Свет – Тьма - Елена С. Равинг

— Да, — Елиазар чуть улыбнулся, только уголками губ. — В физическом пространстве перемещаться легко. Материальность вашего мира весьма относительна, если знать все его Законы. В сущности, по основным параметрам он мало отличается от нашего, просто там действуют другие принципы. Мы можем переходить туда и обратно. Можем находиться где угодно, когда угодно и перемещать других людей, если в этом есть необходимость. Как тебя, например.

— И где мы сейчас? Куда вы нас перенесли?

— В заброшенный дом недалеко от города Лаодикеи, — ответил он, окинув взглядом неприметное пространство. — Сейчас первый век нашей эры, пятьдесят шестой год.

— Первый век? — я почувствовала, как брови медленно поползли вверх, а ноги начали неметь и не только из-за нарушенного кровообращения, но и из-за охватившего всё моё тело нервного оцепенения. — Вы перенесли нас в прошлое?..

— Не совсем, — поправил меня Елиазар. — Со временем всё сложнее. Оно направлено в одну сторону — вперёд. Прошлое уходит, сохраняясь лишь в нашей памяти. Нет такого пространства, где бы оно продолжало существовать и куда можно было бы перенестись, чтобы что-то изменить. Влиять можно только здесь и сейчас, поступками и решениями. От них зависит будущее, которое зарождается каждую секунду и каждое мгновение. Поэтому будущее увидеть нельзя. Оно никогда не бывает одинаковым. Можно тысячу раз заглянуть в него и обнаружить тысячу различных вариантов. Впереди настоящего словно летит бесплотная дымка: она вариабельна, непостоянна, она меняется от каждого вздоха, от каждого слова, от каждого шага, и можно лишь приподнять эту завесу, чтобы посмотреть, к чему, возможно, приведут те или иные действия. Прошлое же увидеть можно, однако не то, каким оно было, а то, каким его кто-то помнит. И сейчас мы не в прошлом, а лишь в моём воспоминании о прошлом, которого давно уже нет. И оно будет существовать до тех пор, пока я его помню.

Я зачарованно ловила каждое его слово и поражалась, насколько обыденным тоном Елиазар рассуждал о прошлом и будущем, как о чём-то заурядном и банальном, словно любой желающий легко мог перенестись в другое пространство и время. И самое смешное, что для него это действительно являлось лёгкой задачей, поскольку в его мире не существовало ничего невозможного.

— Почему здесь? — наконец, спросила я, немного уложив информацию в голове.

— Память всегда хранит самые значимые моменты, и наша память не является исключением. Это достаточно важное место и для истории, и для моего разума. В Лаодикее я провёл много человеческих жизней, поэтому люблю возвращаться в воспоминание об этом городе. Через несколько лет землетрясение сравняет его с землёй, затем его разрушат войны и катаклизмы, а в ваш век сюда будут привозить туристов и показывать развалины. Вот в принципе и всё, — он снова улыбнулся. — Можешь считать, что я подвержен одной из людских слабостей — сентиментальности.

— Надо же, — я нервно тряхнула головой. — Вы так спокойно рассуждаете… А ведь ещё недавно я считала вас своим разыгравшимся воображением!

— А если бы я просто подошёл к тебе и сказал, что я — Вестник, сообщил о Высших Силах и предложил пойти со мной? Как бы ты отреагировала?

— Я… — у меня вырвалась лёгкая усмешка. — Вызвала бы для вас скорую! И сама поехала бы сдаваться!

— Твой разум до последнего цеплялся за привычное понимание, и это нормально. Чтобы не повредить его, нам пришлось постепенно подводить тебя к мысли, что за пределами физического мира существует нечто большее. Поэтому сначала я являлся как видение. Потом — как материальный и физически осязаемый человек. И только теперь ты можешь со всей ясностью осознать кто я и что я.

— Но были не только видения. Я видела вас во сне…

— Да? — мне показалось, что Елиазар действительно удивился. — И что же ты видела?

— Мне снилось какое-то поле… Там были люди и странные существа. И они сражались друг с другом… И там были вы. Точнее, не вы именно, а похожие на вас… Старцы в белых одеждах… И это было, как… Как…

В этот момент я замялась.

Мне стало неловко под пристальным взглядом умудрённого бесконечной жизнью существа. Я испугалась, что скажу или уже сказала какую-то глупость, из-за которой снова буду выглядеть смешно в его глазах. Но Елиазар не смеялся. Он не отрываясь смотрел на меня без тени улыбки на бледном, мраморном лице, ожидая продолжения.

— Как что? — наконец, нарушил он повисшую тишину, хотя давно мог прочитать ответ в моих мыслях.

Я глубоко вдохнула и, преодолевая скованность, попыталась процитировать текст, прочитанный слишком давно и понятый слишком плохо:

— И вокруг престола были ещё престолы… А на престолах видел я двадцать старцев, одетых… В белые одежды… А на головах их были золотые венцы…

И по мере того, как я говорила, мой голос звучал всё тише и тише, а глупый страх показаться смешной вдруг исчез. Когда я пыталась читать Библию, то совершенно не обратила внимания на этот фрагмент, сосредоточившись на Апокалипсисе — глобальной катастрофе для всего живого. Я пыталась понять, видела ли я прошлое или будущее, и только теперь начала смутно осознавать, насколько они были связаны. Кусочки встали на свои места, однако для общей картины этого по-прежнему было недостаточно. Она являлась слишком большой и непонятной, хотя Елиазар уже вписывался в неё, как нельзя чётко.

— Двадцать четыре, — поправил он, когда пауза слишком затянулась.

— Что? — оторвалась я от своих мыслей.

— В Библии сказано «Двадцать четыре».

— Наверное, — прошептала я онемевшими губами, выдавливая из себя каждое слово. — Божья Помощь… Вы — библейский Старец, верно?

— Да. Там говорилось про нас.

— Но ведь это текст… Апокалипсиса! — ахнула я и повторила вопрос, который задавала когда-то в больнице: — То, что происходит сейчас — это Апокалипсис?..

В воздухе снова повисла тишина, и даже костёр, разделявший нас, перестал трещать, словно затихнув в ожидании. В этом всепоглощающем безмолвии я вдруг поняла, что из-за стен крошечного дома, в котором мы находились, не доносилось ни единого звука. Ни пения птиц, ни стрекотания сверчков, ни людских голосов. Словно снаружи не было ничего, и мир заканчивался там, где заканчивались каменные стены. Осталась только крошечная комната и две неподвижные фигуры в ней.

Елиазар молчал, а я напряжённо ждала его ответа. От сидения в неудобной позе у меня нестерпимо свело пальцы на ногах, но я не осмеливалась пошевелиться, чтобы не пропустить одно единственное слово, которое сейчас являлось для меня самым важным. Я боялась услышать ответ и узнать, что мои подозрения подтвердились…

— Нет, — наконец, произнёс Елиазар, жирным крестом перечеркнув все волнения и страхи.

Я чуть отпрянула