Разорванный круг - Владимир Попов

Брянцев поднял руку, чтобы дать справку, но председатель жестом остановил его и предоставил слово Василию Афанасьевичу.

- Не знаю, что там насчет цехов коммунистического труда, - в этом пусть райком разбирается, - а вот насчет моральных качеств нашего директора могу сказать. - Василий Афанасьевич откашлялся, как показалось Брянцеву, многозначительно. - Нет человека на заводе, который бы тверже держал слово, данное рабочему, чем Брянцев. А Заварыкина оставил без квартиры не Брянцев, а помощнички. За это он дал им нахлобучку, своими ушами слышал...

- Так чего ж он в рот воды набрал! - выкрикнул кто-то.

- Не привык прятаться за своих подчиненных, - ответил Брянцев и признательно посмотрел на Василия Афанасьевича.

Поддержал Брянцева и Пилипченко.

- Мы хорошо сделали, что не спешили присваивать цехам столь высокое звание, - сказал он. - Мне кажется, мы стоим на более правильном пути, чем те, кто легко присваивает это звание и дискредитирует его.

Тем временем в зале поднимался шумок. Брянцев видел, что в президиум из ряда в ряд передавали какие-то фотографии. Передавали, предварительно просмотрев, и каждый, вручая фотографии впереди сидящему, искал Брянцева глазами. Удивление, смущение, гнев, иногда злорадство читал он на лицах, и постепенно любопытство сменилось у него тревогой. Наконец фотографии добрались до первого ряда, и человек, сидевший неподалеку от Карыгина, передал их в президиум.

У членов президиума тот же калейдоскоп выражений на лицах.

- Пусть Брянцев объяснит, что это значит! - потребовали с последнего ряда.

Поднялся Тулупов.

- У меня есть предложение, - сказал он, - самоотвод товарища Брянцева принять. Поручить заводскому партийному комитету разобраться в этой ерунде, - он указал на фотографии, лежавшие на столе.

- Пусть сейчас объяснит! - закричали в зале.

Брянцев встал, готовый выполнить это требование, но Тулупов остановил его.

- Товарищи, вы лучше других должны знать, что любые персональные дела прежде всего рассматриваются первичной партийной организацией. Что же мы будем устраивать тут спектакль?

Брянцев ловил на себе любопытные взгляды и ничего не понимал, кроме того, что ему нанесен удар. Но кем? Какой?

Когда счетная комиссия стала подсчитывать голоса, а участники партийной конференции смотрели кинофильм, Брянцев отыскал в фойе Тулупова. Секретарь райкома взял его под руку, и они долго ходили по коридорам Дворца культуры, отыскивая свободную комнату. Как на грех, в студии изобразительного искусства шли занятия, из-за двери другой комнаты доносилось нестройное пение, в спортзале было шумно. Наконец-таки нашли беспризорную комнатушку. Заперев дверь, Тулупов отдал Брянцеву фотографии.

- Для будущего семейного альбома, - мрачно пошутил он.

У входа в симферопольскую гостиницу он и Елена целуются. В ялтинском порту он преподносит Елене гладиолусы. Они с Еленой в ресторане. Под этой фотографией надпись: "Директор шинного завода испытывает свои шины". К фотографии прикреплено скрепкой письмо. Посмотрел первые строчки. "Родной мой, единственный, произошли большие события..." Заглянул в конец письма: "Несмотря ни на что, у меня такое чувство, будто я нашла дело по сердцу. "Не поздно ли?" - скажешь ты. По-моему, найти себя никогда не поздно".

- Ну? - спросил Тулупов.

Брянцев беспомощно развел руками.

- Вот что, Алексей Алексеевич, я вам мораль читать не собираюсь. В письмо я заглянул и понял, что, во-первых, это давно, во-вторых, - прочно. Ошибся?

- Нет...

- Что думаете делать?

Брянцев рассказал о семейных событиях. Помолчав, добавил:

- Жена скоро уедет, и, случись это позже, было б в пустой след.

- А теперь станут говорить, что жена ушла потому, что муж уличен в измене. И тут уж не переубедишь. Руководителю мало быть правым, надо еще и казаться правым.

- Все это верно, - согласился Брянцев. Сам он не подумал, что события могут повернуться так. - Но кто организовал слежку?

- Угадывается рука Карыгина. Знаете, что мне нефтяники сказали? У них фотографом работает племянник Карыгина Харахардин. Две недели назад он как взбесился. Дайте ему срочную командировку в Ялту собрать материалы об отдыхе курортников на взморье. Не дали. Так он за свой счет рванул.

- Хара-хар-дин? - Брянцев напряг память. - Стоп, стоп, знакомая фамилия. Так это он письмо умудрился получить для Карыгина. Все закономерно. Скорпионьи повадки.

Закурили. Кто-то рванул дверь, постучал, но они не отозвались.

- М-да, совсем измельчал Карыгин, - с брезгливой усмешкой проговорил Тулупов. - Любопытно получается. Умный, казалось бы, мужик, а совершенно потерял ощущение времени. Не учитывает, что выстрел, который раньше разил наповал, теперь может только ранить. Но рана, приходится признать, рваная, так просто не заштопаешь. Надо же додуматься: по рядам пустить в расчете на широкую огласку. У самого же алиби - на глазах торчит.

- А для чего штопать, Юрий Павлович? - устало спросил Брянцев.

- Чтобы вы могли остаться на посту. Далеко не всегда новая метла чисто метет, и я лично против привлечения варягов. Директор должен вырастать из коллектива завода, знать его досконально. Вот на вас затрачено пятнадцать лет, и заменить вас - значит нанести материальный ущерб заводу. А потом кто будет расхлебывать кашу, которую вы заварили с антистарителем? А с "чертовым колесом"? Кстати, оно еще вертится?

- Вертится.

- Ну вот. Кто все это будет доводить до победного конца? Кто? Да я трупом лягу, чтобы вы на заводе остались. Так что - никаких демобилизационных настроений. Ну, а что положено - получите сполна. Тут уж не взыщите...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Две недели ездил Целин по заводам, и, когда вернулся, "чертово колесо" все еще мчалось по поверхности маховика. Сотрудники испытательной станции смотрели на эту шину с суеверным страхом - ничего подобного они до сих пор не видели. Шесть, семь, максимум семь с половиной суток выдерживали обычные шины на стенде. Потом они начинали разрушаться, их снимали, и эксперимент считали законченным. Люди понимали, что шина, которая прошла на стенде в четыре раза больше нормы, на дороге столько не пройдет - тут точного соотношения нет. Но понимали также, что ходимость ее намного превысит ходимость серийной. На сколько - стендовые испытания ответа не дают.

О появлении Целина тотчас доложили начальнику испытательного цеха, молодому инженеру, и тот долго тряс руку Илье Михайловичу, поздравляя с неожиданными результатами.

Всякому, кто встречал его в этот день, бросались в глаза происшедшие в нем изменения. Это был уже не тот Целин, с замедленными движениями, с грустно-задумчивым взглядом. Он быстро двигался, браво разговаривал и смотрел орлом. Даже галстук был на нем какой-то сверхпраздничный - яркий и пестрый, для молодых и франтоватых.

Директора Целин нашел в цехе форматоров-вулканизаторов. Он сидел на корточках, рассматривал металлические детали и внимательно слушал объяснения рабочих.

Увидев Целина, Брянцев поднялся, потер отекшую раненую ногу и пошел к нему навстречу.

- Вертится? - спросил он, полагая, что приподнятое настроение Целина обусловлено невиданным пробегом новой шины на стенде.

- Вертится! - гордо ответил Целин.

Вышли из цеха и уселись в сквере на скамье, густо устланной опавшими листьями. Брянцев не спешил с расспросами. Закинув голову, смотрел на осеннее небо. Целин видел, что директор очень устал, и молчал, не начинал разговора. И когда уже решил было, что Брянцев совершенно забыл о его присутствии, неожиданно услышал:

- Что вы насовали в "чертово колесо"?

- О, это целая история, - оживился Целин. - Собрался как-то в институте после работы народ. Начались разговоры о том, о сем - не только ведь о резине говорят, возникают и приватные разговоры. На этот раз зашла беседа о совершенстве творчества природы. Вы видели когда-нибудь под микроскопом острие иглы и жало осы?

- Чего не видел, того не видел.

- Острие иглы при сильном увеличении - это плохо затесанное бревно, а жало - совершенное, бесподобное острие. Потом перешли к сравнению электронно-вычислительных машин и мозга. Опять природа далеко впереди. В машине миллионы запоминающих устройств, в мозгу более десяти миллиардов клеток. А Саша Кристич принялся разбирать устройство более простой части человеческого тела - колена. Почему оно так свободно движется? Ни трения не испытывает, ни перегрева. Оказывается, потому, что прекрасно смазывается. А знаете, почему велосипедные гонщики чаще всего сходят с трассы?

- Не знаю, - буркнул Брянцев.

- Исчезает смазка в коленных суставах.

- Вот как?

- Это и навело нас на некоторые мысли. Занялись мы с Кристичем вопросами трения в технике и в биологии и решили кое-что позаимствовать от природы.

Брянцев с доброй завистью смотрел на Целина. Обычный, неброской внешности человек, издерганный, но постоянно ищущий, постоянно думающий.