Факел в ночи - Саба Тахир

– Лайя из Серры, – произнесла Элен Аквилла. Если бы у метели, что бушевала снаружи, был голос, то он оказался бы точно таким, как у нее – холодным, бесчувственным, неживым.

41: Элиас

Дарин был жив. В камере, в нескольких ярдах от меня.

И его пытали, доводя до безумия.

– Мне надо как-то попасть в ту камеру, – рассуждал я вслух. А это означало, что мне нужны графики допросов и смены охраны. Мне нужны ключи от кандалов и от двери Дарина. Друсиус заведовал этой частью блока для допросов, у него и хранились ключи. Но он никогда не подходил ко мне настолько близко, чтобы я мог схватить его. Нет ключей. Тогда нужны булавки, чтобы открыть замки. Мне надо две…

– Я могу помочь тебе. – Тихий голос Таса вклинился в мои размышления. – И… здесь есть другие, Элиас. Среди книжников в тюрьме зреет бунт. Скириты – их десятки.

Слова Таса не сразу дошли до меня, но когда я понял, о чем он, то ошеломленно уставился на него:

– Надзиратель кожу с тебя сдерет… и любому, кто тебе поможет. Конечно, нет.

От моей горячности Тас вздрогнул, словно подбитый зверь.

– Ты… ты сказал, что мой страх дает ему власть. Если я помогу тебе…

Тысяча чертей. Из-за меня и без этого ребенка погибло предостаточно.

– Спасибо, – я посмотрел ему прямо в глаза, – за то, что рассказал мне про Художника. Но мне не нужна помощь.

Тас собрал свои вещи и скользнул к двери. На миг он остановился, оглянулся на меня.

– Элиас…

– Слишком многие из-за меня пострадали, – пояснил я ему. – Больше я этого не допущу. Прошу, уходи. Если охранники услышат, что мы с тобой разговариваем, – тебя накажут.

Как только он ушел, я, пошатываясь, поднялся на ноги, содрогнувшись от пронзительной боли в руках и ногах. Я заставил себя сделать шаг. Простое некогда движение, о котором даже не думаешь, без теллиса превратилось в нечеловеческий подвиг. Десятки идей пронеслись у меня в мозгу, одна отчаяннее другой. Но в каждом случае требовалась помощь хотя бы одного человека.

«Мальчик, – подсказал практичный внутренний голос, – мальчик может тебе помочь».

«Может, тогда лучше сразу убить его самому, – зашипел я в ответ. – По крайней мере, так будет быстрее».

Я должен сделать это один. Мне просто нужно время. Но времени-то как раз у меня и нет.

Спустя час после ухода Таса я так ничего толкового и не придумал. Вдруг голова закружилась, и тело непроизвольно дернулось. Проклятье, только не сейчас. Но все мои ругательства, всё самовнушение ничего не дали. Меня настиг приступ. Сначала я повалился на колени, а затем отправился прямиком в Место Ожидания.

– Мне тут уже пора дом себе построить, черт возьми, – пробормотал я, поднимаясь с заснеженной земли. – Развести кур, разбить сад.

– Элиас?

Иззи смотрела на меня, стоя за деревом. Выглядела она совсем слабой и истощенной. От ее вида у меня сердце кровью облилось.

– Я… я надеялась, что ты вернешься.

Я поискал глазами Шэву, гадая, почему она не помогла Иззи идти дальше. Когда я взял свою подругу за руки, она опустила глаза, удивившись теплу моей ладони.

– Ты жив, – произнесла она. – Один из духов говорил мне. Маска. Он сказал, что ты бродишь между мирами живых и мертвых. Но я ему не поверила.

Тристас.

– Я еще не умер, – пояснил я. – Но скоро умру. Как ты…

Считается ли нескромным спрашивать духов, как они умерли? Я хотел извиниться, но Иззи пожала плечами.

– Нападение меченосцев, – ответила она. – Спустя месяц после того, как ты ушел. Вот я пытаюсь спасти Джибрана – а в следующую секунду уже тут, и та женщина… Ловец Душ… стоит передо мной, приглашая в царство призраков.

– А что с остальными?

– Живы, – сказала Иззи, – не знаю, откуда мне это известно, но это так.

– Прости, – извинился я. – Если бы я был там, возможно, смог бы…

– Перестань. – Иззи сердито сверкнула глазами. – Ты вечно думаешь, что за каждого несешь ответственность. Но мы самостоятельные личности и заслуживаем права принимать собственные решения. – Ее голос дрожал от гнева, совсем ей не свойственного. – Я умерла не из-за тебя. Я умерла, потому что хотела спасти другого человека. Даже не думай отнять это у меня.

Едва Иззи высказалась, как гнев ее рассеялся. Она выглядела ошеломленной.

– Прости, – пискнула она. – Это место… оно проникает в тебя. Мне здесь не по себе, Элиас. Другие призраки – они только кричат и рыдают, и… – Ее глаз потемнел, она развернулась к деревьям и сердито зарычала.

– Не извиняйся. – Что-то не отпускало ее, держало здесь, заставляло страдать. Я чувствовал непреодолимую потребность помочь ей. – Ты… не можешь идти дальше?

Ветви шумели на ветру. Шепот призраков среди деревьев утих, как будто они тоже хотели послушать, что скажет Иззи.

– Я не хочу идти дальше, – призналась она. – Я боюсь.

Я взял ее за руку и пошел, мрачно поглядывая на деревья. Если Иззи мертва, это не значит, что ее мысли можно подслушивать. К моему удивлению, шепотки прекратились, как будто призраки позволили нам уединиться.

– Боишься, что будет больно? – спросил я.

Она посмотрела вниз на свои ботинки.

– У меня нет семьи, Элиас. У меня была только Кухарка. И она жива. Что, если никто меня не ждет? Что, если я совсем одна?

– Я не думаю, что там вообще так, – сказал я. Сквозь деревья я видел блики солнца, играющие на воде. – На той стороне нет такого: один ты или с кем-то. Там, думаю, все по-другому.

– Откуда ты знаешь?

– Я не знаю, – согласился я, – но духи не могут идти вперед, пока их что-то привязывает к миру живых. Любовь или ярость, страх или семья. Поэтому, возможно, на той стороне таких эмоций и нет. В любом случае там будет лучше, чем здесь, Иззи. В этом месте нет покоя. Ты заслуживаешь большего, чем застрять здесь.

Я разглядел впереди тропинку и инстинктивно направился к ней. Мне вспомнился колибри с бледным опереньем, которого я однажды поймал во дворе Квина. Подумалось о том, как он улетает зимой и возвращается весной, ведомый домой неким внутренним компасом.

Но откуда тебе знать об этой тропе, Элиас, если ты раньше никогда не был в этой части Леса?

Я отмел все вопросы. Сейчас не до них.

Когда тропа начала спускаться к берегу, устланному сухими листьями, Иззи оперлась о мою руку. Затем тропа резко оборвалась, и мы шагнули вниз. Медленная река шелестела у наших ног.

– Это оно? – Иззи посмотрела на чистую воду. Ее светлые волосы блестели в лучах странного, необычно тусклого солнца и казались почти белыми. – Это сюда мне идти дальше?

Я кивнул. Ответ пришел ко мне так, будто я всегда это знал.

– Я тебя не оставлю, пока ты не будешь готова, – приободрил ее я. – Я останусь с тобой.

Она взглянула на меня темным глазом и стала больше похожа на прежнюю Иззи.

– А ты как, Элиас?

Я пожал плечами.

– А я… – Прекрасно. Хорошо. Пока живой… – …Одинок, – ляпнул я.

Внезапно я почувствовал себя как дурак. Иззи подняла голову и коснулась моего лица рукой.

– Иногда, Элиас, – промолвила она, – мы выбираем одиночество.

Края ее силуэта размылись. Постепенно она таяла, как пух одуванчика.

– Передай Лайе, что я не боялась. Она беспокоилась.

Она отпустила меня и шагнула в реку. Только что она стояла там, и вот ее уже нет. Она исчезла прежде, чем я успел поднять руку и помахать ей на прощанье. После ее ухода на душе вдруг стало светлее, как будто вместе с ней растаяла частичка вины, той, что отравляет меня.

Я почувствовал за спиной чье-то присутствие. Нахлынули воспоминания: удары клинков во время тренировок, марш-броски в дюнах, его смех над извечным подтруниванием по поводу Аэлии.

– Ты тоже можешь уйти, – сказал я не оборачиваясь. – Ты можешь освободиться, как она. Я помогу. Тебе не придется делать это одному.

Я ждал. Я надеялся. Но Тристас в ответ лишь молчал.

Следующие три дня были худшими в моей жизни. Если приступы и уносили меня в Место Ожидания, то я сам этого не замечал. Все, что я осознавал – это боль и бледно-голубые глаза Надзирателя, когда он осыпал меня вопросами. «Расскажи мне о своей матери, такая очаровательная женщина. Вы были близкими друзьями с Кровавым Сорокопутом. Чувствует ли она чужую боль так же остро, как и ты?»

Тас, склонив встревоженное личико, ухаживал за моими ранами. «Я могу помочь тебе, Элиас. Скириты могут тебе помочь».

Каждое утро Друсиус подготавливал меня для Надзирателя. «Никогда больше не позволю тебе одержать надо мной верх, ублюдок…»

В каком бы полубреду ни находился, я по крупицам собирал любые сведения. Не сдавайся, Элиас. Не опускайся во тьму. Я слушал шаги охранников, тембр их голосов. Я научился узнавать их по промелькнувшей под дверью тени, когда они проходили мимо моей камеры. Я вычислил их маршрут и определил схему допросов. Затем я стал ждать удобного случая.

Но ничего не подворачивалось. Зато смерть кружила терпеливым стервятником. Я чувствовал, как приближается ее корявая тень, как холодеет воздух, которым дышу. Нет, еще не пора.