Венеция. Под кожей города любви - Бидиша

Мы продолжаем мерить шляпки, настроение улучшается.

Вскоре Тициане нужно уходить. Она без конца извиняется: приглашена на прием в Палаццо Дзенобио, там принимают строго по списку, поэтому она не может взять меня с собой. Пока мы прощаемся, течением к нам снова прибивает Шармейн. Слышу, как она заявляет свои права на некоего итальянца:

— Этот пиджак вам так идет, вы в нем неотразимы!

Итальянец и впрямь красавчик, к тому же гей, думаю, ничего нового для себя он не услышал. Нет, эта Шармейн просто непостижима!

Тициана вдруг начинает нас знакомить. Шармейн, кажется, ничего не имеет против. Она мягко протягивает мне руку, когда Тициана говорит, что я — жутко талантливый писатель/мыслитель/философ и т. п.

— О да, она мне рассказывала, — воркует она, но Тициана не придает значения ее словам.

Жму руку Шармейн, чувствуя, как потеет ладонь. Красотка явно зачислила меня в лузеры и, поскольку я ей ни к чему, утратила ко мне интерес.

Продолжаю стоять. Шармейн устремляет свой кукольный взор на Тициану и произносит:

— Ты не порекомендуешь мне какие-нибудь хорошие рестораны? Я только что говорила с приятными людьми, они из Нью-Йорка. Мы хотим пойти поесть.

Очевидно, она имеет в виду Джейсона Хэрендона и его женщину — бродячую собаку. Пытаюсь сбежать, но Тициана, охотно делясь с Шармейн ресторанной премудростью, хватает меня за руку.

Наконец Тициана с Сальваторе отбывают на следующую вечеринку. Я пережидаю, чтобы, уходя, не столкнуться с ними.

Шармейн беседует с кем-то у выхода, и из вежливости я бормочу:

— Пока, приятно было повидаться.

Она на минуту замолкает, разворачивается ко мне всем телом и щедро одаривает улыбкой, демонстрируя безупречные зубы и блестящие глаза.

— Пока, желаю хорошо повеселиться, — произносит она тягуче — чистый мед со сливками, — но при этом совершенно неискренне.

Еще не поздно, забегаловки вокруг Сан-Марко пока работают. Кульминация этого злополучного вечера: я чуть не налетаю на человека, который выскакивает из-за угла. Он держит здесь кафе и собирается закрываться на ночь. На нем белый фартук. Мы оба застываем. Я ближе к стене, поэтому непроизвольно вжимаюсь в нее, чтобы дать ему пройти. Он неожиданно орет мне прямо в лицо:

— Вот! Я стою! Я не трогаюсь с места! Это вам нужно обойти там, с той стороны!

Его враждебность так сильна и так внезапна, что меня отбрасывает в сторону.

— Вот так! Хорошо! — выкрикивает он с хохотом.

Я отхожу, потом оглядываюсь и вижу, как мужчина входит в кафе и начинает с грохотом двигать стулья. На красной роже счастливая улыбка до ушей.

В конце недели со мной приключается маленькое досадное происшествие, которое тянет за собой другое досадное происшествие, но уже более основательное. Иду в магазин за продуктами и по дороге домой теряю неиспользованную карточку на оплату мобильника, на десять евро. Злясь на себя, бросаю сумки и выхожу из дому в надежде увидеть, где я ее обронила. Уже смеркается, на улицах полно народу, люди возвращаются с работы, учебы. Сворачиваю к Фрари, бреду, глядя под ноги и вслух ругая себя, — и тут слышу восклицание. Это Эммануэле, он без усов и очень похорошел — длинный фактурный нос, высокие скулы, полные губы, теплые карие глаза в обрамлении густых длинных ресниц и темно-каштановые волосы — волнистые, давно не стриженные. Кажется, он рад меня видеть.

— Ты что-то потеряла? — спрашивает он.

— Карточку на мобильник.

— Надеюсь, не кредитную карточку?

— Нет… — Ну да, ты же богатый, карточка на оплату телефона для тебя ничто. — Но я не успела ее использовать… Ладно, фиг с ней, наверняка ее уже кто-то подобрал. Ты как?

— В целом неплохо… — говорит он со вздохом.

— Только неплохо? Почему?

— Я так устал сегодня…

Мы стоим некоторое время, я все еще раздосадована потерей карточки, он держится совершенно естественно, с улыбкой на лице.

— Куда направляешься? — спрашиваю я.

— Договорились с приятелями выпить в Риальто. Ты хочешь пойти?

— Нет, спасибо. У меня сегодня что-то все кувырком, и выгляжу я ужасно. Вышла из дому только для того, чтобы поискать эту штуку.

Я не принимала душ и даже зубы не чистила, только пару часов назад я встала из-за компьютера.

— Да брось ты! — говорит он. — Ты отлично выглядишь, пойдем пропустим по стаканчику. Еще я собирался сегодня на спектакль в Арсенале, но сейчас передумал. Вместо этого мы с тобой пойдем и посидим в баре.

— Давай пройдемся, я провожу тебя, — говорю первое, что приходит в голову, соображая, как бы отказаться. — А почему ты передумал насчет театра?

— Не знаю, — отвечает он.

— В этом году сезон интересный, одна моя знакомая видела уже два удачных спектакля. И один плохой, Пазолини.

— Пазолини? Его пьеса или пьеса о нем?

— Нет-нет, не о нем. Длинная, мрачная, нервная и мучительная вещь, написанная Пазолини. — Разговаривая, я продолжаю обследовать камни под ногами. — А почему ты устал?

— Встал сегодня рано, в восемь тридцать! — стенает Эммануэле. — Ходил на занятие по шелкографии в школе дизайна. Просто после лета это был первый день, когда пришлось вставать так рано.

На плече у него армейская сумка, из которой торчит рулон бумаги. Он звонит матери и сообщает, что собирается на спектакль, потом созванивается с приятелями и договаривается встретиться у театра.

— Так ты учишься на дизайнера? — спрашиваю я.

— Нет, на философском факультете, как раз заканчиваю.

Мы бредем по улицам. Заболтавшись, я тоже сажусь на вапоретто и плачу пять евро за билет до Арсенала. Стоим на палубе совсем близко друг к другу — Эммануэле кладет руку мне на плечо, чтобы я не касалась барьера. Говорим о философии. Ему предстоит выбрать тему диплома.

— Я все лето ничего не делал. Теперь пора браться за работу.

— Летом работать невозможно. Тем более в Венеции.

— Я на лето всегда уезжаю, — соглашается он.

— Что вы сегодня делали на занятии? Покажешь?

Он разворачивает рулон на ящике для багажа. С ватмана на меня смотрит женское лицо: красавица с длинными волосами, концы которых загнуты кверху, нежная улыбка… На кого же она похожа? Мне явно знакома эта женщина… Рассматриваю рисунок внимательнее — ах, ну конечно, это же мама Эммануэле. Украдкой взглянув на него, вижу, что он сам любуется своим творением, и не могу сдержать смеха. Мне хочется весело хлопнуть его по спине, обнять и сказать: «Вот что, дружище, я пошла домой, ладно? Я не твой тип, ты — не мой, зачем зря тратить время? К тому же я и не ищу для себя нового дружка. Лет через десять ты женишься на точной копии своей матушки, и я