За день до послезавтра - Сергей Анисимов

Николай поднялся с места и покрутил головой в разные стороны, разминая затекшие сидением мышцы. Отец раздраженно давил кнопки пульта, пытаясь пробиться через засилье йогуртов, жевательной резинки и «нам с друзьями нравится веселая жизнь. А еще нам очень нравятся кириешки…» Название бренда Николай не слышал ни разу; реакция отца была всегда одинаковой, – прямо как сейчас. Лицо перекашивает от злости, и палец давит кнопку. Сам он поступал обычно так же, хотя и более равнодушно: берег оставшиеся нервы.

Ну что, есть время или нет? На улице заметно дуло и даже мело: прямо под окном натужно буксовал чей-то автомобиль. Свитер, поясная сумочка с мелкими купюрами и документами, шарф, теплая куртка. Он не прощался: родители уже привыкли, что его никогда нет дома в середине каждой субботы. Более того, они прекрасно знали, куда именно он ходит. И даже думали, что знают, зачем. Это действительно было сравнительно недалеко: минут двадцать пять пешком – так, чтобы ветер и снег в злое лицо. До Австрийской площади, которую Николай еще прекрасно помнил под названием «Безымянная». В книжный магазин, расположенный на месте салона игровых автоматов: не «одноруких бандитов», а еще тех, советских. Тех, где за 15 копеек можно было пальнуть торпедой в плывущий мимо маяков транспорт (мультик «Великолепный Гоша» помните?) или нажать на кнопку, заставляющую скачущую лошадку на отраженном в зеркале телеэкране прыгнуть через препятствие. Это место было интересным и особенным до сих пор. Вам никогда не приходило в голову, что занявший году так в 1993-м или около того помещение бывшего салона автоматов «Книжный клуб» заметно отличается от нормальных книжных магазинов? Именно поэтому он и не назывался магазином, конечно. Прежде всего, там не слишком-то большой оборот. Примерно дважды в год (в последнее время несколько реже, чем раньше) магазин закрывают «на ремонт», завешивая окна замазанной мелом рваной полиэтиленовой пленкой. Но и в оставшееся от многомесячного ремонта время продавцы, пара крепких молодых мужчин в серых костюмах, с достаточно заметной иронией в глазах пожимают плечами и отвечают «нет» на большую часть задаваемых им вопросов. Впрочем, купить какую-то из вразнобой стоящих тут и там книг не возбраняется. В основном это петербурговедение и словари, чуть меньше здесь детских книг. Но в любом случае их действительно немного: максимум сотня наименований на весь «Книжный клуб», из них где-то четверть в сплюснутых нелепыми драпировками окнах. Остальное место занято креслами, журнальными столиками, в углу почему-то стоит (или раньше стоял, потом его убрали) старый телевизор, часть пространства занято бильярдным столом.

– День добрый!

Как обычно, в темноватом помещении было двое, оба знакомые. Один совсем молодой, быстрый и веселый, и второй, который чуть помладше уже самого Николая – спокойный, как носорог на пастбище, где «трава по пояс». Николай уже знал, что старший из ребят не здоровается никогда, и ответа не ожидал. Сегодняшний день не был исключением – тот молча протянул руку. Выражение его глаз при этом не изменилось, лицо не выражало ничего, кроме внимания. Запоминалась такая манера сразу и вначале впечатляла, потом это начало раздражать. В конце концов, привыкнуть оказалось возможно и к такому. Парню было лет 28–30: он явно не видел ничего лучшего, чем эта работа, и потому отдавался ей целиком. Ну и молодец.

В протянутую ладонь Николай вложил паспорт: можно подумать, что-то в нем могло измениться за семь дней. Прибавилось штампов, к примеру, или фотография вдруг поменялась. Взгляд «носорога» суров, как у контрразведчика при допросе изловленного в подвале «Газпрома» шпиёна. Глаза честны, а лоб упрям. Нет, товарищи: это не любовь к делу, которому ты служишь. Это называется «эго».

– Проходите.

«Проходите, товарищ», – произнес Николай про себя. Это слово тоже было неизменным. Впрочем, так сразу оно звучало тоже не каждый раз. Иногда ритуальной проверки документов приходилось ждать минут по пять. Если в непопулярном (мягко говоря) «Книжном клубе» был какой-то посетитель, то процедура сдвигалась. Пришедший разглядывал книжки, спина его сутулилась все больше и больше, потом он задавал какой-нибудь лишний вопрос и уходил, так ничего и не купив. Книжный магазин должен приносить радость, и если ее нет, а есть сплошное неудобство от непрерывного неодобрительного взгляда в спину, – то ну их, эти книги. Поэтому, столкнувшись с подобным приемом, такой «потенциальный покупатель» уходит в то место, где есть яркое освещение и приятные очкастые девушки, а сюда не возвращается. Николай не сомневался в том, что часть ушедших уносит с собой смутное подозрение в том, что в «Книжном клубе» подторговывают наркотиками. Или людьми. Реальность оказывалась прозаичнее, но об этом говорили не всякому.

– Я сказал «проходите».

Интонация не изменилась тоже. Ни малейшего раздражения: спокойствие, как у робота. Забавный парень. Интересно, что с ним будет, когда все начнется? Со вторым-то ему все было ясно: молодой, уверенный в себе, чуть более резкий в движениях, чем может быть «продавец-консультант». Типаж – совершенно стандартный, отлично прописанный десятками писателей: Николай знал много таких. Резкий из-за молодости, понятно. Потом это пройдет. Этот этап явно был для него проходным: после занудной, неинтересной работы оптимистичного парня явно ждало что-то нескучное – это было написано у него на лице. Зачем он здесь и почему получает от работы удовольствие – причем отличное от первого, от того, которое испытывает старший в дежурной паре? Николай предполагал, что пребывание в мрачноватом «Книжном клубе» может быть для «консультантов» (или, как вариант, только для младшего) какой-то учебной практикой, пособием, формальной имитацией нелегальщины, но проверить предположение никакой возможности не имел. Это тоже было нормальным: жизнь вообще содержала в себе не слишком много конкретных ответов на напрашивающиеся вопросы. Он уже привык.

Перед тем как нажать на рукоятку завешенной зеркалом двери, Николай оглянулся на младшего из дежурящей пары, и в сердце ему кольнул тот же самый вопрос. «Что с ним будет, когда все начнется?» В последние недели он слишком часто задавал себе этот вопрос – с минимальными вариациями. «Что с ним будет?» «Что он будет делать?» Сердце ныло. Дело было не в ответах. Простейший, хотя и раз за разом обрываемый на полуслове анализ показывал, что этот вопрос туповатый доктор Ляхин каждый раз пытался задавать себе самому. Отвечать на него не хотелось раньше – не хотелось и теперь.

Среда, 13 марта

Враждебные режимы от Венесуэлы и Ирана до России используют поставки энергии в качестве средства давления на своих соседей… Мы привыкли думать в терминах, касающихся ведения обычных войн между государствами, но энергия сейчас становится предпочтительным видом оружия для тех, кто ею располагает… Необходимо избавиться от геополитических угроз со стороны богатых нефтью режимов… США сохраняют массивное военное присутствие за рубежом, частично для того, чтобы защитить жизненно важные для нас нефтяные поставки…

Российская власть, руководствуясь советскими стереотипами, по-прежнему считает НАТО враждебным блоком. Это глубокая ошибка, потому что совершенно очевидно, что уже никто на Россию не собирается нападать, а тем более НАТО.

– Многоцелевая атомная подводная лодка типа «Лос-Анджелес» – это самоходное и смертоносное произведение искусства.

Фраза была пафосной, но каждый из услышавших ее не мог не улыбнуться с полным пониманием: она была при этом абсолютно верной. Впрочем, непонятливых в центральном посту «Сан-Хуана» быть не могло – их не пускали туда, даже когда лодка находилась в порту приписки, надежно пришвартованная, – семь с лишним тысяч тонн стали, сплавов и электроники. И всего остального, что делало ее столь хорошим аргументом в международных политических разногласиях. Тем более таких людей не могло быть здесь, в море. «Глубоком синем», как гласит расхожий штамп, – а на самом деле черном, как ночь, и лишь на невидимой поверхности белом от обрывков разметанной ветром пены.

Ни лодка, ни сам ее тип не были новыми: закрывшая огромную серию субмарина «Шайен» вошла в строй еще в 1996 году. Тип не мог считаться и лучшим в мире: это звание было прочно завоевано сериями «Сивулфа» и «Вирджинии». Однако «Сивулф» был слишком дорогим для нашего времени, а «Вирджинии» начали строить до обидного поздно. В результате и тех, и других, пусть и действительно лучших в мире ударных атомоходов, было слишком мало. Собственно, именно поэтому «Лос-Анджелесы» и оставались становым хребтом Флота, его настоящей «рабочей лошадью». И будут оставаться: возраст не сделал их менее смертоносными. И менее красивыми – для понимающих скрытое значение этого параметра людей.