Огарок во тьме. Моя жизнь в науке - Ричард Докинз

своих женщин”. В ту минуту я не смог сдержать гнева, и у меня вырвалось очевидное возражение: “Я не одеваю женщин, они одеваются сами”.

Почти на всех наших с Расселом Барнсом фильмах мы работали с одним и тем же оператором, Тимом Крэггом, и звукооператором, Адамом Прескодом. Тим и Адам работали вместе еще над множеством фильмов в разных уголках мира, нередко – вместе с Расселом. Я высоко ценил дружбу со всеми троими – и то братство, которое возникает, когда вы день за днем работаете вместе, путешествуете вместе, едите вместе, вместе смеетесь над одними и теми же нелепостями и вас вместе вышвыривают с одной и той же парковки, превращенной в мегацерковь. Тим – улыбчивый красавец, настолько погруженный в свое дело, что он никогда не перестает смотреть на мир сквозь воображаемый видоискатель – или сквозь настоящий, беспрестанно выискивая новые ценные ракурсы. Рассел с радостью отправлял Тима снимать для нас фоновые кадры одного, зная, что режиссер ему не нужен. Адам настолько же погружен в свое звукооператорское дело и настолько же в нем хорош. Они с Тимом – отличная команда, сыгранный дуэт, как хорошие партнеры по теннису. Кто-то, у кого мы брали интервью, глянул на дреды и темную кожу Адама и начал расспрашивать его о музыке регги. Классический случай встречи по одежке, как жизнерадостно заметил сам Адам (когда мне доводилось слышать, что он насвистывает себе под нос, звучало это скорее как сюиты И. С. Баха для виолончели соло). А сам Рассел, как режиссер-документалыцик, обладает теми же прекрасными свойствами, которые я впервые отметил у Джереми Тейлора. Лучшие режиссеры – такие как Джереми и Рассел – похожи на ученых: они становятся настоящими специалистами по теме фильма, который снимают. Они читают источники, встречаются с экспертами и расспрашивают их. Затем они продумывают фильм, снимают его, монтируют – и переключаются на новую тему, для которой снова берутся за чтение источников. Интересно, что богаче впечатлениями: такая хамелеонская карьера с переключением между темами или жизнь ученого, которую она на первый взгляд напоминает? Легко могу представить, что первая.

Позже я работал над несколькими фильмами с бизнес-парт-нером Рассела, режиссером Молли Милтон. Она была необыкновенно энергична и дружелюбна и своим обаянием преодолевала любые препятствия, проводила всю нашу съемочную группу сквозь любые организационные и бюрократические дебри. Ее настрой Поллианны[80] сбивал меня с толку и иногда вызывал смешанные чувства. Во время съемок фильма “Секс, смерть и смысл жизни” она позвонила мне и попросила поехать в Индию – взять интервью у далай-ламы. Я был уверен (как выяснилось, совершенно справедливо), что великий духовный лидер слишком занят, чтобы вести беседы со мной, и я воспользовался этим аргументом, чтобы фактически отказать Молли: “Ха-ха-ха, если вам, ха-ха-ха, удастся договориться о встрече с далай-ламой, ха-ха-ха, я поеду с вами в Индию, ха-ха-ха”. Я предполагал, что такое заявление со смехом равноценно отказу, и, повесив трубку, больше не вспоминал об этом.

Спустя примерно три недели Молли позвонила в невероятном возбуждении: “Он согласился, он согласился, он согласился, можем отправляться в Индию, вы обещали поехать, если я договорюсь о встрече с далай-ламой, он сказал да, он сказал да, он сказал да, мы едем в Индию, мы едем на встречу с далай-ламой!”

Мне ничего не оставалось, как выполнить свое давешнее обещание. Мы отправились в Индию – и уже там выяснилось, как я и догадывался с самого начала, что далай-лама слишком занят, чтобы встречаться с нами. Тогда всплыла вся история. В его приемной сказали: “Если вы явитесь в такой-то день, то есть некоторая возможность, что он сможет с вами встретиться, но ничего не можем гарантировать”. Думаю, Молли, чей слух искажен поллианнитом и убеждением, что нет таких препятствий, которые она не может обойти, буквально слышит: “Да, обязательно”, когда говорят: “Ну, может быть”. Я простил ее: невозможно не простить такого обаятельного и непосредственного человека, и, раз уж мы оказались в Индии, мы сняли там несколько прекрасных сцен.

Нас с Молли объединяет щекотливая тайна (компрометирующая меня, не ее), и здесь я ее раскрою. Опять же, дело было во время работы над “Сексом, смертью и смыслом жизни”: мы снимали на мысу Бичи-Хед, на южном побережье Англии. На этих отвесных меловых скалах, достигающих 162 метров в высоту, кружится голова. Они стали излюбленным местом для самоубийц: вдоль тропы расставлены небольшие кресты, высотой всего по колено, в честь несчастных измученных душ, совершивших отчаянный прыжок в пустоту. Мне предстояло предпринять скорбную прогулку по тропе, а камера бы снимала крупным планом мои ноги, ступающие мимо маленьких крестов, одного за другим. Я не мог тогда понять, отчего ногам было так неудобно, но не отступал, пока мы не сняли все нужные дубли. Когда мы наконец набрали достаточно материала, я сел на траву и снял ботинки: блаженное облегчение. Молли села рядом, чтобы обсудить следующую сцену. Тогда-то мы и поняли, почему мне было так неудобно. Я как-то умудрился перепутать левый и правый ботинки. Молли захихикала в восторге, и мы договорились ничего не рассказывать Расселу и остальной съемочной группе. Но моя оплошность крупным планом сохранена в веках, и, видимо, мне остается лишь быть благодарным, что шагал я не слишком рассеянно – ведь мы были так близко к краю обрыва.

Я горжусь всеми фильмами, которые мы сняли с Расселом и его командой. Между первым нашим фильмом, “Корень всех зол?”, и самым недавним, “Секс, смерть и смысл жизни”, вышли “Враги разума” (об астрологии, гомеопатии, лозоходстве, ангелах и прочей суеверной чепухе помимо религии), “Гений Чарльза Дарвина” и “Религиозные школы – угроза?”. Для последнего мы совершили памятное путешествие в Белфаст, чтобы исследовать корни тамошних племенных войн, и наблюдали там марш “оранжистов” и прочие тревожные зрелища, в том числе огромные, на редкость реалистичные граффити, изображающие людей в масках с пистолетами.

Съемкой красноречивого эпизода “Врагов разума” о лозоходстве руководил доктор Крис Френч, психолог из Лондонского университета. Искатели воды, любители и профессионалы, слетелись со всего света, чтобы похвастать своими способностями: они были уверены в своих силах, которые много лет их не подводили. Увы, никогда раньше им не приходилось участвовать в двойном слепом исследовании. Крис Френч расставил в большой палатке квадрат из ведер. В некоторых ведрах была вода, в некоторых – песок. В предварительном исследовании на ведрах не было крышек, и лозоходцы не испытывали трудностей: их жезлы – прутики орешника или куски гнутой проволоки – покорно подергивались только там, где