Сфера Маальфаса - Елена Долгова

– Эй, ты здесь? Быстро выходи, не бойся. Варвар уже ушел. Я ничего тебе не сделаю.

Молчание. Потом послышался слабый писк где-то в углу. Магус оглянулся на сверток – раскаленный воздух уже высушил грязь, но манускрипт не пострадал. Фон Фирхоф решился – и нырнул в серые клубы, стараясь пригнуться пониже – горячий дым поднимался вверх. Не приходилось надеяться разглядеть хоть что-нибудь, оставалось полагаться на осязание. Под руки попадалась раскиданная утварь, что-то длинное и низкое – лавка? Людвиг закашлялся, ударился головой о твердое дерево, в горло лез дым, жар близкого огня усилился.

– Ты здесь? Эй, Ласка! Вылезай без промедленья! Опять молчание.

– Не бойся меня! Вылезай, не прячься, а то сгоришь! Писк больше не повторялся. Это все, подумал фон Фирхоф. Возможно даже, он ошибся, и ее здесь нет. Волшебник не помнил, в какой стороне остался выход, и наугад повернул назад – ползком, стараясь держаться стены.

На маленькое скорчившееся тело он наткнулся, уже потеряв надежду. Вцепился в изодранное платье и потащил девочку к выходу, стараясь держать ее голову пониже. Под потолком густыми клубами кипел дым. Жар опалял брови, волосы волшебника потрескивали. Дверь нашлась на ощупь – он клубком боли выпал в яркий свет дня. После раскаленного дома горячий воздух улицы, пропитанный запахом пожара, показался нектаром.

Улица пылала. В садах свечами горели цветущие яблони. Вечерний свет почти исчез за пеленой дыма. Фон Фирхоф перевернул детское тело и замер, пораженный. У девочки, вынесенной из огня, были гладко зачесанные черные волосы, заплетенные в аккуратную толстую косу с алой лентой. Ребенок уже умер, причем не менее часа назад – личико заострилось, на шее болтался сползший с головы платок, синяя рубашка рвалась и местами прогорела.

Людвиг поднял голову и на мгновение зажмурился – только что покинутый дом вспыхнул разом, обернувшись сплошным клубом яростно-багрового огня, и неловко, с треском, завалился, рассыпая огненную метель искр, – Ласка, если она еще оставалась в доме, не могла уцелеть.

Фон Фирхоф обреченно посмотрел на огонь, потом платком прикрыл лицо убитого ребенка и поднялся с колен. Единственное на сегодня бескорыстное дело не удалось – оставалось подобрать брошенную книгу.

Кожаного свертка на месте не оказалось, зато в самом конце переулка мелькала спина беглеца. Человек торопился исчезнуть неспроста. Удирая, он крепко прижимал локтем находку – секретный манускрипт хрониста Адальберта. Расторопным счастливцем оказался не кто иной, как старый знакомый Людвига – альвис Дайри.

Еретик опустился на высушенную пожаром землю, зачерпнул горсть пыли, сам не зная для чего, пропустил песчинки сквозь пальцы и засмеялся – захлебываясь хриплым хохотом, плача, кашляя и вытирая бегущие по щекам слезы.

Ойле торопился, вытеснив подавленную боль и усталость за пределы разума. Люди Саргана ворвались в распахнутые ворота и отчасти рассеялись в путанице улиц. Сейчас силы штурмующих подобны воде, что уходит в рыхлую землю. Струйки влаги омоют каждую крупинку тверди, потеряются в сонме песка, однако стоит вылить побольше влаги – и там, где была твердь, станет хлябь. Пройдет совсем немного времени, и кочевники овладеют городом.

Лунь бежал. Он больше не чувствовал ни ненависти, ни торжества победы. Ничего – лишь глухая сердечная усталость. Привычный мир, опора, качнулся, упал и рассыпался, у ног опального воеводы осталась кучка сухой горькой пыли. За что-то надо держаться? Он будет держаться за свою месть. Сарган обещал плату головой Хруста – пускай. После всего, что Лунь видел и вынужденно совершил, он сам желает взять эту плату. Меч все еще на поясе, кольчуга прикрывает грудь. Дружинники Хруста отчаянно пытаются отбить штурм. Если князь бьется вместе с ними – что ж, тогда не судьба самому пролить кровь врага, придется получить многократно осыпанную проклятьями голову из рук варвара. Но опыт подсказывал, что Хруст не станет без нужды рисковать собой. Пока князь не получит вести о том, что ворота открыты, он не отважится бежать и не покинет свой дом-крепость. Если гонец уже спешит, его следует опередить. Напряжение последних часов сделало свое дело, доведя изощренный ум до грани безумия – опальный вельможа даже не подумал, как он одолеет стражу, наверняка оставленную при осторожном правителе.

Оводец заволакивал дым, горели дома близ западных ворот. Жители отбивались, затворившись в стенах, – кочевники поджигали крыши, для этого достаточно двух-трех огненосных стрел. Улицы, удаленные от места побоища, молчали, затаившись. Лунь запнулся, едва не упал – под ногами валялся еще теплый собачий труп, в лохматом рыжем боку торчала по-чужому оперенная стрела. Похоже, один из отрядов успел опередить мстителя.

Он ускорил бег, за грудиной теплым птенцом затрепыхалась боль. Отрывистая, лающая речь раздавалась совсем рядом. Беглец-преследователь метнулся в боковой переулок – сейчас его больше всего страшили те, кому он сам же открыл ворота. За спиной раздались возгласы и хохот. Кажется, мелькнула стрела. То ли специально, то ли случайно, но ее выпустили мимо беззащитно согнутой спины.

Одна из досок ближнего забора сломана, Лунь втиснулся в спасительный проем. На траве осталась растерзанная утварь, дверь кто-то уже сорвал с петель. Принцепс и не подумал заходить в дом, обогнул жилье, огородом выбрался к задней ограде, прикинул, как лучше перелезть – высоко.

Пальцы, внезапно вцепившиеся в плечи, показались острыми, как птичьи когти. На плечах беглеца мешком обвисла часто дышавшая женщина, молодые гладкие щеки посерели от страха.

– Спаси!

Он с трудом оторвал цепкие руки.

– Отстань. Я ничего не могу сделать для тебя. – Хотел отстранить, но толчок получился неожиданно сильным – слабое женское тело отлетело, как выброшенная тряпка.

За огородами теснились убогие дома, в таких живет беднота и всякий сброд. Гул боя приблизился, теперь звуки штурма раздавались справа и чуть впереди. В воздухе витал пронзительный запах дыма, паленой шерсти и жженого мяса – поблизости горела живая плоть.

Внезапно открывшаяся картина ошеломила. Поперек тесного переулка стоял, размахивая длинной дубиной, широкоплечий чернобородый монах. Столпившиеся перед ним кочевники тщетно пытались достать святого отца кривыми клинками. Дом слева полыхал, но огонь лишь помогал монаху, заслоняя его от стрел степняков. Время от времени здоровяк что-то выкрикивал – принцепсу померещились знакомые слова псалма «и победил он дракона, и встал ногою на ящере». С каждым стихом воздух с гудением расступался, уступая взмаху деревянной палицы. Кочевники перестроились, двое отступили за спины товарищей и теперь все же натягивали луки, метя поразить инока, не задев своих. Монах рыкнул и бросился в атаку. Лунь повернул обратно и далеко обогнул место схватки – еще одна пустая растрата равнодушно скользящего в бесконечность времени.

Остались позади невзрачные домишки, нарядной сердцевины города еще не коснулся пожар, горечь дыма унес теплый вечерний ветерок. Стены домов обступили бегущего, окна казались глазами, двери – сомкнутыми в осуждении устами. Лунь чувствовал, как воздух становится раскаленным, каждый вдох опалял легкие, сжимая сердце раскаленным кольцом. Он слабо удивился. Почему? Не время. Вокруг нет огня. Он ведь бежит ровно, разве лишь чуть прихрамывая из-за раны, это земля почему-то качается под ногами. Убитые попадались все чаще. Принцепс осторожно обогнул несколько тел. Широкоплечий седой воин лежал лицом вниз, откатившийся пустой шлем разбитым орехом валялся рядом. Ольгерд? Лунь равнодушно отвернулся.

Ступени княжеского крыльца оказались неожиданно высоки – или опоздавший мститель ослабел от потери крови? Лунь открыл дверь – она подалась удивительно легко – и захлопнул за собой, привалился затылком к тяжелым дубовым доскам. Он не ощущал прохлады – в груди и висках все так же бился упругий горячий ветер. Лунь постоял некоторое время, переводя дыхание. Палаты, устроенные анфиладой, стояли пустыми. Разум подсказывал, что враг мог затаиться, например, в невидимых сейчас углах, но интуиция говорила – в комнатах никого нет.

Мститель повернул во внутристенный проход, невольно считая крутые ступени. Пусто! Пусто… Пусто. Все бежали! Наверху тоже никого – только разбросанные в беспорядке вещи, крошево разбитой вдребезги посуды. Он почти скатился вниз. В сенях, направо – массивная, окованная железом дверь. Принцепс ощупал в полутьме замок – дужка разомкнута, в скважине все еще торчит ключ. За дверью ступени, на этот раз вниз, глухой камень, пятна плесени на стене, ряд дверей, запертых на тяжелые засовы. Кто умирал здесь? Возможно, за иными дверями до сих пор скрыты узники? Эта мысль ушла, как пришла – ненужный сор, уносимый бьющим в виски горячим ветром.

В дальнем конце коридора, там, где кончается ряд камер, обнаружилась еще одна дверь – то же массивное железо. Дверь не заперта, в щель приоткрытой створки смотрит смоляная темень. Легендарный подземный ход? Лунь очнулся от короткой задумчивости – за спиной кто-то осторожно переступал с ноги на ногу.