Фебус. Ловец человеков - Дмитрий Старицкий

– Маэстро, у меня нет в запасе столько времени. Мирная пауза с франками продлится не больше года, если дядюшка Луи будет в добром здравии. Пожелаем ему болезни, чтобы война с Францией не началась, пока мы к ней не готовы. Но хуже франков – это свои рикос омбрес. Вот кого бы окоротить, не нарушая при этом фуэрос… Слишком много власти взяли они при моих предшественниках.

– Кроме фуэрос, сир, есть еще римское право, в распространении которого нам союзником сама церковь.

– Ваши слова, да богу в уши, маэстро. Возвращайтесь сюда. Шевальер Аиноа предупреждена и найдет вам и вашим помощникам место для работы и отдыха. Надо превратить орденскую сеньорию с городом в единый монолит. И с вас еще устав морской академии, чтобы она имела видимость автономии, а на самом деле зависела от командора ордена, но не явно. Пусть орден выглядит в глазах общественности как покровитель наук и искусств.

– Будет сделано, сир, – поклонился Капулетти, нисколько не возражая тому, что я его без зазрения совести вьючу и вьючу.

– И главное… – выдержал я паузу, – вы ко мне на службу идете? Или будете постоянно сторонним консультантом по разовым контрактам?

– Какую службу вы от меня хотите, сир? – склонился легист в поклоне.

– Быть моим советником по римскому праву и местным фуэрос. Скажу прямо – вы мне нужны.

Легист, чувствовалось, мучительно искал какие-то одному ему известные компромиссы. Я его понимаю: пока он мне ничего не должен, а вот я ему уже обязан. А на службе такое уже не считается. Поэтому я подтолкнул его мысли к правильному решению с другой стороны.

– Кроме высокого жалованья и хорошего дома в моей столице вы лично, маэстро, с тех денег, которые принесут мне Дакс и другие города за сенешальство и права сеньора при сохранении меня как верховного правителя и источника права, получите сотую долю.

Этот один процент со сделки и стал той последней соломинкой, которая ломает хребет верблюду – легист решился, опустился на колени и, воздев ко мне свои руки, довольно высокопарно присягнул:

– Дон Франциск, ваше величество, располагайте мной по своему усмотрению. Я на этом месте даю вам клятву верности, что буду всегда честно служить вам, не иметь других сеньоров, кроме вас, не выдавать ваших тайн и не вредить вашим интересам. В любое время исполнять вашу службу, порученную мне. Пусть порукой мне в этом будут Пресвятая Дева Мария и святой Иаков Компостельский.

И он перекрестился, смотря на меня ясными глазами.

– Встань, Франческо делла Капулетти, мой ближний слуга, обязанный мне советом и делом. Я беру тебя под свое покровительство и принимаю от тебя нужную мне службу. Отныне ты эскудеро виконтства Беарн, прими эту нобилитацию и неси с честью. С тебя начнется дворянство мантии, которое под моей короной будет не менее почетно, чем дворянство меча. Гербом тебе будут судейские весы, висящие на ручке кинжала твоей сестры. Твой девиз: «Знание, верность и честь». Цвета герба – цвета твоей семьи в Вероне.

Все, наконец-то выбрался я из этого заколдованного замка, и то лишь после обеда.

Как ни старался ограничить свою свиту, все едино банда вышла большой. На одном постоялом дворе все не поместимся.

Из прикомандированных пажей решил оставить себе всего одного, но на постоянную службу – прямого и бесхитростного подростка Хаиме де Бастид-Клеранс. А младшего де Соло, настырного, пронырливого и совсем не симпатичного мне крысеныша, я отослал с письмом к его старшему родственнику, начальствующему в Биаррице. Ничего секретного. Просто просил передать дону Саншо, что уезжаю в Лойолу и попросил его закруглить свои дела в Биаррице к моему возвращению в Дьюртубие.

Оставил в замке также копье сержанта-майора с наказом набрать мне на службу басков-захребетников. Есть тут, как оказалось, такая категория людей из-за особенностей обычая наследования. Наследник на родовое имущество из всех детей всегда один или одна. Не обязательно старший. По выбору родителей. Остальные кое-как обеспечиваются начальным капиталом – и скатертью дорога в большой мир. Некоторые остаются под родной крышей в качестве неполноправных членов семьи, которым запрещено вступать в брак. Вот так сурово, чтобы семейную землю не дробить. Народный майорат, так сказать. Понятно теперь, почему так много басков служит по чужим флотам.

Но мой военный флот – дело будущего. А армия нужна прямо сейчас.

– Из безлошадных претендентов самых толковых десятка два-три определи мастеру Круппу в помощники, – наставлял я старого вояку, – литейный и пороховой заводы в ущелье ставить, заодно учиться быть канонирами и прочей артиллерийской прислугой. Этих мне желательно грамотных найти. Их Крупп будет обучать на артиллеристов, ездовых и прочих орудийных служителей. Через двадцать лет службы обещать им от моего имени участок свободной от феодалов земли в лен и вассальную подчиненность только монарху. Их сыновьям и внукам – в будущем служить в артиллерии наследственно.

Эрасуна, не говоря ни слова, стукнул правым кулаком по заднице верхнего быка на своей котте.

– Набрать еще тебе тут по округе сотню легкой кавалерии, о которой мы с тобой неоднократно уже толковали.

Да еще как толковали. Спорили яро – наедине, конечно, не на людях. Мои знания и его опыт. В тех же Крестовых походах, пока еще окольчуженное, без сплошных пластинчатых доспехов, европейское рыцарство так и не смогло обойтись без вспомогательной конницы. Набрали таких местных жителей и обозвали их туркопелье. На каждого тяжеловооруженного рыцаря-крестоносца приходилось почти по десятку легкоконных. Ведь и в современном мире танки сами по себе не могут обходиться без участия машин и мотоциклов.

– Таких всадников наберешь полную сотню. И без разницы мне – на лошадях они будут или резвых мулах, главное – чтобы они могли с хорошей скоростью перемещаться по горным тропам, вести разведку, нести боковое охранение на марше и курьерскую службу. Без колесного обоза, только вьючные животные. На двадцать пять лет постоянной службы с регулярным жалованьем. Эту центурию – в личное твое подчинение. Капитаном тебя называть не будем, потому что ты и так уже майор, – пошутил я напоследок, реалиями своего времени, но вряд ли Эрасуна меня понял.

Сломалась уже традиция называть самого главного в отряде «головой» – капитаном. Герцог бургундский две пятилетки назад назначил самыми главными офицерами в свои ордонансные роты кондукторов, по-французски звучащих как «кондюкто». Вот и в этих новых частях, набранных мною из простонародья, капитанов не будет – сержантов достаточно. И главный над всеми сержантами в Беарне – сержант-майор Эрасуна.

– Какие задачи вы ставите передо мной, сир, после набора всадников? – с готовностью откликнулся Эрасуна.

– Первоначальные – одновременно с учебой военному делу, стройка укреплений морской академии в помощь Ллевелину. По очереди. Часть тренируется, часть работает, потом меняются. Приеду – определимся точнее. Деньги на формирование этого эскадрона я уже выделил, возьмешь у Аиноа. В замке здесь вы все не поместитесь с таким количеством животных, так что лагерь поставите на мысу Сокоа около академии, чтобы далеко на стройку не ходить. И главное – вбей в них дисциплину. Девятерых отсей – десятого представь.

– Куда девать отсеявшихся, сир?

– Храбрых – в пехоту, спитцерами. Остальных – на стройку разнорабочими. Мы еще, слава богу, в том положении, когда можем людей отбирать, какие нам нужны.

Выйдя от меня, сержант с энтузиазмом принялся скликать на дворе свое копье – накручивать их на новые свершения. Это хорошо, что первоначальный унтер-офицерский состав у него уже есть. Они же – первые инструкторы новобранцам.

С Ллевелином и Аиноа беседовал уже за обедом. Их я оставил напоследок. Обговорили потребные суммы на расходы командарии, замка и форта Сокоа до конца года.

– Тут, сир, нами уже масоны интересуются, – сообщила Аиноа.

Масоны у меня всегда ассоциировались только с тайным обществом, устроившим все революции, начиная с Великой французской и Американской, и заканчивая Февральской в России. И потому я несколько напрягся.

– Что им от нас надо?

– Работу, – ответила шевальер.

– Работу? Какую работу? – не понял я.

Не увязывались у меня как-то в голове графы Калиостро, Керенские и Бенджамины Франклины с работой на стройке.

– Работу на форте, сир. Они с камнем работать мастера, хотя и презренные каготы.

Фу-у-у… Это, оказывается, простые каменщики-мастеровые, а не вольные «франкмасоны». А я уже успел испугаться до недержания сфинктера. Путаница в терминах еще никого и никогда до добра не доводила.

– Донна Аиноа, и дорого они просят за свои услуги? – спросил ее дон Оуэн.

– Они не смеют дорого просить, дон Оуэн, – пренебрежительно скривила губы Аиноа.

– Шевальер, – выдал я руководящее указание, – дон Оуэн в этих краях новичок. Если есть какие-либо сложности с местным населением, то прошу вас взять их решение на себя, чтобы не вышло чего-либо вредящего ордену. Вы не возражаете, дон Оуэн?