Дочь фортуны - Исабель Альенде

- Ради Бога, Тао! Неужели ты полагаешь остаться здесь, пока не взойдут эти чахлые кустики? – кричала вышедшая из себя Элиза, увидев один лишь их блеклый вид с желтыми листьями и так и не получив в ответ ничего, за исключением неопределенного жеста.

Чувствовала, что с каждым прожитым днем все отдалялась от своего предназначения. К тому же, образ Хоакина Андьета становился все туманнее в этих мало кому известных местах, а, возможно, что и исчезал где-то в горах, тогда как сама продолжала терять время в Сакраменто, вынуждая окружающих принимать себя за простоватого брата некоего китайского знахаря. Как правило, крыла Тао Чьена худшими эпитетами, однако девушке хватало здравого смысла делать подобное на кастильском наречии, впрочем, так, как, разумеется, делал и сам, когда обращался к ней на кантонском наречии китайского языка. Оба продолжали совершенствовать знаки общения между собой, не произнося ни слова, хотя бы перед другими, и до того действовали заодно, что в скором времени в их родстве не сомневался практически никто. Если они не были заняты каким-то пациентом, отправлялись обходить порт и палатки, заводя по дороге друзей, а заодно и разыскивая Хоакина Андьета. Элиза готовила еду, и вскоре Тао Чьен привык к ее блюдам, хотя время от времени посещал в городе столовые с китайской кухней, где всего за пару долларов мог поглощать столько еды, сколько вмещалось в желудок. Это и было своеобразной выгодой, если иметь в виду, что лук стоил целый доллар. На глазах окружающих общались между собой с помощью жестов, оставаясь наедине, оба прибегали к английскому языку. Несмотря на случайные вклинивания в повседневную жизнь двух языков, бóльшую часть времени проводили за совместной работой, точно добрые товарищи, а случаев посмеяться было тогда немало. Лично он понял, что с Элизой можно делиться и чувством юмора, несмотря на случайные оплошности в языке и различие культур. Тем не менее, именно эти различия и вызывали у молодого человека взрывы смеха: никак не мог поверить, что женщина способна делать и, тем более, говорить такие глупости. Наблюдал за ней с любопытством, проявляя граничащую с позором нежность. Как правило, часто умолкал от восхищения этим человеком, признавая в своей подруге умения бойца. Но когда видел ослабевшую, казалась ему лишь девочкой, и желание защитить это существо одерживало верх. Несмотря на то, что уже немного прибавила в весе, а цвет лица стал лучше, в целом, девушка все еще чувствовала себя слабой, что, собственно, было очевидно. Сразу же, как зашло солнце, начала качать головой, замоталась в свое одеяло и уснула; сам он лег сбоку. Оба настолько привыкли к этим часам близости, дыша в унисон, что тела получали удовольствие лишь во сне, и если один возвращался в реальность, другой делал то же, так что двое вовсе не охладевали друг к другу. Иногда просыпались завернутыми в одеяла, окончательно запутавшись и сплетясь между собой. Если первым продирал глаза молодой человек, то, лежа без движения, чтобы девушка не ощутила его желание, всецело наслаждался данными мгновениями, которые вызывали в памяти счастливые часы с Лин. И даже не подозревал, что Элиза в свою очередь занималась тем же самым, испытывая благодарность лишь к присутствию мужчины, что позволял представить, будто, повези ей больше, уже делит жизнь с самим Хоакином Андьета. Никто из двоих никогда даже и не упоминал о том, что произошло ночью, будто подобное существовало параллельно и где-то вне сознания. Стоило лишь одеться, как тайное очарование объятий полностью исчезало, и оба снова становились двумя братьями. В редких случаях Тао Чьен в одиночку выходил на загадочные ночные прогулки, с которых тайно и возвращался. Элиза воздерживалась от прикосновений, потому что стоило лишь понюхать, все становилось ясным. Он был с какой-то женщиной, более того, могла даже уловить сладкие духи мексиканских дам. Девушка все еще пряталась в свою накидку, дрожа в темноте и пошатываясь от малейшего звука в ближайшем окружении, с зажатым в руке ножом, напуганная, не переставая мысленно взывать к молодому человеку. И никак не могла найти оправдание подступающему желанию заплакать, которое охватывало все больше и больше, заставляя чувствовать себя преданной. Смутно понимала, что, возможно, мужчины и отличаются от женщин; хотя со своей стороны какой-либо потребности в близости не ощущала. Целомудренных объятий по ночам вполне хватало, чтобы утолить жажду нежности и почувствовать себя не одной, и, хотя нисколько не думая о своем бывшем любовнике, все же тосковала по тому времени, что прошло в комнате со шкафами. Элиза совершенно не знала, смешались ли в ней любовь и желание, и за неимением первой, разумеется, не возникало и второе, либо ввиду продолжительной болезни на судне в ее теле произошли значительные нарушения. Однажды все-таки осмелилась спросить Тао Чьена о том, а не могли в ней зародиться дети, потому что вот уже несколько месяцев не приходят критические дни. Он же, в свою очередь, уверил, что все наладится лишь только восстановит силы, и здоровье придет в относительную норму, для чего и проводит с ней сеансы иглоукалывания. Когда друг тайно подкрадывался поближе к девушке после своего очередного бегства, последняя притворялась глубоко спящей, хотя на самом деле часами сохраняла бдительность, чувствуя себя оскорбленной одним запахом другой женщины, который невольно возникал между ними. С тех пор, как оба высадились в Сан-Франциско, она вновь приобрела нужную осмотрительность, с какой ее саму воспитывала мисс Роза. Тао Чьен уже видел девушку обнаженной во время далеко не одной недели морского путешествия на судне, почему и знал человека вдоль и поперек, но все же смутно догадывался о личных причинах и не задавал вопросов, за исключением касающихся здоровья. И даже когда ставил свои иголки, был крайне осторожным, чтобы ничем не нарушить это целомудрие. Они не одевались в присутствии друг друга и придерживались безмолвного соглашения глубоко уважать личное пространство, особенно при походе в уборную, что располагалась позади хижины. Тем не менее, делились всем остальным – от денег и до одежды. Много лет спустя, просматривая соответствующие этому времени записи в своем дневнике, удивленная, Элиза задавала себе вопрос, почему же никто из двоих так и не ощутил несомненной привлекательности, которую, впрочем, оба прекрасно чувствовали, почему все время отговаривались сном, чтобы прикоснуться, а днем притворялись равнодушными. И тогда пришла к выводу, что любовь к человеку другой расы человеку казалась им невозможной; ведь оба считали, что в целом мире еще нет места для такой пары, какою были они сами.

- Ты только и думала, что о своем любовнике, - прояснил ей ситуацию Тао Чьен, волосы которого на ту пору были тускловатые.

- А ты о Лин.

- В Китае допускается иметь несколько жен, и Лин всегда терпимо к этому относилась.

- А еще мои большие ноги вызывают у тебя отвращение, - продолжала подтрунивать она.

- Разумеется, - возразил он на полном серьёзе.

Лето в июне обрушилось немилосердно на все и вся и не щадило никого - беспрерывно размножались москиты, змеи выползали из своих щелей и разгуливали совершенно безнаказанно, растения Тао Чьена проклевывались довольно скоро и уже достаточно сильными, как то было в Китае. Полчища аргонавтов прибывали и прибывали, с каждым разом все более непрерывные и многочисленные. Так как Сакраменто являлся доступным портом, поблизости не упускали возможность обосноваться целые дюжины других населенных пунктов, что, точно грибы, появлялись вблизи золотоносных захоронений. Они процветали также быстро, как и внезапно исчезали, стоило лишь истощиться драгоценному минералу. Город вырос буквально за минуты, в нем открывались новые магазины, и уже никто никому не дарил земельные участки, как то было в самом начале, напротив, последние продавались недешево, впрочем, как в самом Сан-Франциско. Была лишь видимость правительства и частых собраний, которые организовывали для решения административных вопросов. Среди людей появлялись спекулянты, доморощенные адвокатишки, проповедники Евангелия, профессиональные игроки, разбойники, различные мадам с компаньонками, разделяющими их веселую жизнь, а также и другие вестники прогресса и цивилизации. Временами по направлению к приискам шло множество мужчин, воодушевленных надеждой и амбициями, тут же были изнуренные и больные, вернувшиеся после долгих месяцев тяжкой работы с намерением промотать все свои доходы. Количество китайцев увеличивалось день ото дня, и вскоре образовалась пара враждебных банд. Эти так называемые «тонгс» или однорукие представляли собой закрытые кланы, члены которых, точно братья, помогали друг другу в работе и в трудных ситуациях ежедневной жизни, и в то же время среди них процветали коррупция и преступность. Среди недавно прибывших оказался и другой «чжун и», с которым Тао Чьен проводил время абсолютно счастливый, сравнивая между собой различные методы лечения и цитируя Конфуция. Внезапно вспомнился сам Эбанисер Хоббс, потому что тот не просто довольствовался банальным повторением традиционных методов лечения, но также в своей практике постоянно искал необычные им альтернативы.