Воин сновидений - Кирилл Кащеев

– Чего встали? – зло накинулась она на семейство пекаря. – Доставайте из сундуков самую новую, самую чистую одежу, а старую всю – в огонь! И нечего тут жаться друг к дружке – марш по разным комнатам, быстро!

Она перевела дух, сердито глядя вслед разбегающемуся семейству – вот уж глупые люди, сгрудились, так и норовят заразить друг друга!

А ведь права Мэри Джейн: накричишь на кого, власть свою покажешь, и самой не так страшно! Она еще раз глянула в окошко – стоят, проклятые! – и побежала по дому, стаскивая к погашенной печи толстые матрасы, соломенные циновки и старые суконные занавеси. Все, где могли гнездиться разносящие чуму блохи. Все в огонь да вымыть комнаты горячей – чтоб только рукам терпеть – водой, да обкурить серой, да…

В наваленной куче тряпья Лисбет почудилось шевеление. Мелькнула тень. Что-то прошмыгнуло, мелко цокая крохотными коготками. Лисбет замерла с очередной занавеской в руках, чувствуя, как сердце колотится в горле. Это брауни! Здешний домовой, сердится, что она разворошила его дом! Крысам сюда не пролезть, разве через печную трубу – вот глупая, надо было сразу огонь развести! Лисбет чиркнула кремешком, поднесла огонь к сложенным в печи дровам – те весело затрещали, озаряя пекарню багровыми бликами. Лисбет затолкала печке в пасть первую порцию тряпья, кашляя, разогнала удушливый дым, огляделась…

Толпа к ночи разойдется, да-да, обязательно, но даже если нет – в пекарне можно хоть год сидеть, вон муки сколько! Девочка приподняла тяжелую крышку мучного ларя…

Белая пыль брызнула ей в лицо. Изнутри выпрыгнула крыса! Вытянувшись, как иглой прошила груду тряпья насквозь и, вылетев с другой стороны, скрылась в жмущихся по углам тенях.

Крыса в доме! Надо найти ее и убить, прежде чем проведает Мэри Джейн! Лисбет заметалась по пекарне в поисках палки – да сестра ее со свету сживет похуже любой чумы!

– Ты слишком высоко ставишь свою сестру, девочка! – раздался шелестящий шепот. Мрак в углу качнулся, и из него выступила леди в черном. Шуршали по дощатому полу кружева нижней юбки, качались перья на широкополой шляпе, а закрывающая лицо вуаль вздувалась и опадала, словно леди тяжело дышала после долгого бега.

– М-миледи? Как вы сюда попали? – пролепетала Лисбет.

– Она всего лишь маленькая нахалка, твоя сестра, – не отвечая, продолжала дама. – Она грубо требовала меня открыть лицо, а ведь так не должно разговаривать со мной! – голос ее вдруг стал пронзительным и резким, как крысиный писк. – Но тебе, милой маленькой девочке, я могу показать! – затянутые в черные перчатки руки коснулись края вуали.

Не дожидаясь, пока леди поднимет ее, Лисбет кинулась ближе к печке. Огонь зашипел, словно гневался, длинный язык пламени метнулся вперед, норовя дотянуться до края черного платья. Дама в досаде остановилась, глядя на жмущуюся к печи девочку.

– Ну куда же ты забралась – иди ко мне, малышка, я тебя поцелую! – вновь зашуршал шелестящий шепот. – Мы ведь не чужие, я знала вашу бабушку. Мы встречались с ней здесь, в Лондоне, тридцать лет назад! Она тоже все хотела взглянуть мне в лицо! – и дама вдруг зашлась мелким, скрежещущим смехом – так смеялась бы крыса, если б умела!

– Отойди от моей сестры, гадина! – раздался громкий крик, и тяжелый матрас ударил леди по голове.

В ворохе взметнувшихся юбок дама отлетела к стене – из-под вуали раздался злобный писк. Мэри Джейн подскочила к сваленной у печи груде и выхватила оттуда тяжелую занавеску. Сунула край прямо в печь – и изо всех сил хлестнула пылающей тканью по даме в черном.

– Говоришь, знала нашу бабку? Мы тебя тоже знаем, черная дама! И знаем, чего ты боишься – огня! – Мэри Джейн снова ударила занавесью.

Извернувшись по-крысиному, дама попыталась поднырнуть под хлещущую огнем занавесь.

– Не дай ей до тебя дотронуться! – крикнула Лисбет.

Мэри Джейн полоснула поперек вуали. Свернувшись в комок, дама откатилась в сторону, вскочила. Настигающая Мэри Джейн хлестнула поперек спины. Черное платье задымилось, и в пекарню хлынула вонь, которой Лисбет не приходилось ощущать даже у лондонских портовых доков! Удары пылающей тряпки загнали даму к лестнице. Та круто повернулась на каблуках и скачками понеслась вверх по ступенькам.

Покрытые чумными бубонами руки появились из мрака – и крепко обхватили ее поперек талии. Безумное лицо пекаря проступило из царящей наверху темноты.

– Перед смертью люди видят многое – я тебя тоже узнал, леди! – прямо в густую вуаль выдохнул старик. – Ты пришла в дом к пекарю – тут ты и останешься! – и с невероятной для такого старика силой вздернув брыкающуюся даму на плечо, поволок к печи.

Вуаль вздыбилась, шляпа с черными перьями отлетела в сторону – из отделанного кружевами ворота хлынули черные крысы. Они сбегали по рукам старика, цеплялись коготками за подол его рубахи, кубарем скатывались по ступенькам. Истошно верещащий черный ковер ринулся к дверям.

– Куда? Не вырвешься! – закричала Мэри Джейн, хлеща и хлеща горящей тряпкой.

Но крысы уже взлетали по косяку, покрывая засов. Толстый стальной брус закачался – и взмыл над пазами, с грохотом рухнув на пол. Дверь мореного дуба распахнулась…

– Ведьма творит колдовство! Ведьма творит колдовство! – прокричал в ночь писклявый скрежещущий голос.

Мгновение за дверью стояла тишина… потом послышался гневный гул… Первым в пекарню ворвался давешний проповедник. Замер, безумным взглядом окинув Мэри Джейн с горящей занавеской в руках, брошенное на полу черное платье и мечущихся крыс…

– Ах ты ж ведьма проклятая! – проорал он и всей тяжестью, как выпущенный из пушки снаряд, врезался в Мэри Джейн. Сцепившись, оба они рухнули прямо в разожженную печь.

Лисбет отчаянно закричала.

– А-а-а! – со страшным воплем Мэри Джейн вывалилась из пылающего зева. Платье на ней горело, огонь охватил волосы. Лисбет схватила матрас, пытаясь сбить огонь, но тот мгновенно вспыхнул тоже. Лисбет показалось, что прямо из очага донесся сухой, похожий на треск огня скрипучий смешок и моргнул, точно подмигивая, громадный багровый глаз.

Обезумевшая от боли сестра заметалась по пекарне. Из-под ног Мэри Джейн с писком разбегались крысы – шкура на них горела.

– Беги, Лисбет! – изнутри пылающего факела, в который она превратилась, выкрикнула Мэри Джейн и рухнула на пол. Ветошь на полу занялась пламенем.

– Беги-и-и! – И взметнувшийся до потолка костер скрыл сестру навеки.

Словно подстегнутая этим криком, Лисбет повернулась и побежала – прочь, прочь, прочь, куда подальше, куда угодно, лишь бы не слышать звенящих в ее ушах воплей и не чуять жуткого запаха паленого мяса.

Вскоре она поняла, что бежит не одна – обычно пустынные улицы чумного Лондона были полны народу. Вокруг шли и бежали люди, волоча на плечах плачущих детей и узлы со скарбом. Густой черный дым забивал легкие. Лисбет обернулась – и увидела встающее над крышами пылающее зарево. Она снова шла, вместе со всеми перебираясь из улицы в улицу перед наступающим огнем. Несла чьего-то ребенка, потом чей-то скарб, снова шла сама, спотыкаясь, падая, поднимаясь снова. Кто-то, кажется, благодарил, кто-то куда-то звал, но она ничего не видела и не слышала, перед глазами ее, сменяя друг друга, стояли лишь две картинки – выглянувшая из-под черной вуали ухмыляющаяся крысиная морда и лицо Мэри Джейн, сказочно прекрасное в пылающем огненном ореоле. Наконец чьи-то милосердные руки втянули ее в лодку – она плыла на другую сторону Темзы, оставив расползающийся по городу пожар позади. Оглянулась она еще только один раз – уже на другом берегу. Оглянулась и тут же, закрыв лицо руками, побежала дальше – прочь, прочь!