Россия XVIII в. глазами иностранцев - Коллектив авторов

добывают при помощи большого колеса, на которое привязывают ведра, и выливают ее в деревянные желоба, посредством которых она проходит по всему саду. Один верблюд приводит в движение все подобные колеса, находящиеся в том или другом саду. Сады эти или виноградники находятся в двух или трех верстах от города, и число их увеличивается постоянно. Так как они ничем не огорожены, то выстраиваются довольно высокие будки, в некотором расстоянии одна от другой, и в будках сих помещаются караульные, стерегущие, чтоб не воровали винограда во время его росту и зрелости. Мне рассказывали, что уже более ста лет как начали разводить здесь эти виноградники, и, как полагают, первые разводители их были персидские купцы, которые привезли из страны своей виноградные лозы.

Через несколько дней по прибытии моем в Астрахань я пошел навестить Серохан-Бека, посланника персидского царя к королю шведскому. Царь московский, воевавший в это время со Швецией, не пропускал этого уполномоченного через свое государство и даже приказал взять его под стражу, вследствие чего посол этот и был задержан в Московии целые три года. Его сопровождало около шестидесяти человек, и он выехал из Москвы несколькими днями прежде меня. Посол принял меня весьма почетно, сидя на своей софе по-восточному, и тотчас же приказал подать мне кофе и кулабнабат; последний напиток был не что иное, как белый ликер, чрезвычайно приятный и составленный из сахару и розовой воды. Серохан-Бек хорошо сложен и приятной наружности. Усы у него тянулись до ушей, а борода висела на четверть аршина ниже подбородка, который был пробрит. На голове у него была белая чалма, а его платье составлял кафтан, опоясан был вокруг тела кушаком из золотой парчи; по правой руке его находился прекрасный ганжар[76] Он курил из кальяна по персидскому обычаю, и по обеим сторонам у него стояли два прислужника. Стоявший по левой его стороне вооружен был большою саблею, рукоять которой выходила из красных ножен. Этот посланник, разговаривая со мною, спросил меня, не хочу ли я ехать вместе с ним в Испагань, но я вежливо отказался от его предложения.

Затем я посетил г-на де Виня, человека достойного; после него — капитана Вагенера, который был у меня тотчас по приезде моем в Астрахань. Г-н де Винь пригласил меня на речную прогулку на двадцатичетырехвесельной барке в сопровождении сорока четырех солдат, десяти или двенадцати флейтщиков и гобоистов и нескольких барабанщиков, которые играли немецкий марш. Мы поплыли... в одно место, где лет сто двадцать тому назад находился древний город, от которого не осталось теперь ни малейших следов; впрочем, я нашел там в земле несколько человеческих костей.

Лет семь тому назад здесь, в горах, открыли присутствие селитры, которую с той поры и добывают там с большим успехом. Место это находится на восток от города, на левой руке от реки, следуя по ее течению. Мы забавлялись там стрельбою голубей и затем возвратились домой, проехав мимо кораблей, стоявших у другого берега реки.

4 июня была ночью страшная буря, от которой разбился один струг с лесом, стоявший под городом; на струге этом находился семьдесят один человек, из которых двадцать девять утонуло.

6-го числа из Персии прибыли восемь барок, из которых четыре принадлежало русским, а остальные магометанам. На барках этих приехало несколько армянских купцов.

Во все время пребывания моего в Астрахани губернатор постоянно оказывал мне тысячи одолжений, присылая частые подарки и угощая меня на дому у себя всеми возможными персидскими лакомствами; в то же время он неотступно просил меня заявлять ему, чем может он служить и быть полезным мне. Изо всех, впрочем, подарков его я брал только одно пиво, потому что ни за какие деньги не мог достать себе такого, какое было у него, и он не пропускал случая снабжать меня постоянно им в порядочном количестве. Так как он знал, что я должен был пробыть некоторое время в управляемом им городе, то он попросил меня снять портреты с него и сына его, в· чем я и не мог отказать ему. С своей стороны он делал все, чем только мог одолжить меня. Так, между прочим, он подарил мне прекрасную птицу, пойманную в степи, и птица эта живет у меня до сих пор. Телом и ногами она очень похожа на цаплю, но голова у нее вовсе не цапли, и она очень красива, так же как и клюв ее. На голове у нее белый заостренный хохол; нос черный, длиною в десять дюймов, шириною в полтора, и конец его походит на две ложки, с желтым пятном. Птицу эту зовут лепелером, а русские — колпицей; говорят, в Персии водятся такие же птицы, и там называют их goli. (...) В этой стране водятся и цапли. (...) Они бывают разных цветов: белые и фиолетовые, как павлины, серые и черные. (...)

В продолжение моего здесь пребывания я имел случай ознакомиться хорошо с бытом татар, посещая жилища их в сопровождении капитана Вагенера, лежащие в трех или четырех верстах от города. Они живут кучками, каждая семья отдельно от другой и в некотором расстоянии друг от друга. Палатки их сделаны наподобие Попугаевых клеток; сплетены они из решетинок или планок шириной в три или четыре дюйма и покрыты войлоком из верблюжьей шерсти или из конского волоса; некоторые на фут или два от земли и плотно покрыты тростником; более зажиточные или знатные из татар имеют, кроме того, полотняный навес или покрышку; но во всех палатках вообще имеется наверху отверстие для выхода дыму.

В палатке находится тоже шест, выходящий на четыре или пять футов вон выше ее. На вершине этого шеста татары привязывают нечто вроде паруса разных цветов, который спускается вплоть до земли и висит, а держится на довольно широком ремне, привязанном снаружи палатки к одной из ее сторон: с помощью этого ремня они поворачивают этот парус по произволу своему, для защиты себя от ветру или солнечного зноя. По выходе дыма из палатки, когда пожелают сделать у себя потеплее, татары закрывают отверстие, и в палатке делается так же тепло, как в печке. Внутренность и пол палатки покрыты у зажиточных людей прекрасными тканями и коврами, с софой на турецкий образец, представляющей некоторое возвышение и занимающей третью часть всей палатки. Тут же стоят чрезвычайно красивые чемоданы и сундуки, в которых татары хранят все самое ценное и дорогое у них, и вообще все в палатке очень чисто и в