Румыния и Египет в 1860-1870-е гг. Письма российского дипломата И. И. Лекса к Н. П. Игнатьеву - О. Петрунина

Засвидетельствуйте, пожалуйста, мое нижайшее почтение супруге Вашей и княгине Голицыной[36].

С отличным почтением и душевною преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства покорнейшим слугою

И. Лекс

Яссы

14 апреля 1866 г.

Конфиденциально

Многоуважаемый Николай Павлович.

Предписание Вашего Превосходительства от 14-го текущего апреля я имел честь получить и очень удивлен был, узнав, что адреса молдаван не достигли до назначения; между тем, я знаю наверное, что все три адреса, копии с которых я имел честь препровождать к Вашему Превосходительству, отправлены были: два – в Константинополь и один – в Париж. Во всяком случае, 3-го апреля молдаване явно выразили желание сепаратизма[37]; хотя демонстрация их и окончилась весьма грустно, но все-таки она доказывает, что в Молдавии не хотят соединения, – удайся только ясская демонстрация, все другие уезды последовали бы за столицей, и не знаю, остался ли бы один валах во всей Молдавии.

Конечно, в настоящее время обстоятельства сложились так, что можно даже согласиться на иностранного принца[38], лишь бы избавить страну от террора красных и произвола неответственного правительства, и, будучи вполне уверены, что принц долго не останется в Бухаресте, и что тогда Турция войдет тотчас же с войсками в княжества и положит наконец предел анархии, царствующей в Молдо-Валахии уже около десяти лет. Красные и даже само революционное правительство громко обвиняют нас в том, что мы создали сепаратистов, и что мы произвели движение 3-го апреля, – рассказывают даже, что я истратил для этого огромные суммы: по словам одних, 16 тысяч полуимпериалов, по словам других, – 80 тысяч полуимпериалов, наконец, в Букаресте доходили даже до 200 тысяч полуимпериалов; теперь у меня являются новые враги, которые в претензии на меня, что имел столько денег, а ничего им не дал!

Тиссо[39] я знаю уже давно как человека весьма ловкого, но он не имеет никакого влияния ни в среде бояр, ни в среднем классе, ни, наконец, на народ; конечно, на его стороне сила, так как он явно поддерживает временное правительство, действующее под влиянием красных. Только со времени приезда его в Яссы правительство дало волю сепаратистам говорить, что им вздумается, и как теперь видно, это сделано было только для того, чтобы возбудить их на движение, воспользовавшись которым, забрать главных деятелей сепаратизма, – народ же избить и зажать рот террором остальным молдаванам. Эта политика удалась, и в настоящее время Франция торжествует в Молдавии, – но надолго ли? – сепаратисты начинают понемногу приободряться духом и не намерены признать себя совершенно побежденными; наконец, офицеры из молдаван недовольны тем действием, на которое их заставило выступить временное правительство, и очень может быть, что они вскоре примкнут к своим отцам и братьям.

Во всяком случае, если явных действий и не последует, то выйдет, по крайней мере, на свежую воду то обстоятельство, что движение 3-го апреля произведено не нами, а, напротив, возбуждено временным правительством вследствие наущений Франции.

Что же касается до английского моего коллеги, то с самого приезда его в Яссы он окружен врагами унии (в чем, между нами сказать, и я несколько причастен), и в настоящее время он гораздо более сепаратист, чем я, – он даже, несчастный, поплатился за это, так как его пробовали было отравить, и он чуть-чуть не умер. Говоря вообще весьма много и все, что он думает, г. Сент-Клер имел неосторожность громко кричать в гостинице, что революция 3-го апреля выдумана временным правительством, что войска действовали бесчеловечно, и что он донесет обо всем министерству. Впрочем, австрийский консул, который обыкновенно весьма осторожен, а все-таки ему подсунули беладону в его кушанье, – и он, и все его семейство были очень больны, и трое докторов подтверждали отраву. Это все осталось, конечно, в секрете, так как мы живем под террором. Я весьма мало выезжаю из дому и вижу у себя более одних русских.

Хорошо бы было, если б лорд Лойнс[40] показал Вам донесение Сент-Клера своему генеральному консулу в Букаресте, тогда мы могли бы убедиться, действительно ли он пишет то, что говорит. Впрочем, несмотря на то, что он с первого же дня революции объявил мне, что он ни слова не верит взводимым на нас обвинениям, я действую в сношениях с ним весьма осторожно и избегаю всяких откровенных бесед.

Мы были на днях, Сент-Клер и я, у арестованного и раненого митрополита[41], – разговор наш с ним продолжался полчаса в присутствии генерального прокурора. Его Преосвященство просил нашей общей защиты, объявил, что его народ взял силой из церкви; по мнению моему, он говорил с нами не откровенно: его предали кассационному суду, и он боится недобросовестных судей-валахов, – кроме того, за час до нас у него были логотененты[42] и, вероятно, приказали ему говорить то, что он нам говорил. Во всяком случае, мне жаль пр. Калиника, он хоть и был верный слуга Кузы, но он все-таки бояр, а поэтому предан России и Православной Церкви, наконец, он ненавидит валахов и сепаратист в душе. Иностранные газеты прокричали было о том, что ясский почтмейстер принимал тоже участие в движении 3-го апреля, – это гнусная ложь; г. Клингер отличный человек и не думает вмешиваться в дела, которые до него не касаются.

Перед тем, чтобы окончить письмо, позвольте мне, многоуважаемый Николай Павлович, поблагодарить Вас за то участие, которое Вы были так добры принять в моей судьбе: вследствие рекомендации Вашей я имею, как кажется, надежду быть переведенным в Египет, и теперь только от Вас будет зависеть отправить меня из Ясс тогда, когда Вы сочтете возможным поручить мой пост другому лицу.

Засвидетельствуйте, пожалуйста, мое почтение супруге Вашей и княгине Голицыной.

С отличным почтением и душевною преданностию имею честь быть Вашего превосходительства покорнейшим слугою

И. Лекс

Яссы

13/25 мая 1866 г.

Многоуважаемый Николай Павлович.

Я имел честь получить любезное письмо Ваше от 2-го мая и спешу выразить Вашему Превосходительству мою чувствительную благодарность за то доброе расположение, которое Вы не перестаете оказывать Вашему старому однокашнику.

Дела в княжествах идут так быстро и так неожиданно, что невозможно заранее сделать какой-либо план и вообразить себе, чем все это кончится.

Во́т[43] палаты в пользу иностранного принца никого впрочем не удивил, так как все знали, что молдавские депутаты, собранные в Бухаресте, не решатся, из боязни, действовать против валахов. Ясские события доказали, что валахи не остановятся ни перед чем, лишь бы только достигнуть своей цели.

К несчастью для страны у молдавских депутатов недостало смелости для того, чтобы не ехать в Букарест и остановиться в Фокшанах. Что же касается до Григория Стурдзы[44], то он все это время действовал как-то весьма странно: все более жил в деревне и ни во что не хотел даже вмешиваться; несмотря на это, город Яссы избрал его своим депутатом, но он, на место того, чтоб, воспользовавшись своим мандатом, начать действовать, отсоветовал даже другим протестовать против выборов и вообще делать какую бы либо оппозицию. Со времени последней поездки его в Париж Мухлис-паша[45] совершенно вдался в изучение точных наук, и если имя его и было выставляемо несколько раз вперед в течение этого времени, то это делалось более его родными и людьми, близкими к его дому.

Если выбор принца Карла палатой никого почти не удивил, то приезд его в княжества поразил решительно всех в Молдавии; никто почти из молдаван не хотел верить, чтоб иностранный принц решился принять корону без согласия покровительствующих держав. Действительно, Карл I[46] должен быть или авантурист большой руки, или он действует вследствие каких-либо наущений сверху, которые пока остаются тайной. Во всяком случае, если уже нельзя было добиться разъединения, то для нас гораздо выгоднее иметь в соседстве иностранного принца, чем какого-нибудь Россетаки[47], Братьяно[48] или Галеско. Для Турции, конечно, – другое дело. Одно только дурно для всех – это то, что авторитет дипломатических конференций теряет всякое значение, – но может быть, и это обстоятельство принесет нам пользу, так как теперь нам уже нет более причин держаться строго Парижского трактата, который весь составлен был для ослабления влияния нашего на Востоке. Молдаване, хотя в душе и не довольны исходом дел в княжествах, но, как народ без всяких политических убеждений, – некоторые из них начинают уже уверять, что они ничуть не против иностранного принца и что если они и действовали иначе, то только потому, что не верили в возможность осуществления этой идеи. Что же касается до нашего влияния в Молдавии, то оно никогда не может уменьшиться, так как граница с Россией слишком велика, и так как сношения Молдавии с Бессарабией с каждым годом делаются чаще; с проведением же железной дороги в Бессарабии торговое движение усилится и влияние наше в Молдавии неминуемо увеличится, а известно, что влияние, основанное на торговых сношениях, есть самое прочное и неизменяемое.