Том 10. Дживс и Вустер - Пэлем Вудхауз

— Молодой человек, не будьте идиотом. «Стоя у кормила власти», ха! Если произойдет чудо и мистер Уиншип победит на выборах, а этого чуда не произойдет, он будет скромным заднескамеечником, чей голос слышен в парламенте, только когда требуется поддержать ораторов из собственной фракции репликами «Правильно, правильно!» или атаковать выступающих от оппозиции репликами «Ближе к делу!» И таким же парламентарием буду я, — продолжила она, — если выиграю выборы, что я твердо намерена сделать.

Я моргнул.

— Что, что вы сказали? — вырвалось у меня, и она разъяснила мне сложившуюся ситуацию или, как выражается Дживс, пролила свет.

— Вы, как я вижу, не слишком наблюдательны. Иначе вы обратили бы внимание, что Маркет-Снодсбери сплошь оклеен плакатами «Голосуйте за Мак-Коркадейл». Хоть и в лоб, но доходчиво.

Не скрою, это был удар, от которого я дрогнул, как осина, если об осине можно так выразиться. Вустеры способны вынести многое, но всему же есть предел. Единственно, о чем я связно подумал, это о том, что вот, надо же, как мне всегда не везет: едва начав агитировать, я с ходу налетел на соперничающего кандидата. А ведь, займись Дживс домом № 1 вместо дома № 2, он, пожалуй, убедил бы мамашу Мак-Коркадейл проголосовать против самой себя.

Если бы Наполеона спросили, как ему удалось выбраться из Москвы, он бы, наверное, ответил не очень вразумительно. Вот и я тоже. Я не помнил, как очутился на крыльце, и нервы мои были в ужасном состоянии. Чтобы восстановить душевные силы, я зажег сигарету и закурил, но тут меня панибратски окликнули, и я ощутил рядом с собой присутствие какого-то инородного тела. «Привет, старина Вустер», — сказал голос, и когда пелена тумана у меня перед глазами рассеялась, я увидел, что это Бингли.

Я холодно взглянул на этого молодца. Зная, что это пятно на роде людском живет в Маркет-Снодсбери, я предвидел возможность нашей с ним встречи, и потому его появление меня нисколько не удивило. Но и не обрадовало. Потрясенный до глубины души встречей с Мак-Коркадейл, я меньше всего был расположен беседовать с человеком, который поджигал дома и замахивался саблей на свою дойную корову.

Он вел себя так же фамильярно, нахально, бесцеремонно, назойливо и непочтительно, как в клубе «Подручный Ганимеда». По-приятельски хлопнул меня по спине и, наверняка, ткнул бы пальцем под ребра, приди это ему в голову. И не подумаешь, что когда-то в наших отношениях фигурировало холодное оружие.

— Что поделываете в этих краях, голубок? — спросил он. Я ответил, что гощу у своей тети миссис Траверс, которая живет неподалеку, и он сказал, что знает этот дом, но не знаком со старушкой.

— Я пару раз ее видел. Такая краснощекая бабуля?

— У нее довольно яркий румянец.

— Наверное, от повышенного кровяного давления.

— Или оттого, что она много ездила на охоту. Мороз грубит кожу.

— В противоположность барменше. Она грубит клиенту.

Если он надеялся рассмешить меня своей топорной шуткой, то просчитался. Я был холоден, как публика на дневном спектакле в будний день, и он продолжил:

— Да, вполне возможно. У нее спортивный вид. Надолго вы приехали?

— Не знаю, — ответил я, потому что продолжительность моих визитов к старой прародительнице всегда неизвестна. Все зависит от того, когда она скажет мне выметаться. — Вообще-то я здесь, чтобы агитировать избирателей за кандидата от консерваторов. Он мой приятель.

Бингли присвистнул. Если раньше он был отвратительно веселым, то теперь стал отвратительно серьезным. Видно, спохватившись, он теперь все-таки ткнул меня пальцем под ребра.

— Вустер, старина, вы впустую тратите время. У него нет ни малейшего шанса.

— Ну да? — сказал я дрогнувшим голосом. Конечно, это было всего-навсего личное мнение, но убежденность в его тоне на меня подействовала. — Почему вы так думаете?

— Неважно, почему я так думаю. Можете мне поверить. Будьте благоразумны, позвоните своему букмекеру и поставьте крупную сумму на Мак-Коркадейл. Не пожалеете. Еще придете и будете благодарить меня за подсказку со слезами…

Во время этого формального обмена мнениями в устной форме, по определению толкового словаря из библиотеки Дживса, он, должно быть, нажал кнопку звонка, потому что в этот момент дверь отворилась, и я увидел свою знакомую горничную. Он быстро добавил: «на глазах» — и повернулся к ней.

— Миссис Мак-Коркадейл дома, дорогуша? — спросил он и, получив утвердительный ответ, покинул меня, а я направился домой. Конечно, я должен был и дальше агитировать жителей Ривер-роу, неся свое слово в дома под нечетными номерами, пока Дживс занимался четными, но сейчас я был не в духе.

Я испытывал беспокойство. Кто-то скажет, если владеет такой лексикой, что, мол, прогнозист вроде человека-прыща Бингли не заслуживает доверия, но он говорил с такой убежденностью, будто где-то что-то проведал, и тут уж я не мог так легко отмахнуться.

В глубоком раздумье я дошел до старого поместья и застал прародительницу, полулежащую в шезлонге, за разгадыванием кроссворда в газете «Обсервер».

Было время, когда эта почтенная мать семейства, корпя над решением кроссворда в «Обсервер», отдувалась, рвала на себе волосы и оглашала комнату необычными ругательствами, которым научилась у своих дружков по охоте, но, как она ни силилась, ей никогда не удавалось угадать больше пятнадцати процентов слов, и постепенно ее раж сменился апатичным смирением, и теперь она просто сидит, уставившись в газету, потому что знает: сколько ни лижи она кончик карандаша, из этого не выйдет никакого или почти никакого проку.

Входя, я слышал, как она разговаривает сама с собой, точно какой-нибудь персонаж Шекспира: «Вымеренное шествие святого вокруг жилища с пристройкой, о Господи», из чего можно было заключить, что ей попался крепкий орешек, и думаю, она обрадовалась любимому племяннику, чей приход позволил ей с чистой совестью оторваться от осточертевшего занятия. Во всяком случае, приветствовала она меня радушно. Для чтения она обычно надевает очки в черепаховой оправе, которые делают ее похожей на рыбу в аквариуме. Она взглянула на меня сквозь них.

— Привет, мой скачущий Берти.

— Доброе утро, старая прародительница.

— Ты уже встал.

— Давно.

— Тогда почему ты сидишь дома, вместо того чтобы агитировать? И почему у тебя такой вид, словно тебя принесла в зубах кошка?

Я вздрогнул. Я намеревался умолчать о недавнем прошлом, но со свойственной тетушкам проницательностью, она по каким-то признакам поняла, что я прошел через горнило испытаний, и она стала бы выпытывать и выспрашивать, пока бы я во всем не сознался. Любая толковая тетушка может дать фору инспекторам Скотланд-Ярда по части допрашивания подозреваемого, и я знал, что запираться бессмысленно. Или немыслимо? Надо будет справиться у Дживса.

— У меня такой вид, словно меня принесла в зубах кошка, потому что я чувствую себя как то, что она принесла в зубах, — сказал я. — Пожилая родственница, я расскажу вам одну странную историю. Вы знаете здешнюю кикимору по фамилии Мак-Коркадейл?

— Ту, что живет на Ривер-роу?

— Ту самую.

— Она адвокат.

— Похоже.

— Ты с ней познакомился?

— Познакомился.

— Она соперница Медяка на выборах.

— Знаю. А мистер Мак-Коркадейл до сих пор жив?

— Давно умер. Попал под трамвай.

— Я не осуждаю беднягу. На его месте я поступил бы точно так же. Это единственный выход, если ты взял в жены такую женщину.

— Как ты с ней познакомился?

— Я пришел к ней, чтобы агитировать ее за Медяка, — ответил я, после чего коротко и сбивчиво рассказал свою странную историю.

Номер прошел на «ура». Прошел как по маслу. Я сам вообще-то не находил в своем рассказе ничего смешного, но ближайшая родственница нашла, он, без сомнения, ее здорово позабавил. В жизни не слышал, чтобы женщина заливалась таким гомерическим хохотом. Было бы ей куда катиться, она покатилась бы со смеху. Ирония судьбы: я столько раз терпел неудачу, пытаясь развеселить публику веселым анекдотом, а тут, по сути, трагическая история — и такой хохот в зале.

Тетя все еще изображала смех гиены, которая только что услышала хорошую шутку от другой гиены, и тут вошел Спод, как всегда, выбрав для своего появления неподходящий момент. Спода никогда не хочешь видеть, но особенно его не хочешь видеть в ту минуту, когда кто-то от души смеется над тобой.

— Я где-то оставил конспект завтрашнего выступления, — сказал он. — Над чем вы смеетесь?

Несмотря на припадок судорожного смеха, прародительнице все-таки удалось выговорить пару слов.

— Это Берти.

— Хм, — сказал Спод, взглянув на меня так, словно ему не верилось, что какое-то мое слово или действие может вызвать смех, а не ужас и отвращение.

— Он только что был у миссис Мак-Коркадейл.