«Сектор Газа» глазами близких - Роман Гноевой

— Любовь в понимании Юрия Клинских — это...

— Любовь бывает разная: голубая, красная... Между мужчиной и женщиной это нормальное чувство, но очень вредное. Есть обратная сторона медали. С одной стороны, вроде бы все хорошо, а с другой — бывают всякие зарубоны, страдания — всегда так бывает. Свои плюсы и минусы.

— Повлиял ли кризис на «Сектор Газа»?

— Я не люблю жить шикарно. Живу скромно, чтобы только на жизнь хватало. Квартиры в Москве нет. Кризис по мне ощутимо ударил. Я очень пострадал, потерял все деньги. Стал жить в родном Воронеже, там жизнь дешевле. У меня 4-комнатная квартира, но всего 55 кв. метров, комнаты очень маленькие. Живет там моя семья — четыре человека, с котом — пять.

— Разве ты не считаешь себя обеспеченным человеком?

— Обеспеченный — слово растяжимое. Один подразумевает под этим шестисотый «мерс», другой, чтобы семья ни в чем не нуждалась. Мне вроде бы хватает.

— Часто выступаешь в Воронеже?

— Концертов «Сектора Газа» там вообще не бывает. В родном городе очень трудно выступать, потому что чуть ли не половина Воронежа — твои знакомые. Другая половина — знакомые твоих музыкантов. Если я соберусь играть в Воронеже, то каждый день будут приходить толпы народу и просить бесплатные билеты. А это лишний геморрой. Потом опять же на концерт придет сто друзей и каждый с бутылкой, с косяком, и каждый будет угощать. В итоге, все нажрутся и концерт пройдет незнамо как.

— Недавно по телевизору была премьера фильма «Перекресток». Типична ли для нынешних музыкантов такая ситуация: сегодня ты работаешь на большой сцене, а завтра в подземном переходе?

— Возможно и такое. Я живу сегодняшним днем и не задумываюсь, что будет завтра. Появятся проблемы, тогда и буду думать.

— А если в такой ситуации окажется знакомый тебе музыкант, поможешь?

— Никак! Че я ему работу помогать буду искать? Не ребенок, сам найдет. Мне никто не помогал, и я ничем не могу помочь. Ну, может быть, только то, что предложу работу в моей группе. Но у меня на сегодняшний день все места, к сожалению, заняты.

— Как ты любишь отдыхать? В ресторанах, наверное?

— Кабаки ненавижу. Это сказано в песне «Иди в кабак». Я больше люблю, если где и отдохнуть, так это на природе, за городом.

— В твоих последних песнях все меньше и меньше матерных выражений. Чем объяснить этот прогресс?

— Значит, они там не нужны. Если где-то будет уместен мат, я его обязательно применю. Не стараюсь его насильно куда-нибудь вставить. Где мат ложится хорошо, так ему и место. В целом, к нецензурной лексике я отношусь положительно. Она благоприятствует выходу своеобразных эмоций. Например, злости. Та матом что-нибудь бахнешь — и легче становится.

— Формулировка — «секс, наркотики и рок-н-ролл» — может быть девизом «Сектора Газа»?

— Время покажет. Сейчас мне нравится тяжелый гитарный рэп, типа «Rage aganist machine». Я не гонюсь за модой, делаю то, что мне нравится. «Сектор» — такой коллектив, который ни к попсе, ни к року не относится. Об этом уже много писали.

— От славы успел устать?

— Я стараюсь этого избегать. На улице, слава Богу, меня не узнают. Чувствуешь себя свободно и раскованно. И нет на душе всякой киркоровщины.

— Самый неприятный вопрос от журналистов?

— Почему группа называется «Сектором Газа».

— А все-таки, почему?

— (С раздражением) Потому что. Послушайте песню «Репетиция»...

Я всегда что думаю, то и говорю

 Популярность воронежской жлоб-рок-группы «Сектор газа» давно вышла за рамки какой-либо определенной возрастной или социальной категории населения. Так, публика, заполнившая около 800 мест московского кинотеатра «Волга», была столь же разношерстной, как уличная толпа. Правда, был всего один хаератый тип — я. Большинство народа в зале никак не производило привычного впечатления пьяных хулиганов, пришедших поколобродить на концерте, и вплоть до его окончания я, признаться, находился несколько не в своей тарелке.

Интервью с лидером «Сектора газа» Юрием Хоем расставило все на свои места. Например, я узнал о нелюбви прессы к группе и вследствии этого понял, откуда у меня такое предвзятое отношение к их концерту: конечно же из газет. Тут в гримерку зашла женская делегация весьма представительного вида с букетом цветов и пожеланиями дальнейших успехов. После фотографирования с Юрой представительница дирекции «Волги» искренне поблагодарила группу за доставленное удовольствие и пригласила их отыграть еще, на что те с готовностью согласились. Не успел я воспринять этот визит как должное, как Хой сказал, что всевозможные администрации группу открыто и люто ненавидят и запрещают (как в родном Воронеже), а сами втихаря слушают их кассеты: «Как порнуху, знаешь? Посмотрели — оторвались в своем кругу, а на людях хают да запрещают». Так что в этот раз им повезло с дирекцией зала.

Поскольку у меня с сексуальной ориентацией все в порядке (в отличии от эстетствующих умников, именующих себя «музыкальными критиками» и в силу естественной зависти стремящихся побольнее ущипнуть «Сектор газа» за его ярко выраженное мужское начало), да и лицемерить я не любитель, вопросы Юре Хою я подготовил простые, прямые и без подковырок, дабы снизить до минимума возможность неправильного истолкования его ответов. Вот они, прошедшие некоторую цензуру.

— Юр, кроме того, что ты и остальные музыканты играете в «Секторе газа», вы чем-нибудь уматным не знамениты? Типа рекордов по выпивке или как-нибудь менее тупо...

— Да нет, больше мы ничем не замечательны...

— Не встречаешь бывших учителей из школы? Если да, то слышали ли они твое творчество и как к нему относятся?

— Нет, давно никого не видел. Хотя как-то встретился с ныне покойной бывшей классной руководительницей, да еще у киоска звукозаписи, откуда как раз «Сектор газа» звучал — она очень порадовалась моим успехам. Но в школе у меня по пению «трояк» был...

— Как складываются отношения с фанатами группы — надоедают или получается что-то взаимовыгодное?

— Фанат — слово какое-то... Это 14-летние что-то, какие с ними могут быть отношения? У нас публика сам видишь — всех возрастов, это не фанаты, просто им нравиться. Вот, например, моей маме наш «Туман» очень нравиться. А дети и есть дети.

— Ну а девочки всякие плачущие на шею кидаются? Их куда деваете?