Счастье в подарок - Светлана Дениженко

Жаль, но пришлось расстаться с Эльзой и Реми. Бедняжка слишком плохо перенесла дорогу, и везти её дальше — не имело смысла, проще было вернуть девушку в Париж.

В целях безопасности, переодели её в пажа, и они с ле Одуэном покинули нас в противоположном направлении. Я же оделась в одно из тех платьев, что взяла с собой, потому что после Эльзы мое дорожное одеяние требовало починки. Девушка была пусть не намного, но полнее меня и ткань в нескольких местах не выдержала, расползлась по шву. На то, чтобы устранить дыры не имелось ни желания, ни возможности. Мы спешили.

Приехали к дому Рене около полуночи, притом, что делали две остановки во время пути — добрались достаточно быстро. Постучав в ворота, были радушно приняты хозяйкой, несмотря на поздний час. Как это случалось довольно часто, госпожа де Баланьи снова жила в одиночестве, её супруг находился в Париже, и хозяйка радовалась возможности пообщаться с любимым братом и теперь уже его законной женой в моем лице. Расспросив обо всех новостях и рассказав о том, что произошло за последнее время в округе, Рене отпустила нас почивать около двух часов ночи.

То, что я упала почти замертво и тут же провалилась в сон, являлось истинным блаженством после длительного пребывания в седле.

Мне в этот раз ничего не снилось, только послышался любимый голос слишком рано, казалось, что я только что закрыла глаза, как тут же меня позвал Луи:

— Катрин…!

— Ммм… уже утро? — потянулась, не открывая глаз.

— Давно, — послышался насмешливый голос супруга. Он явно развлекался.

Подушка была настолько мягка, а одеяло таким теплым, что вылезать из постели очень не хотелось, по крайней мере, сейчас я бы все отдала, чтобы еще подремать хотя бы с полчасика.

— Не знал, что я женат на такой лежебоке! Сударыня, вставайте…, - целуя в ушко, щекоча колючками щетины мои чеки, шею, срывая с губ поцелуй за поцелуем, Бюсси все же заставил меня открыть глаза.

— Не так уж и давно, — капризно надула губки, за окном утро еще только вступало в свои законные права.

— Уже семь, а рассвет был в пять, стало быть, уже целых два часа, как утро! — улыбнулся Луи, он был уже одет в камзол и наверняка успел умыться. Выглядел он очень свежим, словно мы легли спать с вечера и проспали более десяти часов, а не каких-то пять.

— Уже пора?

— Да. Я думаю, пора. Отец встает рано и дома можно застать его только с утра, либо после полуночи, но тогда он вряд ли будет любезен с нами.

— Сколько времени я могу потратить на себя?

— Не более пятнадцати минут.

— Что ж, через десять минут я буду готова.

— Я жду вас внизу, — Луи вышел из комнаты, а я позвала Мари и занялась утренним туалетом.

Через восемь минут спустилась в гостиную, собралась вовремя, вот только…

"Как же примут меня новые родственники? Примут ли?" — беспокойные мысли крутились в голове.

Луи нервничал и не мог это скрыть ни от меня, ни от сестры. Рене улыбалась и старалась как-то поддержать, но все её попытки хоть немного нас развеселить — не срабатывали.

— Луи, все будет хорошо, — говорила она в очередной раз, — Вот увидишь, отец тебя примет. Постарайся с ним не ссориться. И вообще — промолчи, пусть он выскажется, а потом…

— Рене, Рене… неужели ты думаешь, я хочу новой ссоры? Я еду с миром, — ответил Луи, мрачнея на глазах.

Я не стала завтракать, только отпила немного яблочного сока из кубка и вернула его на стол.

Бюсси, похоже, кусок тоже не лез в горло. Мы быстренько собрались и отъехали из гостеприимного дома Рене, поблагодарив хозяйку и получив от нее благословение в дорогу.

Дом Жака де Клермона больше походил на замок-крепость в романском строгом стиле: крепкие гладкие стены из светлого камня с узкими проемами окон, полукруглые башни и арка, над которой — герб семейства Клермон. Крепкие ворота открыли люди в военной форме (вспомнился детский фильм "Королевство кривых зеркал", там, где стражники спрашивали у девочки ключ) нам преградили путь, и грозный голос строго спросил:

— Кто?

— Луи де Клермон с супругой, — ответил Бюсси.

— Проезжайте!

Спешившись возле крутой лестницы, уходящей вглубь квадратной постройки с небольшими окнами наверху, мы поднялись внутрь замка.

Нас встретила довольно просторная светлая гостиная с высоким сводчатым потолком. Навстречу из боковой двери вышла дама среднего возраста, при взгляде на нее я сразу поняла, что это мать Бюсси. Кто еще может с такой любовью, нежностью и одновременно невысказанной болью смотреть ему в глаза:

— Луи, мальчик мой, — произнесла она, бледнея, мелодичным голосом, в котором прятались смешанные чувства.

— Матушка! — Бюсси и его мать кинулись друг к другу и остановились в полушаге, словно наткнулись на невидимую стену, через мгновение они обнялись, а потом Луи опустился перед ней на колени.

Катрин де Клермон благословила сына и только потом заметила меня:

— Кто это с тобой?

Луи подошел ко мне, взял за руку и подвел к матери.

— Это моя супруга, госпожа Катрин, графиня де Бюсси, — сказал он и опустил голову.

— Супруга?

— Да.

— Но ты не спросил позволение у отца…

— Я знаю все, что вы сейчас мне скажете. Но не стоит. Прошу вас, ответьте, где отец?

— На псарне, его любимая сука ощенилась сегодня утром.

— Благодарю, вас, сударыня, — Луи вылетел пулей за дверь, оставив меня наедине со своей матерью. Меня поразило то, каким тоном он с ней закончил разговор. От тепла встречи не осталось ни следа, будто бы это совсем чужие люди.

Когда Бюсси уходил, я заметила боль в её глазах. Но госпожа де Клермон быстро взяла себя в руки (окинула меня с ног до головы и обратно) и поинтересовалась невозмутимым тоном:

— Значит, вы графиня де Бюсси?

— Так, сударыня, — ответила, почтительно склонившись перед благородной дамой. На вид ей можно было бы дать не больше пятидесяти лет. Волосы некогда черные, теперь с белыми проблесками — убраны в высокую прическу, сверху прикрыты ажурным легким платком. Руки в светлых перчатках она держала перед собой, и я невольно любовалась изгибом её красивых кистей и изящными тонкими пальчиками, как у юной девушки, они никогда не были обременены трудом. Вспоминая маму и её руки, вздохнула: они так отличались от этих — мозолями, морщинками и кривизной пальцев, сломанных артритом от тяжелого труда. Но роднее и теплее маминых рук не было для меня на всем свете.

Следующий вопрос я и ждала и опасалась услышать, но он не мог не прозвучать.

— Кто ваши родители?

— Они из славного дворянского рода, — соврала, опуская взгляд. Хотя я лгала только отчасти, мой прадед по маминой линии был благородного дворянского рода и являлся родственником Демидовых, но история умалчивает обо всех моих корнях. В семье не любят об этом вспоминать, и я мало что знаю о своих предках, а стоило бы и знать, и помнить, да детям передавать. Нельзя забывать о том, кто ты есть. Совсем нельзя.