Хозяйка большого дома - Карина Демина

Мирра вытерла слезинку.

Не вытерла, сняла ноготком с ресницы и вздохнула.

…надо было подписывать бумаги, пока он в себя не пришел.

…и составлять протокол.

…и что там еще положено делать в подобных случаях.

…но шериф с его порядками… арбалетчики, конечно, хорошо, а вот шериф… он Мирру с детства знает… и не только ее… а пес чужой…

— Итак, отбрасываем все вышесказанное, как несущественные детали, и остается одно, — пес посмотрел Мирре в глаза с неприкрытой насмешкой. — Я не хочу жениться. В принципе.

— Жаль.

Шерифу и вправду было жаль, поскольку простой вариант решения проблемы — а она, шериф был уверен — никуда не денется, отпадал.

— Быть может, все-таки подумаете… Мирра — хорошая девочка…

— Уже не девочка… и полагаю, что не девушка… и давно.

— Да что вы себе позволяете! — это возмущение найо Арманди было непритворным. Ее рот скривился, подбородки мелко затряслись, а на щеках выступили пятна. — Вы…

— Я предполагаю, — примирительно произнес пес. — Все ж таки девушки обычно ведут себя немного иначе… ну да не о том речь.

— Мирра скрасила бы ваши последние дни… — шериф выдохнул, понимая, что более-менее внятные аргументы исчерпал.

— Поверьте, если я хочу, чтобы кто-то скрасил мне эти самые последние дни, я обращусь к профессионалкам. Дешевле выйдет, и, главное, безопасней. А то есть у меня предположение, что эти дни будут совсем уж последними. Я же, шериф, намерен прожить долгую и счастливую жизнь.

— Вы умираете, — прошелестел доктор, который, наконец, оставил очки в покое. — Вы можете отрицать это, но вы умираете…

— Вы не находите, что я слишком уж бодр для умирающего? Особенно, если учесть… — Райдо ткнул пальцем в Мирру, которая, видимо, притомилась плакать, а потому просто сидела тихо, с видом скорбным. Надо сказать, что вид этот ей чрезвычайно шел, и арбалетчики, которые тоже притомились, то и дело на нее поглядывали.

— Сейчас вы пребываете в стадии ремиссии… но она закончится…

— По-моему, доктор, наш с вами спор лишен всякого смысла, да и… надоело мне спорить. Никогда особо не любил. Итак, вы хотите, чтобы я женился. А я жениться не хочу. Что дальше?

— Как благородный человек…

— Шериф, я не человек, а уж про благородство и вовсе молчу, никогда не страдал особым… подведем итог. У вас два варианта, доктор. Первый — вы выдвигаете официальное обвинение, которое передаете или полиции, или напрямую моему отцу. Он как глава рода обязан будет провести дознание…

— И вас оправдают! — найо Арманди злилась.

Краснела.

И запах ее менялся, из-под цветочного покрывала пробивалась кисловатая вонь ее тела, немолодого, больного…

— Естественно, с учетом того, что мою невиновность доказать легко. Но процесс получится громким… а вы ведь не желаете огласки?

…но избежать ее вряд ли получится.

Шериф промолчит. И доктор. Его супруга. Мирра… не арбалетчики.

Дайна опять же… или вот кухарка… откуда узнает? А откуда у прислуги вообще это удивительное свойство — узнавать о том, что ее не касается? Слухов не избежать, это все понимают. Но одно дело — слухи, а другое — открытый процесс…

— Второй вариант — вы собираетесь и покидаете мой дом.

— Вы так жестоки, — тихо произнесла Мирра. — А ведь вы собирались сделать мне предложение…

— Когда? — Райдо удивился. Такого он точно не помнил. Он вообще многого не помнил, но надеялся, что выпавшее из памяти время провел в крепком и спокойном сне, а не в попытках обустроить собственную личную жизнь.

— Вы спрашивали меня о наших обычаях…

— А… неудобно получилось… Нату очень понравилась ваша сестра. И я подумал, что мы могли бы заключить договор…

— Что? — щеки Мирры полыхнули.

С чего вдруг?

Оскорбленной себя ощущает? Нату понравилась девчонка, но так они и возраста одного…

— Договор, — повторил Райдо отчетливо. — Об опеке… Нат бы хорошо о ней заботился. Он весьма серьезный для своего возраста и с перспективами неплохими.

Мирра стиснула кулаки.

— Но к этому вопросу мы вернемся позже, — Райдо потянулся, чувствуя, как ноют старые шрамы, но живое железо заглушало боль. — Сейчас ведь о другом говорим…

— Шериф, вы ведь не допустите, чтобы имя моей дочери… — доктор спрятал очочки в карман.

А не столь уж он близорук, каким хотел казаться.

— У вас есть люди… и если он сам не хочет, то заставьте. Вы же заставили Пита Маккинли жениться на Айвис…

Интересные здесь обычаи.

И шериф крякнул, кажется, не слишком обрадовался, что ему напомнили о той истории.

— Пит сам виноват был, — сказал он, дергая за второй ус, видать, для симметрии. — Он девку обрюхатил, в чем и признался. А потому все по-справедливости было. Тут уж, извините, история темная… в ней разбираться надобно.

— Вы… вы собираетесь его отпустить?

— Собирается, — Райдо ответил за шерифа. — Арбалеты — это, конечно, хорошо… но в моем доме я попросил бы мне не угрожать. Чревато.

Он потянулся, позволяя телу измениться.

Больно.

Он уже отвык от этой боли, и от другой, что поселилась в груди красным шаром… и от тяжести чешуи, от мира, подрастерявшего краски… от запахов резких.

И людей, которые отшатнулись.

Райдо медленно поднялся, привыкая к изменившемуся миру, повел головой.

Зарычал.

И голос его, отраженный стенами, заставил незваных гостей отшатнуться. Звякнул болт по чешуе.

— Не стрелять! — шериф успел ударить по руке второго арбалетчика, который, кажется, понял, до чего смешно его оружие.

И они все смешны со своими коварными планами, притязаниями и верой, будто оружие что-то да сделает. Нет, убивать Райдо не собирался.

Но люди этого не знали.

— Мы… уходим, — шериф поднял руки. — И приношу свои извинения за… вмешательство в вашу жизнь…

Ийлэ услышала голос.

И замерла.

Выйти?

— Ийлэ, ты здесь? — шепот. И скрип половицы под ногами. Человеку кажется, что ступает он очень осторожно, почти бесшумно, но Ийлэ слышит его. — Я знаю, что ты здесь… где-то рядом… я чувствую тебя…

Ложь.

Люди не способны чувствовать. Ийлэ знает. Она играла в прятки с ними, и там, в лесу, когда ее искали. Она пряталась в яме, в опавших листьях, в которых было тепло, и дрожала от страха.

А они шли по следу.

Не как псы… нет, люди не способны читать запахи, и в лесу они слепы, беспомощны даже, но люди держат собак на сцепках, серых гончаков с розовыми носами, с красными глазами, которые почти скрыты в складках кожи. И кожа эта собирается на загривках.