Вступление Финляндии во вторую мировую войну 1940-1941 гг. - В Барышников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
M. M. Попову не просто было принять решение о скрытом выдвижении к границе войск 14-й армии. Ему был хорошо известен строжайший запрет, поступивший из Москвы, в котором- указывалось о недопустимости подобного рода действий, но надо было брать ответственность на себя. По указанию командующего к государственному рубежу направляются части 122-й дивизии. Одновременно началась переброска на Кандалакшское направление из района Пскова 1-й танковой дивизии.
Большое значение имела и решительность руководства Военно-Морского Флота. По приказу наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова 21 июня в 23 ч 40 мин. Балтийский и Северный флоты были приведены в боевую готовность № 1.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Рано утром 22 июня 1941 г. Германия обрушила всю свою военную мощь на СССР. Началась широкомасштабная агрессия в соответствии с планом «Барбаросса». В этот момент, в половине пятого утра, финляндский посланник Т. Кивимяки срочно был вызван к И. Риббентропу. Он буквально летел на встречу с немецким министром иностранных дел, «перепрыгивая через ступеньки и не скрывая радости на своем лице».[1011] Аудиенция длилась всего около восьми минут. В ходе ее Риббентроп торжественно сообщил, что началась война, и добавил, что в ней «Финляндия получит вознаграждение».[1012] Какое оно будет в будущем, в рейхе особо не скрывали. Немецкое руководство упоенно верило в быстрый успех и «для великой Финляндии желало счастья». В Берлине даже шутливо предлагали финнам перенести столицу в Петербург.[1013]
Вероятно, в тот момент это казалось возможным. Уже на следующий день после германского нападения из Берлина в Хельсинки докладывали о катастрофической ситуации, в которой оказался Советский Союз: «Боевые действия развиваются неожиданно хорошо. 2632 самолета уничтожено к минувшему утру, из них 700 сбито или сожжено на аэродромах… Танковые войска в Минске, взяты Вильно и Ковно».[1014] Все говорило о том, что расчеты, изложенные в плане «Барбаросса», успешно реализуются.
Однако финская армия пока еще не начала боевых действий. Строго следуя выработанному замыслу, отмобилизованные и сконцентрированные в восточных районах страны войска Финляндии не пересекли границы с СССР. Также не приступила к военным действиям и германская армия на мурманском направлении. Это соответствовало выработанному замыслу, поскольку планировалось, что финские войска могли перейти в решительное наступление только после выхода немецкой группы армий «Север» на дальние подступы к Ленинграду. Тогда, единым ударом как с юга, так и с севера предполагалось создать для советских войск критическую ситуацию.
Между тем первоначальные «пассивные действия» протекали в сочетании с тем, что финский флот уже в ночь перед началом войны приступил к минированию советских территориальных вод. Более того, немецкая авиация стала также использовать аэродромы Финляндии для нанесения ударов по жизненно важным районам Северо-Запада СССР. Это само по себе уже свидетельствовало о том, что Финляндия включилась в германскую агрессию. Вместе с тем и Гитлер 22 июня подтвердил, что в едином строю с немецкими войсками на Севере находятся «финские братья по оружию».[1015]
Финляндское же руководство не делало заявления о начале военных действий против СССР и, более того, всячески уходило от ответов на вопросы, которые задавались ему относительно позиции Финляндии в начавшейся войне.[1016] Это положение, естественно, долго продолжаться не могло. К тому же удары авиации, наносимые по советской территории с использованием аэродромов Финляндии, могли вызвать ответные действия с советской стороны. Такое развитие событий в политическом смысле облегчило бы, несомненно, финскому правительству решение об официальном объявлении войны СССР, поскольку в этом случае Москву можно было обвинить в «новой агрессии» против Финляндии.
Так, собственно, и случилось. 25 июня советская авиация по решению военного командования, которое вынуждено было действовать, осуществляя «активную оборону против Финляндии»,[1017] нанесла ответные удары по местам дислокации самолетов противника на финской территории. Именно оттуда в течение нескольких дней совершались налеты немецких бомбардировщиков на тыловые районы Северо-Запада СССР и это необходимо было пресечь.
Произошедшее послужило, однако, предлогом для объявления Финляндией войны Советскому Союзу, к которой ее руководство тщательно готовилось и вступало в нее в соответствии с заранее разработанным совместно с Германией планом. К тому же в этот день, 25 июня, немецкий посланник В. Блюхер в разговоре с Р. Виттингом как раз и побуждал безотлагательно сделать такой шаг, поскольку случившееся являлось, по его словам, «де факто сложившегося состояния войны».[1018] На следующий день президент Рюти в выступлении по радио официально объявил, что Финляндия находится в состоянии войны с СССР. В результате финское руководство окончательно перешло от состояния «зыбкого» мира к новой войне.
Таким образом, период с 13 марта 1940 г. по 26 июня 1941 г. стал временем, когда финское руководство осознанно и целеустремленно толкало страну на путь новой войны. Финляндия реально стала военным союзником Германии и, осуществляя свои военные замыслы на северном и северо-западном направлениях, оба государства действовали строго в соответствии с заранее разработанным планом.
В итоге важно тем не менее ответить на один важный вопрос: почему Финляндия все же решилась включиться в новую, заведомо агрессивную войну против СССР, не смутившись в выборе при этом еще и такого партнера, как фашистская Германия?
Для ответа на этот вопрос необходимо учитывать ряд конкретных обстоятельств.
Прежде всего очевидным является то, что результат советско-финляндской войны 1939–1940 гг. создал в стране новую, весьма сложную по своей сути внутреннюю ситуацию. Финляндии, по образному выражению А. Корхонена, «объективно стала инвалидом»[1019] — она утратила часть значительных для нее восточных территорий. Создавалась существенно большая уязвимость ее в военном отношении, что потребовало выработки и новых решений по проблемам собственной безопасности. В таких условиях ориентироваться на участие в агрессивной по своему характеру войне против СССР было бы бессмысленно и рискованно. При подходе к оценке обстановки с точки зрения реалий война против СССР с финской стороны не могла произойти в ближайшем будущем.
Однако, с другой стороны, поражение в «зимней войне» вызывало в Финляндии отчасти настроения, побуждавшие к реваншистским действиям, к стремлению вернуть утраченную территорию. При этом руководство страны, во многом разделяло такие проявления, негласно утверждая, что Московский мирный договор следует рассматривать лишь как «соглашение о перемирии».
В результате после окончания войны 1939–1940 гг. в Финляндии отчетливо начали складываться две тенденции в формировании внешнеполитического курса. Одна из них была направлена на стремление обезопасить себя, а другая — использовать возможную «благоприятную» ситуацию в ходе второй мировой войны для возвращения утраченных территорий и даже, при определенных условиях, отторжения части советской территории, чтобы создать, как об этом говорилось в государственных документах, новые «стратегические границы». Обе эти близкие друг другу тенденции могли вполне сложиться в перспективе как единое направление в политике Финляндии при подготовке страны в качестве соучастника крупномасштабной войны против СССР.
Реально динамика развития такого рода тенденций выразилась в стремлении финского руководства как создать весной 1940 г. северный оборонительный союз, так и в попытках сближения с Германией. Притом по мере изменения военно-политической ситуации в Европе германское направление в финляндской внешнеполитической ориентации становилось все более приоритетным. Мощь Третьего рейха и его впечатляющие победы на Западе делали Германию в глазах финского руководства наиболее привлекательным партнером в возможном будущем сотрудничестве с нею, противостоя СССР. В итоге уже к лету 1940 г. политика Финляндии стала приобретать ярко выраженную прогерманскую, антисоветскую направленность.
Что же касалось политики Советского Союза в этот период, то итоги «зимней войны» вполне могли удовлетворить руководство СССР. Было получено даже больше того, о чем шла речь на осенних 1939 г. переговорах в Москве. В этих условиях в СССР, как минимум надеялись на финский нейтралитет и поэтому советская сторона выступала решительно против любого военно-политического объединения Финляндии с каким-либо другим государством. В данном случае это наиболее четко выразилось в проявлении крайне негативного отношения к созданию союза северных стран, который их представители тогда начали планировать. Эта была ошибочная по своей сути линия, способствовавшая в большей степени тому, что у финляндского руководства не оставалось из имевшихся у него в арсенале вариантов политического развития ничего другого, как только пойти по пути военно-политического сотрудничества с Германией.