Дни и ночи Невервинтера. Книга 2 - М. Волошина

Он поморгал глазами, ничего еще не понимая.

— Я… о ком?

— О женщинах.

— Ну… — Ниваль вытянул затекшую ногу и потряс ей. — Блин… вопросы у тебя… с утра пораньше.

— Только честно.

— Мужчины всегда думают о женщинах… так или иначе, — уклончиво ответил он осипшим голосом и прокашлялся.

— А обо мне ты думаешь так? Или иначе?

Ниваль поежился. У нее было такое выражение лица, как будто она его сейчас поцелует. Или ему со сна так показалось. Он этого боялся. Того, что он все-таки нравится ей, и она знает, что он к ней неравнодушен. Он стал вспоминать разные моменты, которые могли бы свидетельствовать в пользу того, что Эйлин питает к нему чисто женский интерес, и насчитал пару убедительных и несколько спорных. Если бы не одна фраза, брошенная Эйлин, когда она рассказывала о своем детстве, он бы даже… да, черт возьми, он бы… Ниваль попытался представить, как он мог бы провести рукой по ее спутанным выстриженным рыжим волосам, взять за руку, прикоснуться губами к губам и… и… Дальше почему-то не думалось. «Лиха беда начало».

— Что?

Вопрос Эйлин заставил его очнуться. Оказывается, он произнес эту фразу вслух. На ум пришло крепкое словцо.

— Это ты о чем?

— Я? Да…

Он прерывисто выдохнул, отстранился от нее и потер лоб, пряча глаза. «Мальчишка! Размечтался, заговариваться начал». Он вдруг осознал, что у него больше месяца не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего секс, если не считать того невероятного по эротическому накалу момента, когда он неудачно столкнулся с Эйлин в паучьем коконе и чуть не лишился органа, с успехом заменяющего некоторым мозг. И констатировал, что в таком состоянии мужику много чего может прийти в голову. «И о женщинах мечтать начнешь, и, — он покосился на Эйлин, — этот воробей покажется нимфой». Так что, лучше головы не терять. Но именно сейчас — хочется. Если тебе неполных тридцать, ты не сегодня-завтра тоскливо умрешь от голода и холода, а рядом с тобой человек, с которым ты прожил полтора месяца, как один день — велик соблазн положить на сомнения и просто получить свою порцию эндорфинов. Это не преступление. Во всяком случае, ему показалось, что если он просто обнимет и поцелует ее, то по морде не получит. Было лишь одно НО. Один невыясненный вопрос. И выяснить его надо было сразу, пока из искры невинного взаимного интереса не разгорелось что-то большее.

Ниваль серьезно посмотрел на Эйлин.

— Я должен задать тебе один вопрос.

Она села и решительно, — как-то слишком уж решительно, — кивнула.

— Задавай.

— Помнишь, ты мне рассказывала о старой лютне с розочками. Скажи, у этой лютни… не было каких-то особенностей?

Она нахмурилась, решив, что он держит ее за дурочку.

— Не поняла. При чем тут лютня?

Ниваль вздохнул.

— У нее все колки были одинаковые?

— Н-нет, — неуверенно ответила Эйлин, глядя на него во все глаза. — Восемь костяных и два деревянных.

— Она, — выдохнул Ниваль и, закрыв глаза, перекатился на спину.

Сбитая с толку Эйлин услышала сдавленные смешки. Мелькнула мысль, что начальник Девятки сходит с ума. «Хорошее дело, оказаться на Башне с сумасшедшим. Я пьяная, он не в себе… Однако, из нас двоих, с ним это должно было случиться в последнюю очередь. Хих».

— Послушай, объясни мне. Это какая-то странная игра на наблюдательность? Я должна в ответ подробно описать, скажем, узор на рукояти твоего меча? Или вспомнить, сколько заклепок было на твоем наплечнике? Мне и в голову не приходило их рассматривать.

Ниваль снова перевернулся, опершись на локоть и, подавив очередной смешок, посмотрел на Эйлин с невыразимой нежностью, чем заставил ее вздрогнуть и подозрительно прищуриться.

— Нет, милая моя, это не игра. Это куда как серьезно. Это… — Он усмехнулся. — Понимаешь, отец наметанным глазом сразу узрел, что я абсолютный пень, и очень переживал. Он мечтал сделать из меня наследника своего искусства. А мне до чертиков надоели эти скучные занятия и я, не долго думая, выкрутил колки и выбросил в сточную канаву. Думал, тогда он от меня отстанет. — Он хохотнул. — Я никогда не искал простых путей. Намучился с ними. Попробуй-ка волшебный инструмент разобрать.

— Да, это только профессионалу легко… Но постой, — Эйлин никак не могла понять, к чему он клонит, — что ты хочешь сказать?

А Ниваль все говорил, улыбаясь.

— Восемь из них отец нашел. Он страшно ругался и грозил на месяц лишить меня сладкого. Он всегда страшно ругался, а через полчаса сам не выдерживал и шел мириться. Колки он заменил, а потом его вдруг потянуло попутешествовать и подзаработать денег. Он оставил меня на попечение толпы влюбленных в него соседок и умчался в туманную даль. Этот год я провел, как сыр в масле. Из своих нянек веревки вил.

— Я представляю, — улыбнулась Эйлин.

— Он вернулся без лютни, — продолжал Ниваль, — но окрыленный, полный впечатлений и обвешанный цацками на продажу. Особенно много рассказывал об одной деревушке на Побережье Мечей. Это, конечно, была лучшая из лучших и живописная из живописных деревень. Там он встретил женщину своей мечты — необыкновенную, добрую, прекрасную, как сама рыжекудрая Съюн, и тому подобное. Ну, как обычно. И даже собирался вместе со мной туда, к своей любви, подальше от грязных городов и поближе к праведной сельской жизни. — Ниваль фыркнул. — Но, как обычно, со временем остыл, а его лютня так и осталась в той деревушке залогом его скорого возвращения.

Весело взглянув на ошарашенную подругу, Ниваль протянул руку и чуть дотронулся до кончика ее носа.

— Знал бы старик, кто унаследовал его талант и даже превзошел его.

Эйлин сглотнула. Ее, наконец, осенила сумасшедшая догадка. Абсолютно сумасшедшая, не идущая ни в какие ворота. Хватанув ртом воздух, он пролепетала:

— Что за идиотские…

— Когда он вернулся, мне было семь. А ты, вероятно, родилась через полгода.

Глядя на довольно ухмыляющегося Ниваля, Эйлин вдруг почувствовала, что краснеет. Она оттолкнула его.

— Ты знал! Черт белобрысый! Ты все знал!

— Да ничего я не знал! — Принялся оправдываться Ниваль. — Я сопоставил факты. Спасение из Мерделейна, одинаковые видения, лютня… Честное слово, не знал, только догадывался. И то не верил. А кто бы сразу поверил?

— Поклянись, что не знал.

— А какой смысл мне врать?

— Черт!

Эйлин поджала колени, опершись на них подбородком.

— Я целовалась с собственным братом, — упавшим голосом произнесла она.

Ниваль пожал плечами.

— Подумаешь. Многие женщины пленялись моим пшеничным чубом и совершенным телом. А тебе повезло больше всех.

— Я целовалась с собственным братом, — повторила Эйлин, с еще более трагическим выражением, не заметив его шутки. — А мой брат пытался отбить моего парня. И предлагал мне вступить в фиктивный брак. — Она исподлобья посмотрела на Ниваля. — У нас какая-то странная семья, ты не находишь?

Ниваль пожал плечами.

— Семья как семья, бывает и хуже. Ты, как отец — все драматизируешь. А парень твой мне, между прочим, и даром не нужен.

— Ты не понимаешь! Я же молилась Съюн. Как ОНА могла такое допустить. Чтобы я позволила себе думать о тебе. И вообще… это кошмар какой-то.

— Наверное, это семейное, — попытался успокоить ее Ниваль, похлопав по плечу.

— Убери от меня свои руки! — Вскинувшись, как ошпаренная, взвизгнула Эйлин.

— Тьфу! — Ниваль отдернул руку и буркнул: — Теперь понимаю, в кого ты такая заполошная.

— Что семейное?!

— Нууу… тебя тоже будоражит все запретное. Загадочный и молчаливый паладин-изгнанник, связанный обетом. Или обаятельный и искрометный рыцарь Девятки… ммм… тоже…

— Слушай, ты, искрометный! — Вспылила Эйлин. — Если ты не прекратишь паясничать, к моим грехам добавится братоубийство.

Ниваль поднял руки.

— Ладно, ладно, молчу. У тебя совсем чувство юмора пропало.

Эйлин уткнулась в колени. В ее представлении все действительно выглядело хуже некуда. Мало того, что, хоть и почти невинные, но явно недостойные момента мысли о Нивале проникли в ее сознание, так они, оказывается, были еще и преступными. «И сны эти проклятые!»

Они несколько минут молчали. Ниваль перевернулся на живот, приподнялся на локтях и по-щенячьи провел бородатой щекой по руке Эйлин, обхватившей колено. Сестренка. У него вдруг поднялось настроение, так не к месту. Почувствовав его мягкое прикосновение, Эйлин вздохнула.

— Теперь уже не будет, как раньше.

— В смысле?

— У нас с тобой.

— Ааааа… понимаю. — Ниваль посмотрел на нее, склонив голову, и улыбнулся. — Исключены такие приятные вещи, как ничего не значащий и ни к чему не обязывающий флирт и небратские поцелуи.

— Да я тебя даже в лоб еще долго поцеловать не смогу.

— Неужели я такой противный? А мне казалось, ничего.