Покорение Финляндии. Том 1 - Кесарь Филиппович Ордин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Петербурге не спешили ответом на эти новые проекты Финнов, очевидно не давая им большего значения. Императрица, казалось, утомилась этой безрезультатной интригой. Кроме того Пруссия приняла на себя посредничество между датским и шведским дворами, но ни на что не решалась без Англии; между тем дела последней были в застое по случаю тяжкой болезни короля. Так протянулось до конца года, когда Императрица решилась вовсе прекратить поддержку Финнов и рекомендовала им принести повинную. Она ссылалась на то что не имеет средств им помочь, и не желает дальнейшими обнадеживаниями вести их на плаху.
Около того же времени, в исходе 1788 года, начались энергические, с шведской стороны, розыски всех бывших соучастников конфедерации, а в начале следующего января гр. Мелленфельд сделал секретное распоряжение об арестовании главных её зачинщиков. 7-го числа были взяты старик гр. Армфельт, Хестеско, фон-Оттер, Монтгоммери, Лейонстед, Энегиельм, Клингспор; Котен сам отдался в руки Шведов. Клик, зять Армфельта, бежал в Россию; за ним последовали Ладау, Гланзеншерна, зять Спренгтпортена, и Эссен. Егергорн также остался в России. На него было обращено внимание Густава еще после первой поездки в Петербург в начале августа. Король требовал его в Готенбург для участия в войне против Датчан, но тот не явился под предлогом болезни. Затем за задержание его назначена была премия, по одним в 3, а по другим в 5 тысяч талеров. Вскоре был арестован и Гастфер. Пытались захватить и Спренгтпортена в его имении близ Борго, но он успел скрыться. Голова его была оценена также в 3. 000 талеров. Все арестованные под строгим надзором отправлены в Швецию и заключены в замок Фредериксгоф, близ Стокгольма. Вывшие конфедераты, следуя теперь под конвоем, могли воочию убедиться насколько дело ими затеянное не имело под собой никакой почвы: народ встречал и провожал их несомненными выражениями ненависти, как изменников и врагов государства. Кроме собственно финляндских конфедератов, было арестовано много прикосновенных лиц в самой Швеции. Созванный в Стокгольме сейм назначил для рассмотрения дела верховный суд, который действовал о 1790 года; но уже осенью 1789 г. состоялся приговор над Егергорном, Кликом и другими, бежавшими в Россию. В марте 1790 г. утвержден королем смертный приговор над Спренгтпортеном; в основание его легли не одни только изменнические интриги его в 1788 г., но и враждебные действия вооруженной рукой в 1789 г., о которых будет сказано ниже. Еще позднее состоялось решение. суда и о прочих соучастниках. Все они обвинены в государственной измене, и большая часть приговорена к эшафоту, но помилована королем. Утвержден приговор лишь над беглецами в Россию, а из наличных над одним Хестеско, который и был обезглавлен 8-го сентября 1790 года, т. е. после уже окончания войны с Россией, исход коей не остался без влияния на судьбу заговорщиков. Гастфер также приговорен к смерти, но отделался лишь, ссылкой в Финляндию. К облегчению его участи без сомнения послужило то, что о 10. 000, полученных им или нет, не было ничего известно шведским властям, а граф Стединк большей частью был на стороне Гастфера. Он судился лишь за незаконное сношение с неприятелем.
ГЛАВА VII. Шведская война 1788–1790 гг
I. Кампания 1789 г
Когда счастливый поворот в делах с Датчанами восстановил между большинством шведского населения престиж Густава, а присутствие в Стокгольме Далекарлийцев обеспечивало успех самым решительным начинаниям, — в 1789 году созван был шведский сейм, по собственному почину короля. На нем не замедлил однако сказаться давний разлад между дворянством и королевской властью, и первое становилось по-прежнему в оппозицию требованиям последней. Прочие три сословия, напротив, выразили Густаву непоколебимую преданность. Благодаря тому все сделанные им предложения приняты как духовенством, так горожанами и крестьянством без оговорок. В их числе было требование Густава предоставить ему право начинания войны и заключения мира по личному его усмотрению, без участия государственных чинов. Король и относился к этим сословиям с особенным благоволением, проявляя его при всяком случае. Дворянству же, как бы для усиления контраста, он держал самые энергические, порой грубые речи, и не только обращался с ним круто и резко, но не стеснялся даже оскорблять в благородном сословии чувство чести и достоинства. Он хотел сломить его силу и требовал принятия новых законов и дворянами. Настойчивостью своею он достиг желаемого, и они, наконец, присоединились к постановлению трех прочих сословий. Стремлениям к расчленению государства, выразителем коих явилась было уничтоженная теперь аньяльская конфедерация, противопоставлены и в сейме со стороны недворянских классов самые горячие верноподданнические уверения. Представители собственно финского крестьянства в поднесенном особо адресе прямо говорили: «во всей Финляндии не найдется ни одного крестьянина, который неправо помыслил бы против своего короля и отечества; помоги нам против наших тайных и явных врагов, и мы до конца будем защищать ваше величество и государство»). Точное исполнение этих обетов русским войскам довелось испытать не только в описываемую теперь войну, но и двадцать лет спустя, при окончательном завоевании Финляндии. Финский крестьянин, даже безоружный, всегда был упорным врагом Русских и пособником Шведов, — в том единогласны свидетельства всех наших генералов, видевших вещи в их истинном свете.
Между, тем с обеих сторон готовились к продолжению войны. Швеция, в виду враждебных отношений с Данией, не могла дать на защиту Финляндии значительных подкреплений. Поэтому в сей последней усиливали войска охотниками, которых обязывались поставлять города и отдельные местности. По сведениям генерала Михельсона,[78] шведское правительство устраивало запасные магазины, отбирая хлеб под квитанции даже силой, так как в деньгах ощущался недостаток и войска неаккуратно получали жалованье. К Нейшлоту подвигались новые полки. Для большей на будущее время гарантии финские войска были раздроблены на малые команды и перемешаны со шведскими. Для войск с неприятельской (равно и с русской) стороны заготовлялись в большом количестве лыжи, что заставляло думать, что предстоял зимний поход. Однако
