Реликт - Михаил Башкиров

Закончив промеры, Андрей сматывал рулетку, подходил к Ваське и проверял мазки и образец. Васька охотно занимался с почвой, потому что не надо было пробираться сквозь кусты. Андрей выдерживал паузу, доставал из полевой сумки дюралевую складную «вилку» и спрашивал: «Кто сегодня будет мерить?»

Ванька и Васька бросались к нему с полными надежды глазами. Хотя каждый из них знал, чья наступила очередь. И тот, кому предстояло сегодня измерить все деревья на учетной площадке, важно принимал «вилку», не торопясь подходил к угловому дереву и звонко выкрикивал: «Береза — диаметр сорок!», перебегал к следующему дереву: «Береза — диаметр двадцать!».

— Погоди! — кричал Андрей. — Я еще перечетки не приготовил!

Затем начинался ритуал. Счастливчик обходил дерево за деревом, громко выкрикивая диаметры. Андрей ставил в перечетки жирные точки карандашом и рисовал «домики». А дядя Миша с покорным видом затесывал измеренные деревья, валежины, пни…

Капля упала на щеку Андрея, он вздрогнул, открыл глаза и досадливо закрутил головой.

Какая была жизнь! Но уже со второго хозяйства лафа кончилась. Подоспел сенокос, за ним — силос, а там — уборочная, и если еще удавалось выбить какую-нибудь колымагу, то уж рабочих — никогда…

Опять придется туфтить.

Андрей смерил шагами квадрат десять на десять, прикинул количество деревьев и сел оформлять перечетку на нормальную площадку, внося соответственные коррективы. Закончив вычисления, убедился, что количество деревьев и пней на гектар примерно отвечает натуре. Но, поразмыслив, для гарантии добавил пару берез в самую маленькую градацию и стал спихивать в сумку нож, мешочек с образцами, почвенный журнал.

Когда Андрей поднялся выше по еле заметному склону, стали чаще попадаться пятна молодняка. Он обходил их стороной. Так, постепенно продвигаясь к водоразделу, сделал еще две прикопки. Но скоро среди березняка замелькали сизые осины, густо попер тощий шиповник.

Андрей в очередной раз вонзил лопату в землю. Раздался лязг железа о камень. Он отвалил смерзшийся керн и поднял плитку красноватого цвета. Царапнул ее ножом. Кембрий. Отшвырнул плитняк, развернул карту. По горизонталям получается — где-то здесь. Придется свернуть вправо. Он провел жирную линию и нарисовал на ней три заштрихованных треугольника, знак закаменелости.

Скользя сапогами, двинулся вдоль склона. Верхняя граница освоения была ясна. Теперь он приближался к лесной дороге, по которой рассчитывал спуститься к речке, а от нее вернуться в деревню.

На сегодня этого вполне хватит. Да и чертовы «лапти» промокли. Не хватало подцепить простуду и свалиться. Тех бы сюда, кто составляет такие дурацкие планы. Уже неделя, как по закону полевой сезон кончился, а ты все равно вкалывай, пока не загнешься…

Ближе к дороге высились обгорелые снизу лиственницы. Они казались скелетом, на который опиралась вся эта рыхлая масса берез. Несколько раз из-под ног взлетали черные угрюмые глухари и, хлопая крыльями по воздуху и тонким веткам, исчезали в зарослях. Каждый раз при такой встрече Андрей вздрагивал от неожиданности и ругал здоровенных птиц словами дяди Миши.

Поднявшись в очередной раз на пригорок, Андрей остановился. Ему почудилось, что где-то совсем близко раздался выстрел. Он сорвал подмороженную ягоду шиповника, пососал ее, выплюнул. Наверное, ветка треснула.

Через пять минут, продравшись сквозь молодняк, выбрался на дорогу. Провел пальцами по лицу, снимая какую-то прилипшую дрянь, повертел головой туда-сюда и, закинув лопату на плечо, потопал на юг. Он сделал только два шага, как увидел свежий след протектора. Там, где лужица белела мутным ледком. След прошел совсем рядом. Андрей разбил лед каблуком, и оттуда брызнула грязная вода.

Теперь ясно, чей выстрел. Охотнички развлекаются. Сволочи. Вытанцовываешь здесь, как дурень, а они раскатывают, сволочи.

Он миновал поворот и неожиданно метрах в трех от себя увидел «газик». Возле машины стоял человек и смотрел в сторону леса.

Андрей тоже остановился и, не зная, что делать, стал разглядывать этого толстяка в красной куртке и необыкновенно светлых сапогах.

Сапожки — фирма! Японские или финские…

Толстяк заметил Андрея и, как бы невзначай, задвинул под машину глухаря. Андрей пронаблюдал за неуклюжим движением его ноги и понял: приняли за егеря. Он вспомнил свою рваную куртку, полевую сумку и лопату. А какой же егерь будет разгуливать с лопатой? Он смело шагнул к машине. Толстяк продолжал мяться на одном месте. Андрей обошел вокруг «газика», заглядывая внутрь.

Толстяк, как филин, следил за ним, поворачивая голову.

Послышались голоса, смех, и на дорогу вышли высокий мужчина и женщина с «мелкашкой». На винтовке поблескивал оптический прицел.

— Сергей Петрович, Сергей Петрович! — заверещал толстяк и повертел раскрасневшимся носом в сторону Андрея. — Вот!

— День добрый, молодой человек, — сказал Сергей Петрович и непринужденно улыбнулся. — Вы, кажется, успели напугать нашего милейшего хирурга?

— Да нет, просто проходил мимо, — сказал Андрей и, забросив на плечо лопату, хотел удалиться.

— Вы, наверное, у Федора остановились? — спросила внезапно женщина. Андрею понравился ее настойчивый, но грустный голос, и он утвердительно кивнул.

— Надо будет заскочить к нему, — сказал Сергей Петрович и зачем-то расстегнул «молнию» на куртке. — Самогон у деда — как слеза!

— Разрешите взглянуть на карту, — попросила женщина, видно, заметив у Андрея в руке сложенный лист.

— К сожалению, служебная, — сказал Андрей, посмотрел на ее бледные губы, отвернулся и, не попрощавшись, зашагал прочь. Когда он немного отошел, за его спиной раздался треск и сопение. Андрей посмотрел назад. К машине из кустов выбрался парень в брезентухе, наверное, шофер. Он притащил двух глухарей и теперь держал их на вытянутых руках, демонстрируя то ли для хирурга, то ли для Сергея Петровича, а женщина пристально, не отрываясь, глядела вслед Андрею.

После этой встречи Андрею расхотелось возвращаться к Федору.

Замшелый пень — реликтом прикидывался, землю жалел, а сам все ходы-выходы знает… Ну ничего, председатель под него такую мину подведет… Выкорчуют…

Побродив два часа по лесу, он окончательно продрог и потащился в сторону мертвой деревни.

Федор встретил его у ворот и нарочно сердитым голосом спросил:

— Ты чего это моих гостей пугаешь? Они чуть полные штаны не наложили от твоей образины.

— Да плевать я хотел на них, — сказал Андрей и вознамерился проскочить мимо Федора в теплую избу.

Федор, выпятив грудь, загородил ему дорогу.

— Можешь радоваться, инженер, убрались они отсюда, на заимку поперли — а ты хоть знаешь, что это птицы большого полета?

— Стервятнички.

— Не чета тебе, теленку, они не только председателю тутошнему могут холку намылить, они в районе кое-что значат! Да я бы на их месте на тебя и не взглянул бы — подумаешь, из города, экая цаца!

— Не надо было соглашаться, чтобы я остался у вас, — сказал Андрей. — Так что терпите.

Федор крякнул и, осклабившись, толкнул Андрея в плечо. Андрей тоже в ответ состроил улыбочку, и оба, довольные, подошли к крыльцу.

— Вечером у нас банька проглядывается. Ты как, балуешься?

— Еще как, — сказал Андрей. — В городе у нас компашка, и мы каждый вторник посещаем сие заведение; только баня в городе — дрянь и пар — гадость, разве с настоящей деревенской сравнишь?

— А венички у меня, — сказал Федор и раскинул руки. — Раз хватишь — второй не захочешь.

— Может, помочь по баньке?

— Для начала перекусим. Потом будем воду таскать, а старуха к вечеру вареники закатит с картошкой.

Через час Андрей уже носил воду из колодца двумя огромными ведрами в баньку, которая торчала на краю огорода. Федор возился с печкой железной бочкой, обложенной плоскими камнями. Умаявшись, Андрей присел на порожек и стал смотреть, как Федор, отворив дверцу, шурует короткой кочергой и отсвет падает на его сосредоточенное лицо. Впервые ему захотелось сказать что-то хорошее этому непонятному человеку, но он промолчал и, подхватив ведра, принялся наполнять водой вторую бочку, которая заняла весь угол между полком и дверями.

Разделавшись с водой, Андрей пошел в избу и растянулся на раскладушке поверх одеяла. В предвкушении бани настроение было кипучее. Он обвел деятельным взглядом комнату, не зная, на чем бы остановиться, и вдруг заметил на краю буфета большую черную книгу.

Андрей соскочил, схватил книгу и бухнулся снова на раскладушку, которая едва не проломилась от такого толчка. Устроившись поудобнее, он принялся за книгу — и обомлел от одного названия: «Нюрнбергский процесс».

Вот дедуля дает! На сон грядущий, видно прочитывает, нервы успокаивает… А днем бабка иногда заглянет — картинки посмотреть…