Боги и Боты - Teronet

После пресс-конференции начался фуршет. Кэт была в центре внимания, и я оставил её в окружении любителей поболтать. Голос Верховцева произнёс прямо внутри моего сознания: «Кажется, к вам гости», и я обернулся. У самого входа топтались и ожидали меня мои старые коллеги по Церкви. Раньше они просто не знали, где я, а теперь, как услышали, то тут же явились. Делегация, правда, была ограниченной. Только Экстра и пара культуристов в монашеских облачениях. Кажется, они помогали мне вставать с постели после пробуждения. Или это другие. Я подошёл.

— Прива.

Она еле заметно поморщилась.

— Здравствуй. Мы можем поговорить?

— Да, конечно.

Она подозрительно смотрела на Верховцева, который не отходил от меня не на шаг.

— Знакомься — профессор Верховцев. Мой помощник, — я дал понять, что он не уйдёт.

— Приятно познакомиться, — она ещё раз скривилась, немного помялась, но потом, кивнув своим сопровождающим, чтобы те удалились, продолжила. — У меня к тебе всего один вопрос — ты что творишь?

— В смысле?

— Ты что, разве не понимаешь, что это всё — фальсификация? — у неё явно накопилось много эмоций, и сейчас она их на меня выливала. — Спросил бы у нас — мы бы тебе рассказали. Мы уже давно изучаем этих, так называемых, непорочных дев…

— Это и есть твой вопрос?

— Почему ты пропал? Я уже и не знала, что думать? Ушёл, ничего не сказав, а теперь вот появляешься с этой девицей… — её тон сменился с делового на личный, с обвиняющего на жалующийся.

— Скучала?

— А ты хотел в этом убедиться?

— Я просто хотел сделать то, что должен.

— А почему один? Ты мне больше не доверяешь?

— Я никому не доверяю.

— Кроме этого? — она кивнула на моего ай-бота — ей он казался обычным человеком. — Это он тебе посоветовал признать «непорочных»?

Верховцев безмолвствовал.

— Экстра, ты сама понимаешь, с чего так бесишься? Какая разница, кто кому это посоветовал. Это факт, уже свершившийся, и тебе придётся с ним смириться.

— Я ещё не бешусь. Вот кто бесится на самом деле — так это Вайнштейн. И уж он-то точно с этим не смирится. Думаю, в его лице ты приобрёл врага. И очень опасного. Он уже, который год публично заявлял о том, что все эти дамочки — от лукавого.

— Прикольно слышать эти слова из уст атеиста.

— Атеист, который верил в тебя больше, чем во что бы то ни было в своей жизни.

— А теперь, небось, проклинает. Скоро мир узнает, что и я — от лукавого.

— Может, узнает… а может, и нет. За эти десять лет он очень изменился. Точнее, власть его изменила. Видел бы ты, через какие моральные преграды он научился переступать.

— Библиотеку ещё не сжёг? [111]

— Какую библиотеку?

— Не важно. Теперь мне более ясен мотив твоего прихода. Я могу его интерпретировать как предупреждение об опасности?

— Смотри сам. Я всё сказала.

— Спасибо и на том. Прощай, Экстра.

— Прощай… зря ты нас бросил… зря… и жаль…

Я развернулся и пошёл в сторону своей протеже, чтобы забрать её от надоедливых журналистов и политиков.

Мы поздравили друг друга с удачным стартом нашей пиар-кампании, чокнувшись бокалами шампанского. Издали на нас поглядывал Ян, то самый поляк, который помогал девушке с воспитанием ребёнка и организацией её сообщества.

— Ну как вам моё выступление?

— Оно идеально!

— Да, ладно, вам!

Уж не знаю, что на меня нашло, но я уже не мог остановиться.

— Я серьёзно. Вы вообще идеальная женщина! На таких, как вы — женятся.

— Женитесь!

Неожиданно рядом с нами возник Верховцев. Он откашлялся и встрял в разговор:

— Ну-с, теперь дело за малым.

Кэт вопросительно подняла брови.

— Теперь нам нужно освободить для вас и ваших детей место в Интернате.

Она закивала. Как-то грустно заглянула в мои глаза. Потом сослалась на утомление и откланялась. Я смотрел на эту милую, умную, взрослую уже девушку и не узнавал в ней того испуганного, одинокого, не понятого никем подростка, в голову которого когда-то вселился. Всё больше и больше она напоминала мне ту самую, из далёкого прошлого, которая когда-то так поразила меня силой своей личности, и чей уход отравил всю мою прошлую жизнь.

Это был последний раз, когда я видел её живой. Через два часа после того как Ян увёл её из зала, все экраны на стенах гостиницы ожили и стали передавать сообщение о террористической нано-атаке на этаж, где поселилась делегация «непорочных». Тихо, мирно ушли в мир иной женщины, облапошенные Прокариотами. Их дети, правда, остались живыми — возможно, чтобы не делать из этой трагедии много лишнего шума. Кто это сделал? Боты или люди? Я не знал. Рядом стоял внешне невозмутимый Верховцев и транслировал мне подробности расследования через навязанные образы. Я отчётливо видел перед собой лежащее на полу гостиничного номера бездыханное тело Кати и обнимающего её сына. Ян сидел на кровати, и полиция допрашивала его — он не скрывал слёзы.

Верховцев прекратил показ и уставился на меня. Казалось, он не причём. И, возможно, даже сам чувствует себя виноватым. Но что я мог понять на основе этой чёртовой бездушной проекции?

— К сожалению, наши охранники не смогли ничем помочь. Это особая технология убийства, доступная на данный момент только спецслужбам — боты ещё не научились её предотвращать. Мы спешно эвакуировали наших, чтобы не пришлось раскрыть полиции, кто они на самом деле.

Я молчал. У меня забрали последнего близкого человека на этой Земле.

…

Смерть манипулятора

Сразу после теракта полиция допросила всех непорочно зачатых сирот и тут же их изолировала. Проблема состояла в том, что большая часть детей не имела российского гражданства. В гостиницу тут же стали прибывать боты из посольств. Родственники погибших девушек требовали выдать им детей. Опекунство в пользу церкви уже было оформлено заранее и в любом другом случае мне нужно было только предъявить соответствующие документы. В данной же ситуации все разборки затянулись на неделю. Давление оказывалось и на правительство, и на меня. Миллионеры предлагали деньги, люди попроще грозили насилием. Но мы выстояли.

Всех ребятишек поселили в наш дом на Тверской. Прямо на мой верхний этаж. На нижнем — разместили охрану и усилили меры безопасности. Артура я от себя вообще больше не отпускал. Кто знает, на что могут пойти его богатые родственнички, о которых я знал не понаслышке.

Через пару недель мы с Верховцевым решили продолжить реализовывать свой план.

— Предлагаю сперва посетить Интернат, что в Тверской области. Это самый первый, который я когда-то открывал.

— Я знаю. Можете не объяснять. Захватить с собой журналистов?

— Пригласишь их потом, профессор, успеешь ещё. Нам бы доехать туда без приключений. Нельзя о каждом своём шаге оповещать противника.

— Согласен.

— Поезда туда ходят?

— Ходят. Можем завтра с утра выехать. А можем и на ночной успеть.

— А если на ночной, то, во сколько на месте будем по твоим подсчётам?

— Если повезёт с местным транспортом, то — в пять утра будем в Интернате.

— Тогда в путь.

— Как скажете.

…

В поезде мы были одни на весь вагон, и я немного поспал, но сны всё так же не приходили. Теперь мне неоткуда было получить ни утешения, ни надежды. Чуть ближе к концу поездки в двери вагона ворвалась какая-то молодёжная банда в балаклавах и разбудила меня с Артуром своими воплями: «Ета грабление!». Двое парней потрясали маленькими пистолетиками, а девица держала в руках баллончик с распылителем и вела себя довольно нервно. Тут я увидел целое представление в исполнении ботов и только теперь понял, на что они способны. Их проекции стали двигаться по вагону с невероятной скоростью и моментально оказались за спинами испуганных ребят. Те развернулись и стали палить без остановки. А девушка закричала и нажала на распылитель. Но вместо Верховцева, который, казалось, стоял прямо перед ней, жидкость попала на двери вагона за ним, и те стали плавиться. Через секунду проекции исчезли, и я даже мельком заметил реальных ботов, стоявших в это время между мной и бандой. Они — то не могли быстро двигаться и просто отвлекли внимание своими проекциями. А пока молодёжь сражалась с призраками — боты просто подошли к ним и ловкими приёмами обездвижили. Когда банда попадала на пол, проекции снова заняли своё место, хотя я тогда подумал, что никогда в точности не знал — всегда ли они это место занимали или дурили меня, как им было удобно.

В Твери было всё ещё более запущено, чем в Москве. Грязный вокзал местами вонял мочой. Снег не убирали, люди расчищали собственноручно метровые сугробы. Дороги на магнитах не работали. Процветал колёсный транспорт на самых разных видах топлива, имели хождение живые деньги и натуральный обмен. Была ещё ночь, когда мы вышли из поезда.