Завтра война - Александр Зорич

– В том, чтобы лежать в грязи под прицелом, и впрямь ничего приятного нет, – согласился Эстерсон. – Просто я соскучился по людям. Даже ваше сомнительное обращение кажется мне роскошным.

Незнакомка чуть приподняла козырек бейсболки стволом карабина и, немного подумав, заключила:

– Пожалуй, для рецидивиста ты выражаешься слишком кудряво.

– Для рецидивиста? – переспросил Эстерсон.

Он уставился на свой «Сигурд» – нет ли в его окошке сообщения о возможной ошибке переводчика? Или хотя бы пометки «перевод условен». Ничего подобного там не было. «Может быть, она приняла меня за кого-то другого?».

– Именно. Для рецидивиста, – невозмутимо подтвердила женщина. – Для убийцы и террориста, если точнее.

– А почему, собственно, я должен изъясняться как рецидивист? – Эстерсон так осмелел, что даже привстал на локте. – Может, объясните?

– Нечего тут объяснять. Ты должен быть похож на рецидивиста, потому что ты и есть рецидивист.

– Логика железная, – простонал Эстерсон.

– При чем тут логика?! – вспылила женщина и дуло карабина снова уставилось прямо в лоб инженеру. – И так все ясно! Ты думаешь, я тебя не узнала? Как бы не так! Ты – рецидивист Роланд Эстерсон!

– Я действительно Роланд Эстерсон, но я не…

– Рассказывай! Да мне тобой, сучья морда, все уши прожужжали! Мне, черт бы тебя побрал, работать не дают! Все эти вертолеты! Все эти командиры! Брутальные мачо в черных комбинезонах, с нашивками «DR»!

«DR означает „Дитерхази и Родригес“, – сообразил Эстерсон. – Мачо были, конечно же, из корпоративной охраны».

– Да мне дырку в голове пробурили! Из-за тебя и твоего сообщника Станислава Песа! Так что нечего тут валяться, сдавай пушку и вставай на четыре! Быстро! А то знаю я вас таких хороших – небось специально время тянешь. Ждешь, когда дружок тебя хватится и вызволит…

– Пан Станислав Пес утонул, – сдавленным голосом сказал Эстерсон. – Так что вам волноваться нечего. Никто за мной не явится.

– Утонул?

– Утонул. Если быть совсем точным, его сожрал морской гад. Вместе с истребителем, на котором мы приземлились.

– Каким еще истребителем? – нахмурилась женщина.

– Я думал, вы знаете.

– Что еще я должна знать?

– Я думал, брутальные мачо вам сказали, что я угнал истребитель собственной конструкции и совершил вынужденную посадку там, на полуострове. Но произошла небольшая нестыковка. Машина вместе с моим, как вы его назвали, сообщником оказалась в воде – там, в лагуне…

– Если бы знала, я бы сразу туда, на полуостров, этих DR-мудозвонов и направила. Сэкономила бы себе две рабочих недели.

– Извините, конечно, но я не от хорошей жизни истребитель угнал, – сказал Эстерсон. – Мне, между прочим, тоже жилось не сладко…

– Да полно врать-то! Все я про тебя знаю! И про то, как ты, дважды судимый пилот Эстерсон, захватил пассажирский корабль и обокрал его, мне, между прочим, рассказывали! И про то, как ты взял в заложники экипаж. И про то, сколько невинных жертв…

– Да кто вам наболтал всю эту чушь?! – возмутился конструктор. В запале перебранки он даже уселся на корточки и отвел указательным пальцем ствол карабина в сторону. – Во-первых, я никого не убивал. И не брал в заложники… Почти. Во-вторых, то был не пассажирский корабль, а транспортник. В-третьих, мы ничего не крали! Ничегошеньки! Мы просто спасались бегством! Это было бегство и больше ничего! Ни-че-го!

– Ну почему все преступники такие однообразные? – скептически скривилась женщина. – Всегда пытаются выставить себя бедными сиротками. Наивными жертвами обстоятельств.

Эстерсон понял, что амазонка с карабином не верит ему. Люди концерна «Дитерхази и Родригес» закомпостировали ей мозги на совесть.

– Короче, мне все это надоело. Тут и без тебя дел полно, – вдруг заключила женщина. – Так что делай, как я велю. Выброси пушку, руки за голову…

Скрипя всеми суставами, Эстерсон встал на колени и медленно, стараясь не делать резких движений, полез в нагрудный карман, где почивал его «ЗИГ-Зауэр».

Всхлипнула застежка-липучка. Спустя секунду он был разоружен.

– Так-то лучше, – удовлетворенно сказала женщина, засовывая «ЗИГ-Зауэр» себе за пояс. – Вставай на ноги и пошли. Посидишь пока у меня в подвале, на станции. А там уже за тобой и из консульства прилетят.

– Как хоть вас зовут-то? – спросил Эстерсон, вышагивая по тропинке к домику, притаившемуся среди деревьев, которые инженер для себе окрестил «тополями».

– А какая тебе разница?

– Вообще-то никакой. Просто любопытно.

– Знаешь, у нас, у русских, есть такое присловье: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали».

– Что-то я не очень понял… К чему это, а? Вас Варварой зовут, что ли?

– К тому, что тебе не должно быть никакого дела до того, как меня зовут. Понятно? Мне с тобой детей не крестить. Сейчас свяжусь с консульством и – скатертью дорога! Надеюсь, вечером этого дня мы с тобой распрощаемся навеки.

– А вы не очень-то любезны, – пробормотал Эстерсон.

Женщина не ответила. Она лишь ткнула его карабином между лопаток и принялась насвистывать какую-то мелодию, в которой Эстерсон не сразу узнал давешнее «Oj, moroz, moroz…».

Вот и сбылась мечта Эстерсона посетить научно-исследовательскую станцию на мысу.

Вблизи она вовсе не казалась заброшенной, хотя, конечно, выглядела неухоженной.

Бурьян оккупировал некогда нарядные клумбы, сорная трава исполосовала зеленью мощенные красной плиткой дорожки, а каменный забор, опрятно побеленный во времена процветания, посерел, оброс мхом, а кое-где и вовсе обвалился.

Разве что океан шумел здесь очень по-курортному.

Хлам и техномусор образовали пестрое подобие пирамиды Хеопса, южный скат которой оканчивался в аккурат у калитки.

А над самой калиткой реял насаженный на стальной вертел орел хулиганского вида: герб Российской Директории.

– Заходи, чего встал. – Женщина снова подтолкнула конструктора дулом карабина.

Скрипнули петли. Эстерсон оказался за воротами.

Эстерсон в оживлении вертел головой – вокруг было столько интересного!

Тут и там стояли затянутые пыльным брезентом аппараты сомнительного предназначения, с колесами и без, а за самым ближним к Эстерсону домом с куполообразной крышей (над ним-то и курился дымок!) просматривалась череда обложенных бело-желтой плиткой бассейнов. Воды в них, правда, не было.

Аппараты и бассейны были единственным, что напоминало о славном научно-исследовательском прошлом этого места.

Все прочее скорее вызывало мысли о заброшенных земных колониях на далеких планетах, к которым начисто потеряла интерес корпоратская сволочь, но которые почему-то остались дороги нескольким десяткам чокнутых энтузиастов, оставшимся жить в них просто потому, что жить там им нравилось.

На ветру хлопало вывешенное сушиться бельишко – Эстерсон чиркнул нежным взглядом по четырем парам кружевных женских трусиков.

На белом садовом столике у входа скучала грязная чашка, из которой свисал хвостик чайного пакета. Рядом лежал недоеденный круассан.

А на ступеньках дома в образцовом беспорядке громоздилась стоптанная женская обувь.

Но самое забавное Эстерсон увидел последним. Под самыми окнами дома… был разбит огород! Грядки помидоров, картофеля, капусты, жизнерадостный изумрудный бордюр петрушки…

Все это выглядело довольно трогательно. Эстерсон улыбнулся и зашагал по дорожке к дому.

– Эй, ты куда это? – строго сказала женщина. – Домой я тебя не приглашаю. Тебе – в подвал. Там и будешь сидеть.

Эстерсон вздохнул и поплелся туда, куда указывала женщина. А что ему еще оставалось делать?

Кряхтя и охая, он спускался по крутым ступеням с фонариком в руках. Следом за ним шествовала женщина. Судя по некоторым признакам, она нервничала не меньше Эстерсона, оттого и грубила самозабвенно.

– Пошевеливайся, дружок! Пошевеливайся!

– Извините, мадам… Но у меня сломано ребро, а действие обезболивающего потихоньку оканчивается, – пробормотал Эстерсон.

– Ничего, в тюрьме подлечишь.

– Может быть, я могу рассчитывать на ваше милосердие? Как бы не было осложнений…

– Милосердия у меня нет ни на грамм. Но если найду что-нибудь в аптечке, я тебе принесу. Я не зверь.

– Благодарю.

– Рано благодаришь. Я еще могу передумать.

Еще десять ступеней. Эстерсон остановился отдышаться.

– Ну, что опять?

– Ничего. Просто нужно отдохнуть.

– Внизу отдохнешь. Времени у тебя будет навалом. Пока я с консульством свяжусь, пока из консульства прилетят…

– Послушайте, но я же не сделал вам лично ничего плохого. Почему вы настроены ко мне так враждебно?

Женщина ответила не сразу. Видимо, подбирала выражения позабористей.

– А как, по-твоему, я должна быть настроена к рецидивисту, который убивает людей? С какой стати я должна доверять тебе?

– Но вы же доверились людям из «Дитерхази и Родригес»?! Хотя, казалось бы, с какой стати? – с издевкой спросил Эстерсон и тут же продолжил: – Между прочим, если уж говорить об убийствах людей, концерн «Дитерхази и Родригес» даст фору любому маньяку-рецидивисту. Да что маньяку? Во всех алькатрасах мира не наскребется столько маньяков, чтобы по числу жертв сравняться с этим славным концерном, производящим, между прочим, отнюдь не презервативы и не детские игрушки! «Дитерхази и Родригес» – это мины сорока моделей, истребители, фрегаты, ручное оружие и боеприпасы! Заводы концерна за месяц производят столько смерти, что ее с лихвой достанет, чтобы угробить всю вашу Российскую Директорию. Всех дряхлых старичков и грудных младенцев! Это говорю вам я, человек, проработавший в этой конторе долгие годы! «Дитерхази и Родригес» – вот кто настоящие убийцы! И надо же, этим людям вы верите, а мне нет!