Чудо десяти дней - Эллери Квин

Вы узнали меня лучше, чем я знал самого себя. Вы узнали мой творческий метод. Узнали мои слабости. Узнали, как предложить мне дело, которое меня, бесспорно, заинтересует, и решение проблемы, из которого я сделаю блистательный вывод. Ведь я в него поверил!

Вы узнали, что я всегда предпочитаю тонкие ответы очевидным, а сложные простым, что пиротехника нравится мне куда больше общих мест.

Вы узнали, что я тоже не страдаю от ложной скромности и руководствуюсь в общем-то грандиозной психологической моделью, мистер Ван Хорн. Что я люблю считать себя работником в сфере умственных чудес, и не важно, скрываю я это или нет. Вот вы и предложили мне иметь цело с чудесами мысли. Колоссальная идея! Крутой путь, запутанный, совсем как в лабиринте. Ослепительная, ошеломляющая кульминация. И я разыграл симфонию по вашим нотам, мистер Ван Хорн. Я разработал для вас это изумительное решение, и каждый восприимчивый человек восхищался моим умом. А вас ни разу не заподозрили, и это — превосходный итог.

— Да, десять заповедей, — продолжал Эллери. — И что же писали в газетах? «Эллери Квин — величайший сыщик».

Эллери говорил тем же ровным, бесцветным голосом.

— Но интересно заметить, что, точно оценив меня и в результате позволив мне разыграть спектакль с десятью заповедями, вы невольно выдали себя в одном исключительно важном, просто фундаментальном аспекте, мистер Ван Хорн.

В глазах старика мелькнули искорки любопытства.

— Когда я поставил Говарду диагноз и определил его эмоциональный кризис как следствие психоневротического поклонения образу отца, то не думал, будто в этом можно усомниться. Но когда я расширил диагноз и представил стремление Говарда нарушить десять заповедей как осознанный бунт против величайшего в мире образа отца, то есть против Бога Отца, то, очевидно, ошибся. Ведь идея десяти заповедей вовсе не принадлежала Говарду. Это была ваша идея.

Отчего у вас зародилась и созрела именно эта идея, мистер Ван Хорн? Как вы до нее додумались? Почему десять заповедей? Вы могли бы изобрести сотни других идей и снабдить их необходимыми подробностями, чтобы произвести на меня впечатление. Но нет, вы выбрали десять заповедей. Почему?

Я отвечу вам почему, мистер Ван Хорн, и, по-моему, для вас это станет единственной новостью за все время нашего разговора. Сам выбор десяти заповедей помог мне понять вас до конца. Он мог бы и раньше стать надежным путеводителем по лабиринтам и закоулкам вашей души, если бы у меня хватило ума догадаться. И суть в ваших комплексах, а не в психологии Говарда.

В прошлом году, изложив свой напыщенный тезис, я попытался объяснить прокурору Шалански, шефу Дейкину и доктору Корнбранчу, зачем Говард выбрал это орудие — десять заповедей — для разрушения образа Бога Отца и вашего образа как его земной ипостаси. Я сказал, что, должно быть, подобная идея пустила корни в душе Говарда еще в раннем детстве… благодаря его семейному окружению. Ведь его приемная бабушка была одержима религией, ну и так далее. Но, если копнуть поглубже, окажется, что мой аргумент довольно слаб — применительно к Говарду. Ваша мать, мистер Ван Хорн, согласно вашей же версии, никогда не играла в доме активную роль и не влияла на близких, по крайней мере при жизни Говарда. Да ее и видно не было, никто не обращал на нее внимания и не интересовался, где она. Говарда воспитывали няньки и репетиторы, и преобладало их воздействие, а вовсе не вашей матери. К тому же, за ее исключением, никто в вашем доме не был особенно религиозен.

Но как обстояло дело с вами и вашим детским окружением, мистер Ван Хорн? С окружением, в котором вы росли и формировались в детские годы, когда впечатления и наглядные примеры особенно сильны? Ваш отец был странствующим евангелистом, религиозным фанатиком фундаменталистского типа. И он проповедовал, поклоняясь антропоморфному, мстительному, ревнивому Богу из Ветхого Завета. По вашим словам, он сулил адские муки вам и вашему брату, и вы оба, опять-таки по вашим словам, до смерти боялись его. Говард любил своего отца, мистер Ван Хорн, а вот вы вашего отца ненавидели. Из этой ненависти и родилась ваша идея десяти заповедей, с помощью которой вы, сами того не ведая, воспользовались орудием вашего отца. Вам захотелось убить его через пятьдесят лет после его смерти от апоплексического удара.

Потом Эллери уже торопливо заключил:

— По-моему, вывод ясен, мистер Ван Хорн. Вы убили Салли и навязали это преступление Говарду. Так что смерть Говарда — тоже ваших рук дело. А я помог вам совершить преступления, и мы оба, каждый по-своему, должны быть наказаны.

— Наказаны? — переспросил Дидрих. — Оба?

— Каждый по-своему, — повторил Эллери. — Вы погубили меня. Вы это понимаете? Вы меня погубили.

— Да, я понимаю, — ответил Дидрих Ван Хорн.

— Вы погубили мою веру в себя. Как я смогу снова сыграть роль маленького божка? Я не сумею. И не осмелюсь. Я не привык, мистер Ван Хорн, распоряжаться чужими жизнями. В профессии, которую я выбрал, ставки часто бывают высоки и на кону оказывается чья-то судьба, а если не судьба, то карьера или человеческое счастье.

Но из-за вас продолжать расследования стало для меня невозможно. Я обречен и никогда больше не возьмусь ни за одно дело.

Эллери смолк.

Тогда Дидрих кивнул и почти весело осведомился:

— А как быть с моим наказанием, мистер Квин?

Эллери отодвинул вращающееся кресло и открыл рукой в перчатке верхний ящик стола Ван Хорна.

10

— Видите ли, — заявил Дидрих, проследив за движением руки Эллери, — говорить им правду теперь бесполезно. Никакая правда не воскресит Салли, мистер Квин. И его тоже.

Вы только что решили, будто вы обречены, мистер Квин. Но обречен-то я. И со мной все кончено. Я стар. У меня осталось совсем немного времени. Но кое-что в жизни я построил. Я имею в виду не это. — Он неопределенно взмахнул высохшей рукой. — И не мои деньги или что-нибудь иное, столь же несущественное. Я имею в виду жизнь как таковую. Имя. То, от чего человек может уйти в землю без острого сожаления о напрасно потраченном времени.

Вы на редкость проницательны, мистер Квин. И должны знать, что все сделанное не вызывает у меня ощущения победы или удовлетворения. Ну а если вы раньше не поняли, то поймете сейчас, просто увидев, во что я превратился. Как там говорится в «Короле Лире»? «Трепещи, ты, чьи преступные деянья скрылись от правосудия». Для человека, который уже на три четверти мертв, разве этого наказания не достаточно, мистер Квин?

Но Эллери ответил:

— Нет.

Дидрих поспешно проговорил:

— Я очень богат, мистер Квин. Допустим, я предложу вам…

Но Эллери снова ответил:

— Нет.

— Простите, — откликнулся Дидрих и опять кивнул. — Я сказал это не подумав. Такое предложение недостойно нас обоих. Мы оба можем сделать массу добрых дел. Назовите какое-нибудь благотворительное общество, и я выпишу чек на миллион долларов.

Но Эллери в третий раз ответил:

— Нет.

— На пять миллионов.

— Вам не помогут и пятьдесят.

Дидрих промолчал. Однако вскоре произнес:

— Я понимаю, сами по себе деньги для вас ничего не значат. Но подумайте о власти, которую они вам дадут…

— Нет.

Дидрих вновь промолчал.

И Эллери тоже не проронил ни слова.

Молчал и кабинет. В нем не было слышно даже тиканья часов.

Наконец Дидрих сказал:

— Но должны же вы с чем-то согласиться. У каждого человека есть своя цель. Могу ли я предложить вам хоть что-нибудь, способное удержать вас от визита в полицию, к Дейкину?

И Эллери впервые ответил:

— Да.

Инвалидное кресло быстро подъехало к столу.

— Что же именно? — взволнованно спросил Дидрих. — Что? Назовите мне, и оно станет вашим.

Рука Эллери в перчатке достала что-то из ящика стола. Он держал «курносый» «смит-и-вессон» 38-го калибра с бесшумным предохранителем. Эллери впервые увидел револьвер в тот вечер, когда Ван Хорн показал ему сейф с рифленой дверцей.

Рот Дидриха искривился, но больше он ничем не выдал себя.

Эллери опять положил револьвер в ящик. Но не стал его закрывать. Он поднялся с кресла.

— Сначала напишите записку. Отыщите любой предлог, способный прозвучать правдоподобно, — тоска, неизлечимая болезнь.

Я подожду за дверью кабинета. Вряд ли вы сейчас унизитесь еще больше и попытаетесь всадить в меня пулю, но если нечто в таком роде и пришло вам в голову, то лучше забудьте. К тому времени, когда вы подъедете в вашем кресле к столу и возьмете револьвер, я уже буду в другой комнате и скроюсь в темноте. По-моему, мистер Ван Хорн, это все.

Дидрих посмотрел на него.

Эллери окинул его ответным взглядом.

Дидрих неторопливо кивнул.