Лев-триумфатор - Филиппа Карр

— Если ты спрячешь меня, Фелипе, — предположила я, — не означало бы это противодействие инквизиции? Он молчал. Я продолжала:

— Ради меня ты пошел бы против инквизиции? Ты бы оставил в своем доме еретичку, потому что любишь ее?

— Тише. Не произноси этого слова, Каталина, даже когда мы одни. Мы должны быть осторожны. Я ускорю наш отъезд. Скоро мы уедем отсюда и будем в безопасности.

Шли дни. Мы ждали корабль. Когда он придет, мы попрощаемся с гасиендой и Хани, доном Луисом и малышкой Эдвиной. Я уговорила Фелипе разрешить Карлосу поехать с нами. Мануэла тоже будет сопровождать нас вместе с Дженнет и маленьким Жако.

Меня приводила в отчаяние одна только мысль о расставании с Хани; но я понимала, что теперь постоянно нахожусь в опасности, в любой момент может раздасться стук в дверь. Подобного рода ожидание стало невыносимым.

Получив известие, что Пилар больна и не встает с постели, я послала Мануэлу навестить ее. Я считала Мануэлу хорошей и преданной служанкой, она была благодарна мне за помощь Карлосу, которого очень любила. Она могла бы выяснить, рассказала ли кому-нибудь Пилар о своих обвинениях.

Когда Мануэла вернулась, я вызвала ее к себе в спальню, где мы могли поговорить, не боясь быть подслушанными, и спросила о том, что она узнала.

— Пилар действительно больна, — сказала она. — У нее болит сердце и ломит все тело.

— Она говорила об Изабелле?

— Все время. Служанки рассказали мне, что она бродит ночами по Голубому дому, зовет Изабеллу и не разрешает трогать кукол.

Я кивнула.

— Мануэла, она ненавидит меня за то, что я вышла замуж за супруга Изабеллы. Но Изабелла не была ему женой. Ты понимаешь это.

— Она все время говорит, — ответила Мануэла. — Она перескакивает с одного на другое. Проклинает Эдмундо: «Все из-за крестика, — говорила она, — усыпанного рубинами крестика. Ты помнишь его, Мануэла. Она так редко носила его».

— Ты на самом деле помнишь крестик, Мануэла?

— Да. Красивая вещь. Его так и не нашли.

— Эдмундо отдал его кому-то. Думаю, крестик находится у женщины, которую он любил.

— Кто эта женщина? Ее никогда не видели.

— Вряд ли можно ожидать, что она объявится сама. Очевидно, она боится. Или, может быть, он спрятал крестик куда-нибудь. Возможно, зарыл в саду. Думаю, Эдмундо должен был спрятать его. Но какое значение имеет этот крестик?

— Эдмундо был таким мягким человеком. Странно, что он мог убить из-за крестика с рубинами.

— Никогда не знаешь, на что способны люди. Возможно, он любил кого-то и очень хотел, чтобы у нее был такой крестик. Кто знает? Он совершил это импульсивно, но, к несчастью, его застали на месте преступления, и он испугался. Его бы повесили за воровство драгоценности. Вот он и убил, чтобы спасти самого себя.

Мануэла покачала головой.

— Было страшно слышать, как она проклинает его. Мне хотелось убежать. Но потом она заговорила о вас, госпожа.

— Что она сказала обо мне, Мануэла?

— Она сказала, что хочет видеть вас. Она сказала, что пришла бы сама, но заболела, и поэтому вы должны пойти к ней.

— Я приду, — ответила я. Мануэла кивнула.

Я пошла к Пилар, но не сказала об этом Фелипе. Он мог бы помешать мне. Я была убеждена, что должна поговорить с Пилар. Должна попытаться объясниться с ней.

Мне пришло в голову, что она могла знать о фигурке. Не она ли положила ее в ящик? Но как она могла сделать это? Она не приходила в дом. Возможно, здесь находятся ее люди, которые ненавидят меня так же сильно, как она, и хотят доказать, что я виновна в смерти Изабеллы.

Я собрала корзину с разными деликатесами и отправилась навестить Пилар.

Как только я открыла ворота, внезапный ужас охватил меня. Казалось, все мое существо кричало об опасности. Я увидела дворик, окно и балкон, на который всегда раньше выходила Изабелла со своей куклой.

Я толкнула дверь в дом и осторожно заглянула внутрь. Увидев лестницу, я представила, как тело бедной Изабеллы лежит у ее подножия.

Я в нерешительности остановилась.

«Уходи, — сказал мне внутренний голос. — Беги… пока не поздно. Оставь этот дом. Тебе грозит опасность».

Почувствовав, что кто-то стоит позади меня, я обернулась.

Служанка смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Она явно боялась меня.

— Я пришла навестить Пилар, — обратилась я к ней.

Она кивнула и отвела глаза, как будто боялась, что я могу сглазить ее.

Она начала быстро подниматься по ступенькам. Я следовала за ней.

Наверху, на площадке, она открыла дверь. Я вошла.

В комнате было темно, Пилар лежала на кровати.

Я шагнула к кровати и, как обычно, попыталась заговорить с ней.

— Жаль, что вы заболели, Пилар. Я принесла вам кое-что. Я слышала, вы хотели видеть меня.

— Ты считаешь, я съем что-либо из того, что привезли с гасиенды… этого вместилища греха и порока? Ты думаешь, я съем что-нибудь из принесенного тобой… ведьма… Ты сделала это. Ты наколдовала… Ты пожелала дона Фелипе и напустила зло. Смерть Изабеллы на твоей совести…

— Послушайте меня, Пилар. Я не ведьма. Я ничего не смыслю в колдовстве. Меня не было здесь, когда погибла донья Изабелла.

Ее смех, жестокий и глумливый, был ужасен.

— Ничего не смыслишь! Ты все знаешь. Ты и тебе подобные прекрасно знаете, как призвать дьявола. Ты погубила жизнь моего невинного дитя. Разве недостаточно она страдала? Нет. Тебе понадобился он. Ты наколдовала. И она умерла… мой бедный невинный ангелочек… мое бедное невинное дитя.

— Я не колдовала…

— Не лги мне. Оставь эту ложь для других… когда придет время. Тебе никто, даже я, не поверит. — Она засунула руку под подушку и что-то вытащила оттуда К своему ужасу, я увидела фигурку Изабеллы.

— Где вы взяли ее? — спросила я.

— Оно у меня… Доказательство… убедит их. И ты умрешь… умрешь… точно так же, как умерла она… и в еще больших муках.

— Где вы взяли это? — повторила я. — Я видела ее только однажды, когда нашла в своем ящике. Вы положили ее туда, Пилар?

— Я? Я не вставала с постели.

— Но кто-то же сделал это?

— Ты расскажешь все, когда будешь стоять перед судом. Расскажешь, когда почувствуешь, как пламя лижет твои пятки'.

Мне трудно было вынести обвинения Пилар, и я не могла больше ничего ей сказать.

Я повернулась и выбежала вон из дома.

Я бежала, не останавливаясь, до самой гасиенды.

Фелипе ужаснулся, услышав, что произошло.

— Если она донесла на тебя, они явятся в любую минуту. Мы должны быть готовы к отъезду, как только придет корабль.

Так в тревоге проходили дни. Никто не может жить день за днем в таком напряжении. Но привыкаешь даже к этому.

Фелипе говорил мне: