Война и мир Михаила Тухачевского - Юлия Кантор

На заседании Политбюро ЦК 20 сентября 1923 года обсуждалось «предложение Троцкого о передаче материалов о Тухачевском в ЦКК и немедленном назначении авторитетного РВС Запфронта»28. Едва «дело Тухачевского» поступило в Парткомиссию ЦКК, по его поводу был сделан запрос заместителю Председателя РВС ССР Э. Склянскому: «Парткомиссия ЦКК просит Вас срочно прислать ей все имеющиеся у Вас материалы на Тухачевского». Однако все «дело» оказалось сведенным к «провозке семьи» в вагоне спецназначения, полетах на аэроплане в усадьбу и в наличии самой усадьбы, которая когда–то принадлежала Тухачевским.

Командующему была направлена повестка:

«ЦКК просит Вас прибыть к члену ЦКК тов. Сахаровой 24 октября 1923 г. к 12 часам дня…» Впрочем, вопреки жесткому тону резолюции Политбюро ЦК, руководство ЦКК не придало компромату на Тухачевского большого значения.

Досье было передано на рассмотрение рядовому члену ЦКК, некой Сахаровой, которая получила внятную резолюцию от руководства ЦКК: «Дело сдать в архив по заслушанию личных объяснений Тухачевского».

Тухачевский ограничился отпиской, по стилю почти вызывающей:

«По поводу заявления сообщаю, следующее: 1. Провозки семьи действительно имели место. 2. На аэроплане никогда не прилетал.

3. Усадьба, где живет моя мать, действительно принадлежала моему отцу до 1908 г., потом он ее продал. Поселилась мать с сестрами во время революции»29.

Инцидент был исчерпан — образцово–показательного разбора полетов не случилось. Однако командующего все–таки вынудили поехать в Москву. 29 октября 1923 года он присутствовал на заседании Партколлегии ЦКК, где слушался его «вопрос». Доклад, в котором были изложены обвинения М. Тухачевского в «попойках, кутежах, разлагающем влиянии на подчиненных», делал Я. Петерс, член Партколлегии ЦКК и коллегии ОГПУ. Это означало фактически передачу «дела Тухачевского» в распоряжение ОГПУ.

Гусарствующему комфронта вынесли «строгий выговор за некоммунистические поступки»30.

Поведение Тухачевского, надо заметить, мало отличалось от образа жизни других представителей советской партийно–государственной элиты. И этот образ жизни вызывал негодование тех, для кого, как декларировали большевики, делалась революция. Вот лишь одно из множества возмущенных свидетельств — письмо рабочего А. Власова Ленину:

«Дорогой Владимир Ильич, хоть ты и очень чуток, но смотри не ошибись, не будет ли слишком поздно, когда услышим голос организованного пролетариата. Ведь если раздастся этот голос, то это будет голос свинца и железа. Я всю старую войну и всю гражданскую был на фронте, командовал батальоном и полком, имею очень много товарищей как на фронте, так и в Москве, мне, как рабочему, масса верит и я, как кровно заинтересованный (а не как интеллигент) в сохранении завоеваний Революции, говорю: Да, будет поздно, ибо в сердце у каждого сознательного товарища фронтовика, привыкшего на фронте к почти полному равенству, отвыкшего от холопства, разврата и роскоши, чем окружают себя наши самые лучшие партийные товарищи, кипит ненависть негодование, когда он, раненый, бредет с одного конца города в другой, в то время как жены Склянских, Бурдуковых, Каменевых, Стекловых, Аванесовых, Таратути и прочей ниже и выше стоящей «коммунистической» публики едут на дачи в трехаршинных, с перьями райских птиц, шляпах, едут в разные «Архангельские», «Тарасовки» и прочие, отнятые рабочим классом у буржуазии особняки и дворцы, и мимо которых этим же рабочим не дают пройти, уж не говоря о пользовании»31.

Так что Тухачевский, если и выделялся из элиты, то только тем, что имение занял «свое» — родовое…

Доносы и разбирательства продолжались и не могли не раздражать Тухачевского.

«Хорошо известно, — вспоминал сотрудник Политуправления Западного военного округа И. Телятников, — какая нездоровая об становка создалась вокруг Тухачевского в начале 1924 г., незадолго до назначения его помощником начальника Штаба РККА. Поползли грязные сплетни. Исходили они, как мне казалось, от начальника Политуправления В. Н. Касаткина, человека властолюбивого и, безусловно, склонного к интригам. Неблаговидную роль играл в этом и секретарь партийной организации Васильев. Его стараниями в склочное дело было вовлечено почти все партийное бюро. В результате Тухачевский выехал к новому месту службы с очень нелестной характеристикой»32.

В ней говорилось о «неправильном отношении» М. Тухачевского «к коммунистам, подчиненным и даже об аморальном поведении»33. Примечателен в связи с этим штрих

в воспоминаниях И. Телятникова:

«На заседании партбюро, когда обсуждалась эта характеристика, Михаил Николаевич держался с завидной выдержкой и достоинством.

Но у меня создалось впечатление, что защищать себя он не умеет»34.

1 ноября 1923 года Л. Троцкий предложил Политбюро ЦК обсудить предложенную им «схему командующих фронтами, начальников штабов и командармов»35. 12 ноября 1923 года после обсуждения на Оргбюро ЦК и утверждения на Политбюро ЦК приказом РВС СССР помощником командующего Западным фронтом был назначен И. П. Уборевич. Тухачевский в это время находился вне Смоленска, он был направлен в Германию в качестве «офицера связи между РККА и рейхсвером». Уборевич фактически превратился в командующего Западным фронтом. (8 апреля 1924 года официально был назначен новый командующий уже не фронтом, а Западным военным округом А. И. Корк.36) Тухачевский с поста командующего фронтом был официально смещен 26 марта 1924 года37. Приказ о назначении его на должность помощника начальника Штаба РККА датирован 1 апреля 1924 года. Новая должность с невнятными полномочиями и статусом для Тухачевского была почти оскорбительной.

Он получил пост существенно ниже прежнего.

Кроме того, он, привыкший к «буче, боевой, кипучей», стал административно–штабным функционером, не имея к этому ни склонности, ни профессиональных навыков.

В 1924/25 учебном году в Военной академии РККА впервые начались занятия на кафедре «Ведение операций».

Тухачевский, являвшийся главным руководителем по стратегии, читал цикл лекций «Вопросы высшего командования », который был своего рода теоретическим обоснованием официального Руководства для командующих армий и фронтов, утвержденного М. В. Фрунзе в 1924 году. На его основе был также создан сборник «Армейская операция.

Работа высшего командования и полевого управления»38 с изложением сути последовательных наступательных операций, теоретических и практических вопросов их подготовки и ведения. Труд широко использовался в учебном процессе до начала 1930–х годов39. 26 сентября 1924 года Тухачевского включили в состав комиссии по выработке новой организационной структуры центрального военного аппарата. Но доминантой его деятельности оставалось международное сотрудничество.

В августе 1925 года группа высокопоставленных офицеров рейхсвера впервые присутствовала на маневрах Красной армии, открыв тем самым новое направление сотрудничества — взаимное участие наблюдателей на учениях армий обеих стран. Немецкие офицеры прибыли в Советский Союз в штатском под видом «германских рабочих–коммунистов »40. Почти в то же время группа красных командиров под видом «болгар» прибыла в Германию и присутствовала на осенних маневрах рейхсвера. Делегацию возглавлял Тухачевский, к тому моменту—член РВС СССР, заместитель начальника Штаба РККА Краскомы присутствовали на тактических занятиях отдельных родов войск, участвовали в «общих маневрах», где были представлены генералу фон Зекту41. Вернувшись, Тухачевский отчитался о поездке.

Из доклада заместителя начальника Штаба РККА М. Н. Тухачевского в Реввоенсовет СССР о результатах изучения Рейхсвера во время осенних маневров 1925 г.

«3 октября 1925 Состав и политическая характеристика Германское командование очень хорошо следило за тем, чтобы мы не вступали в общение с солдатами. Было установлено и тайное наблюдение. Так, например, во всех группах шоферы, как мы убедились, понимали по–русски, но отрицали это. Лишь с офицерами можно было говорить открыто.

Вследствие того, дать исчерпывающую картину политического состояния Рейхсвера для нас затруднительно.

Дисциплина в солдатской массе твердая и глубоко засевшая. Грубого обращения с солдатами со стороны офицеров я не замечал, со стороны же унтер–офицеров видел. Солдатский состав в подавляющей массе совершенно молодой, благодаря различного рода обходам 12–ти летнего срока службы. Одиночное обучение выдающееся…

Офицерский состав почти сплошь состоит из кавалеров ордена «Железного креста». Только молодые лейтенанты не были на войне.

Бросается в глаза громадный процент аристократов среди офицеров как строевых, так и генерального штаба, чего, по отношению к генштабу старой германской армии не было. Принадлежности к той или другой партии выяснить не удалось»42.

Тухачевский констатировал: