Заново рожденные - Дэвид Фельдман

Таким образом, сторонники теории позитивного мышления оказываются правы при любом исходе. Если человеку удается добиться успеха в работе, преуспеть в личной жизни или победить болезнь, они тут же заявляют: «Смотрите! Всем этим он обязан позитивному мышлению». Но если у человека ничего не получается на работе, нет счастья в личной жизни или удача окончательно отворачивается от него и ему не удается пережить болезнь, поборники позитивного мышления могут заявить: «Он просто был недостаточно позитивен. Иначе все было бы хорошо». Или еще того хуже: «Причиной его несчастий были сомнения и пессимизм».

В этом кроется, наверное, самая большая опасность упрощенного толкования позитивного мышления. Соглашаясь, что позитивное мышление имеет решающее значение для успеха, вы вынуждены согласиться и с печальным допущением, что люди, которые не способны мыслить позитивно, обычно терпят неудачу. Таким образом, вся вина ложится на самих людей, которым на самом деле просто не повезло и которые оказались жертвой обстоятельств.

Пожалуй, онкологическим больным эта стойкая вера в силу позитивного мышления наносит больший вред, чем всем остальным. Когда Барбаре Эренрейх, известной журналистке и публицисту, был поставлен диагноз «рак груди», она с головой окунулась в Интернет, книги и журналы в поисках точки опоры. Она думала, что столкнется со слащавыми размышлениями о смысле жизни при раке. Каково же было ее удивление, когда вместо этого она обнаружила повсюду одно и то же утверждение: «Ты виноват в том, что у тебя рак, и только ты можешь вылечить его!» Как она впоследствии написала в книге «Жертвы оптимизма» (Bright-Sided), чем больше она искала, тем «сильнее становилось ощущение изоляции… Смерть меня не пугала, но мысль, что я должна ее встретить, сжимая в руках плюшевого мишку и непринужденно улыбаясь, — честно говоря, к такому я была не готова, каковы бы ни были мои познания в области философии».

Конечно, если бы существовали научные исследования, показывающие, что объятия плюшевого мишки способны вылечить рак, этот метод стоило бы испробовать. К сожалению, таких исследований нет. Большинство исследований выглядит приблизительно так. Набирается группа пациентов для изучения того, как сознание больного влияет на развитие рака. Половина получают психотерапевтическую помощь или ходят на занятия в группах поддержки, что должно способствовать развитию у них позитивного мышления. Вторая половина ничего такого не делает. Затем исследователи терпеливо ждут, наблюдая за тем, кто умирает, а кто нет. Как правило, в этих исследованиях обнаруживаются минимальные различия в показателях смертности между двумя группами или же констатируется отсутствие таких различий. В зависимости от типа рака умирает приблизительно половина людей, у которых он развивается. При этом создается впечатление, что нет никакой разницы, научили их думать позитивно или нет.

Оказываясь под прицелом критики, сторонники идеи о силе позитивного мышления быстро находят контраргументы, указывая на ряд исследований, доказывающих, что занятия в группах поддержки способствует укреплению иммунной системы пациентов. Это действительно так, и этому можно было бы только радоваться, если бы не одно обстоятельство: укрепление иммунной системы, судя по всему, не очень-то помогает в борьбе с раком. В некоторых случаях это даже может иметь негативные последствия, поскольку отдельные разновидности злокачественных опухолей растут быстрее на фоне укрепления иммунитета. Уже известный нам психолог Джеймс Койн — на этот раз совместно со своими коллегами Говардом Тенненом и Аделитой Ранчор — внимательно изучил исследования, авторы которых заявляли о наличии связи между посещением сеансов групповой терапии и замедлением прогрессирования рака. В своей статье, опубликованной в Annals of Behavioral Medicine в 2010 году, они сетуют: «Мы выяснили, насколько необоснованными и даже неправдоподобными являются причинные связи между изменениями в показателях функционирования иммунной системы, используемых в этих исследованиях, и прогрессированием рака или исходом заболевания. Однако же, несмотря на то, что при тщательном рассмотрении вмешательства такого рода оказываются неэффективными с точки зрения недопущения рецидива или повышения шансов на выживание… в своих пресс-релизах авторы этих исследований заявляют об обратном, обращаясь напрямую к пациентам, страдающим раком».

Это не означает, что подобные вмешательства не дают никакого эффекта. Даже если результаты и не самые воодушевляющие, с точки зрения эмоционального состояния пациенты все-таки получают ощутимую пользу. Вероятно, самым разрекламированным видом психологического вмешательства для больных раком является поддерживающая экспрессивная психотерапия, разработанная доктором Дэвидом Шпигелем с медицинского факультета Стэнфордского университета. Как и в случае с другими группами пациентов, страдающих раком, о которых мы уже говорили, данное исследование также не дает четкого ответа на вопрос, повышает ли вмешательство шансы на выживание или нет. Однако из него становится ясно, что участники группы все-таки получают определенную пользу: у них улучшается настроение, снижается тревожность, уменьшается выраженность симптомов связанного с травмой стресса и даже подавляется субъективное восприятие физической боли. Но, возможно, самой интересной особенностью экспрессивной психотерапии является то, что она не сводится к простому стимулированию позитивного мышления. Вместо этого практикующие ее психотерапевты призывают пациентов выражать свои мысли и чувства, отдаваться им полностью, какими бы они ни были. В своей книге «Жизнь без границ» (Living Beyond Limits) Дэвид Шпигель рассказывает о леденящих душу темах, которые часто появляются в разговорах женщин с метастатическим раком молочной железы поздних стадий: они говорят о потере груди, выпадении волос, невозможности вести нормальный образ жизни и даже о суициде. Может показаться, что такой опыт должен негативно сказываться на состоянии женщин, но доктор Шпигель наблюдал обратный эффект: открытое и откровенное обсуждение непростых тем зачастую помогает преодолеть страх перед ними.

Избегать их — все равно что отрицать очевидное.

«Я не знаю, что будет с моим зрением в будущем, — признался себе Алан после многих месяцев борьбы. — Я надеюсь, что оно не ухудшится, но, если это произойдет, я хочу еще многое успеть». Что касается мечты о карьере в Королевских ВМС, то он предпочел не заниматься самообманом и признал, что ей не суждено осуществиться. Отказавшись от незамысловатой логики позитивного мышления, он сохранил способность по-настоящему трезво оценивать ситуацию. «Я знаю, чего я больше не могу делать после того, что случилось с моим зрением, — сказал он себе. — Теперь я должен понять, что я могу делать».

Тогда-то ему в голову и пришла мысль обзавестись лодкой и совершить переход на веслах от Канарских островов до Барбадоса. «Все решили, что я свихнулся. Но это была моя жизнь, и я хотел сделать что-то такое, что стало бы настоящим испытанием и для тела, и для души. Мне нужно было порвать с прошлым».

Удивительно, но отказ от одной мечты — а уж это точно не было проявлением позитивного мышления — привел к новой мечте.

Психолог Карстен Врош из Университета Конкордия посвятил более десяти лет всестороннему изучению вопросов, связанных с отказом от цели. «Представление об упорстве и настойчивости как гарантии успеха глубоко укоренилось в американской культуре», — отмечает он в статье, написанной в сотрудничестве с Грегори Миллером для журнала Psychological Science. Но бывают моменты, заявляют авторы работы, когда слепое следование одной цели может принести больше вреда, чем пользы: «В частности, когда люди оказываются в ситуациях, в которых вероятность достижения цели невелика, им лучше вовсе отказаться от нее. Отказавшись от цели, которая недостижима, человек может избежать многократного повторения одних и тех же неудач и связанных с этим отрицательных последствий для душевного и физического здоровья».

Это мнение разделяют и другие авторы. Десятки исследований показывают, что иногда лучше сдаться, чем упорствовать. В одном из исследований Врош и его коллеги Ютта Хекхаузен и Уильям Флисон изучали, как женщины справляются с серьезной и потенциально опасной для психического здоровья проблемой — неспособностью иметь собственных детей. В какой-то момент между 40 и 60 годами материнство становится недостижимой целью для женщины по причинам естественного порядка. Особенно трудно примириться с этим тому, кто планировал завести ребенка, но не успел. По мере приближения к 40-летнему возрасту многие бездетные женщины прилагают все больше усилий, чтобы забеременеть либо естественным путем, либо прибегнув к экстракорпоральному оплодотворению. В рамках исследования было опрошено 139 женщин как до, так и после достижения ими возраста 40 лет. Исследователи пытались узнать, хотят ли эти женщины завести ребенка, и если да, то предпринимают ли они какие-либо усилия, чтобы забеременеть. Большинство женщин моложе сорока сообщили, что дети — одна из главных целей в их жизни и что они прилагают много усилий для ее достижения. Когда исследователи проанализировали ответы женщин старше сорока, они увидели совершенно другую картину: для подавляющего большинства материнство не было целью. По-видимому, осознавая, что, скорее всего, они достигли возраста, в котором эта цель теряет всякий смысл, они оставили все попытки достичь ее. Тут есть повод для печали: вряд ли расставание с важной целью может вызвать радость. Но вот объяснение того, почему все не так грустно, как кажется: женщины старше сорока, переставшие тратить все силы на достижение цели стать матерью, чувствовали себя менее подавленными, чем те, кто продолжал прикладывать все возможные усилия. Другими словами, с точки зрения психического здоровья отказ от цели является благом.