеть его второе, и последнее, приземление после катапультирования.

«Над лесом, неподалеку от Киржача, взвивается столб пламени от взрыва врезавшегося в землю самолета.

Перепуганные девушки показывают на дым, поднимающийся из леса.

— Никак, самолет ненашенский сбили? — говорит одна из них.

— Значит, и парашютист чужой? — указывает на небо другая.

С неба на поле спускается парашютист. Быстроногая девушка бегом мчится к ближайшим строениям, остальные спешат к возможному месту приземления летчика.

Но там девушки никого не находят, а видят только свежие следы протекторов на земле и слышат удаляющийся звук мотора.

В кабинете, украшенном портретом Брежнева на стене, усталый, небритый, с осунувшимся лицом, Гагарин раздраженно разговаривает с человеком в военной форме в чине полковника.

— Я курсант Академии имени Жуковского. Летел с инструктором в учебном полете. Самолет пошел в пике. Инструктор приказал катапультироваться. Что вам еще? Свяжитесь с академией, найдите останки самолета и моего друга. Героя Советскою Cоюзa.

— Этo мы и без ваших советов, гражданин, уже сделали. А насчет Гагарина, позвольте вам сегодняшнюю газету показать с экстренным сообщением Государственной комиссии, установившей гибель Героя Советского Союза, космонавта Юрия Алексеевича Гaгарина и его инструктора и друга, тоже Героя Советского Союза, Владимира Сергеевича Серёгина. Не верить ей мы не можем. Тут и портрет Гагарина напечатан. И шрама на лице у него, как у вас, нету. А если вам кажется, что вы Гагарин, то вас надо полечить, санитары сейчас прибудут.

В санитарную машину силой вталкивают упирающегося Гагарина. Она мчится по дороге. На крыше ее световой сигнал…»

— Неленька, вы прекрасный режиссер и сценарист, но трагедия ваша, на беду, не достовернее шекспировской, может быть, и уступает чуточку ей.

— Не переводите всё в шутку, — обиделась Неля. — Это слишком серьезно. И потому у меня к вам, как к чуткому человеку и писателю, способному перевоплощаться в своих героев, небольшая просьба. Выполните?

Званцев пообещал.

— Побывайте на площади Гагарина и представьте себе, что мимо памятника ему проезжает он сам в санитарной машине. Что он должен был бы чувствовать и как проявить себя?

— Как?

— Он должен был бы заплакать. Понимаете, этот железный человек, не боящийся ничего на свете, при виде себя там, в вышине, готового к прыжку к звездам, он не мог не заплакать. Я это сердцем чувствую. И вы… вы, писатель, должны это почувствовать. Дайте слово, что сходите на площадь Гагарина.

— Обещаю, милая Неля, не сердитесь на мой скептицизм. Он необходим фантасту, если он верит тому, что пишет.

— Я непременно спрошу у вас, что вы узнали на площади!

Званцев выполнил обещание и побывал на площади Гагарина. Смотря на уходящий в небо тонкий пилон с фигурой человека, готового к прыжку, он представил себе, что это Гагарин, готовый к прыжку в таинственный мир космоса, в беспредельные просторы световых лет, к звездам, зовущим, гигантским или карликовым, к планетам, цветущим или обледенелым. Он готовился к прыжку в мир центров атомного кипения материи и сделал шаг в неведомую область мироздания.

«Так неужели же, — подумал Званцев, — этого редкого человека постигла не просто гибель от несчастного случая, а чья-то злая воля убрала его, слишком яркого рядом с теми, кто хотел бы сиять в истории ярче?»

«Так в каком же мире и в какое время, — мысленно воскликнул Званцев, — жил этот герой, если такое возможно даже предположить, пусть и не желая поверить этому?»

Эпилог третьей повести

Изменят географию насильно.Для всех одно учение верно.Пусть на крутой дороге грязно, пыльно.И правда — ложь, а белое — черно.

Советский Союз стал могущественной сверхдержавой, выведя первого человека в космос, достигая межконтинентальными ракетами в Тихом океане мест, равноудаленных Американскому континенту, раньше американцев взорвав первую термоядерную бомбу, накопив тысячи и тысячи термоядерных боевых головок. И «ястребам» их Пентагона пришлось отказаться от безумного плана одновременного уничтожения атомными бомбами ста советских городов, когда в один прекрасный день вдруг опустели людные улицы их городов, остановились бесчисленные автомашины, и все люди собрались у телеэкранов, с ужасом смотря сенсационный фильм «На другой день», где увидели свою возможную судьбу после ответного удара из Советского Союза.

Эту страну, быть может, многие ненавидели, но все боялись. Без помощи извне в ней свершилось не западногерманское чудо на американские деньги по плану Маршалла, а за счет лишений, труда и энтузиазма народа, вопреки разнузданному террору, восстановлена была разрушенная гитлеровским нашествием промышленность, наука и техника оказались передовыми и даже обгоняющими прославленную Америку.

Однако всякое величие имеет свою оборотную сторону.

Не забыты оказались тяжкие периоды не только Гражданской и Великой Отечественной войн, но и крутые репрессии сталинского периода, когда Берия и его подручные творили чудовищные преступления против лучших людей страны, когда единение всего многонационального народа достигалось цементирующим единообразием обязательного мышления. Неизбежно, как реакция на это, появились течения «шестидесятников» и более поздних из последователей, восставших против попрания общечеловеческих прав и свобод человека.

После разоблачения культа личности Сталина Хрущевым на XX партийном съезде с последовавшей за тем реабилитацией погибших или невинно брошенных в лагеря людей, после двадцатилетнего правления «добрым» Брежневым в Гулаге находилось уже не 1 300 000 человек, как при Сталине, а 1 800 000.

Диссидентское движение росло, породив новую волну русской эмиграции, боровшейся за рубежом. И в самом Советском Союзе назревали события грядущей ломки всего устоявшегося и казавшегося незыблемым.

К 1981 году страна, внешне могучая, вставала не только перед потенциальным противником Запада в «холодной войне», но и перед внутренним, быть может, более опасным противником, рожденным самим строем жизни. Светлую идею коммунизма уже проклинали только за то, что ею прикрывались негодяи, забывая о тех честных людях, которые пали за нее.

Но в Советском Союзе наступал заключительный период его существования, притом без какого-либо внешнего или ядерного вмешательства.

Наступил период последней стадии существования страны, строившей социализм в отдельно взятой стране, сверхдержавы, ядерный потенциал которой остался при ней, несмотря на все произошедшие изменения. В великой стране из угла противоречий сами родились те силы, которым суждено будет все изменить, как это и было предсказано в катренах Нострадамуса: